– Руки.

Не понимая смысла просьбы, Ника подняла их ладонями вверх. Дев достал из дверного кармана длинную кабельную стяжку и затянул ее на запястьях своей добычи. Слегка откинул спинку пассажирского кресла, снял с себя куртку и накрыл ей Нику наподобие одеяла. Не то чтобы его тронули мурашки на ее коже и покрасневший кончик носа, но, если бы вдруг на трассе машину остановили, не по сезону одетая пассажирка со связанными руками сразу поставила бы в его карьере жирную точку.

В салоне все еще воняло миндалем. Выбравшись из тесного двора, Дев отпустил тормоза. Переносица медленно, но верно наливалась тяжестью, в горле пересохло – напоминала о себе недолеченная простуда, – и все, о чем он мечтал, это поскорее добраться до дома (вернее, того, что временно исполняло его обязанности), выпить чего-нибудь горячего, а лучше – горячительного, и завалиться спать.

Дев, конечно, понимал, что дорога будет нелегкой, но сейчас ему показалось, будто против него ополчились некие невидимые, но зловредные силы – симптомы простуды нарастали, совсем скоро к насморку добавилась сверлящая боль в левом виске и невыносимое желание закрыть глаза, чтобы не видеть света фар встречных автомобилей. В сон клонило все сильней.

На трассе он несколько раз ловил себя на том, что отключается, – всего лишь на долю секунды темнеет в глазах, и вот уже приходится вспоминать, где он и что здесь делает. Надо было остановиться на заправке и выпить кофе, но не хотелось терять время.

Арси уже весь мозг проклевала бы, а эта молчит. Отвернулась, спит, наверное. Идеальная жертва.

Заметив машину ДПС, он сбросил скорость, но было поздно. Прицельный тычок полосатого жезла не оставлял сомнений в том, что Дев превысил гораздо сильнее, чем на ладно-черт-с-тобой-двадцать километров в час.

Причалив к обочине, он лихорадочно попытался вспомнить цифру на спидометре. Сто сорок? Сто шестьдесят? Справа и слева от дороги издевательски темнели давным-давно нежилые избы с просевшими крышами. Населенный пункт. Перенаселенный, блин, мертвец мертвеца через дорогу переводит. Ну и влип же ты, Девлинский…

Пистолет за поясом джинсов обжигал спину. О том, что лежало в багажнике, в дорожной сумке, лучше бы даже не вспоминать.

К машине неторопливо приближался полноватый полицейский лет сорока. Номера он, конечно, уже срисовал. Тачка… (Дев судорожно выдохнул и нырнул ладонью в задний карман джинсов) …не из дешевых. И сопливый пацан за рулем.

Осторожно, чтобы не разбудить Нику, он извлек из кармана куртки водительские права и документы на машину, быстро сунул между пластиковыми карточками сложенную пополам купюру и опустил стекло.

Ва-банк.

Лейтенант не спеша изучил права. Свидетельство о регистрации. Страховой полис. Развернул и снова сложил медицинскую справку. Деньги оставались нетронутыми.

Для Дева остановилось время. Пот катил с него градом. Оружие, казалось, вплавилось в кожу. Чтобы не выдать себя случайным движением, он вцепился в рычаг коробки передач.

– Что будем делать? – Зажатая между полными пальцами пятитысячная купюра слегка подрагивала.

Улыбка получилась натянутой.

– У нее мать – гипертоник, – сказал он хрипло. – И отец после инсульта.

– Ну прям лазарет, – хохотнул тот. – Сама-то хоть здорова?

Мельком глянув на нагрудный карман его форменной куртки, Дев отметил отсутствие личного регистратора. Значит, надежда есть.

– В больницу везу.

Ника шевельнулась. Приподняв голову, она уставилась на полицейского взглядом, в котором только слепой не распознал бы крика о помощи.

– С вами все в порядке?

Дев до крови прикусил губу. Правая рука соскользнула с рычага и дернулась за спину. Если что, до багажника он не дойдет…

– Да, все нормально, – едва прошептала Ника.

Будто в тумане, он ощутил ладонью шершавый пластик возвращенных документов.

– Счастливого пути.

Когда знак населенного пункта остался позади, Дев снова остановил машину. Вышел и, шатаясь, побрел в лесополосу. Расстегнул молнию джинсов, встал возле дерева, прислонившись лбом к шершавой коре. Вместе с облегчением накатила слабость. Он обернулся. Луч ксенонового света фар покачивался в темноте, словно автомобиль не стоял на месте, а готовился отплыть куда-то по невидимым черным водам.

Дев сделал несколько шагов и упал в рыхлый снег. Острые иглы холода впились в лицо и шею. Приоткрыв губы, он с наслаждением коснулся языком рассыпчатой льдистой крупки. Горстью набрал ее в рот, снова зачерпнул и приложил к пылающему лбу, чувствуя, как талая вода сочится сквозь пальцы и стекает вниз по рукам. Боль в левом виске отступала, становилась терпимой. Опасаясь ее возвращения, Дев медленно поднялся на ноги и так же медленно двинулся вперед, к яркому пятну света. Он знал, что ему туда надо, хоть и не помнил, зачем.

От духоты в салоне он едва не потерял сознание.

– Выглядишь ужасно.

Дев не ответил. Он искал в кармане ключ, а потом нащупал его в замке зажигания и понял, что оставлял машину открытой.

– Ты не доедешь, – безжалостно сказала Ника.

Рявкнул двигатель. Дев резко дернул влево, но, услышав душераздирающий вой сирены, тут же ударил по тормозам. Мимо на полном ходу пролетел большегруз.

Наступившую вслед за этим тишину нарушали только равномерные щелчки включенного поворотника.

Дев понял, что не чувствует оружия. Испугался, что выронил в лесу. Пощупал – нет, на месте.

Достав пистолет, он вышел из машины и дернул переднюю пассажирскую дверь.

– Садись за руль. – Слова выходили из распухшего горла с жутким хрипом.

– Я не… – Наконец-то, струсила. Глазищи в пол-лица. В другое время порадовался бы, что выбил из нее мало-мальски сильную эмоцию, но сейчас было не до того. – Я никогда не водила машину. Я не умею.

– Или так, или никак. – Дуло пистолета смотрело прямо ей в грудь. – Садись.

Дев еле дождался, пока она переберется, наконец, на водительское кресло, и рухнул рядом. Захлопнул дверь и заблокировал все четыре.

Ника в панике смотрела на приборную панель, держа перед собой связанные руки. Дев мысленно чертыхнулся. Пришлось обшаривать карманы сброшенной ей куртки. Кусачки лежали там же, где он их оставил. Дев перерезал пластиковый хомут, стягивающий Никины запястья, и она осторожно опустила ладони на руль.

– Левую ногу, – глухо проговорил он, снова куда-то уплывая, – поставь на пол. Правой нащупай педали. Их всего две. – Дождавшись кивка, продолжил: – Правая – ехать. Левая – не ехать. Не перепутай. Сейчас нажми на тормоз.

Когда он передвинул рычаг в драйв, машина тронулась с места.

– Тормоз, я сказал!

«Спортейдж» клюнул носом и замер. Вот дура!

– Посмотри в левое зеркало. Если никого нет, медленно отпускай педаль.

Прошло не меньше минуты, прежде чем она сделала то, о чем он просил. Автомобиль плавно выкатился на дорогу и битой клячей потащился вперед.

– Газуй, – грозно прошептал он, чувствуя себя самоубийцей, который решил уйти из жизни особо изощренным способом. – Мед-лен-но. Держи руль. И дыши. Хорошо.

До города километров тридцать. Если повезет, доедут.

Кажется, Ника вошла во вкус. По-прежнему сидела с прямой спиной, словно аршин проглотила, но в выражении лица, в блеске глаз, в подрагивании пальцев уже читалось все то, что чувствовал он сам, когда дорога впервые легла под колеса старенькой «девятки», порулить которой дал приятель, – волнение, легкость, азарт. И свободу. И «хочу еще».

Он смотрел на ее лицо – лицо Арсеники – и старался удерживать глаза открытыми, чтобы эта свобода не начала казаться ей безграничной.

Страшно было даже подумать о том, что Дев не вернется. Его возвращение пугало не меньше.

Почти весь день Арсеника провалялась на раскладушке, изредка поднимаясь, чтобы глотнуть пива или выкурить сигарету. Дев оставил немного еды, но хлеб и жесткая сырокопченая колбаса не лезли в горло. В поисках чего-нибудь повкуснее она наткнулась на пакеты, которые не заметила раньше, – внутри в одинаковых коробках лежали две неотличимых друг от друга пары ботинок, черные джинсы и синяя толстовка-худи с капюшоном. Порывшись еще, Арсеника извлекла вторую такую же. Не для себя же он все это купил, решила она и переоделась.