Тогда это и случилось.

Говорят, всё произошло как в замедленном кино? Едва ли не минута? Нихрена подобного, секунда-полторы. Просто в гонке секунда вмещает очень много, врезается в память как высеченная в граните. Мысленно перематываешь эту короткометражку снова и снова, мучаешься мыслью — почему ничего не сделал… Даже когда поздно пить боржоми.

Воздушный кулак придавил корму её машины, повёл в сторону и оторвал задний спойлер. Задняя пара колёс в доли мгновения утратила прежнее сцепление с дорогой. Машину подбросило. Казалось, она вообще летит в воздухе над газоном, сильно забирая влево и даже не касаясь земли. А потом врезалась в опоры операторской кабины, разметав их как спички.

Потом меня спрашивали: почему не ударил по тормозам, не бросился спасать — как тогда в Тропарёво?

Не знаю. В первый миг заботило не налететь на обломки её антикрыла и не разбиться к чертям самому. Когда поравнялся с остатками будки и гоночной машины, тормозить было поздно, уже несло к повороту, где виднелась корма другого «союза», отстающего на круг. Я завершил гонку, соревнования почему-то не остановили, наверно из-за того, что авария случилась в стороне от трассы, и не сразу поняли, что там со смертельным исходом.

И как стоять на пьедестале почёта, обливаться шампанским, когда твой коллега-товарищ по спорту погиб, будь он сто раз соперник? Торжественное награждение отменилось.

Если по правде, меня ничто особо не связывало с этой женщиной. Даже если бы переспали в Волгограде, как она добивалась, вряд ли бы это что-то сильно поменяло. Лена — дама не моего романа. Подозрение, что именно она сыграла ключевую роль в моём аресте, подозрением и осталось.

Бисексуалка, наркоманка. Как личность местами довольно неприятная, неблагодарная, зачастую беспринципная… Хватит! Не гоже о покойниках говорить плохо.

Отчасти виновато моё мировосприятие из 2025 года, не на 100 процентов исчезнувшее. Тогда к травке и вообще к лёгкой наркоте относились, глядя сквозь пальцы, отвратительное явление стало обыденным. Здесь наркотики употреблялись неизмеримо реже, я должен, должен, должен был кричать!

И что ещё не давало покоя… Она хотела от меня ребёнка. Продолжить наследие Бруновых в бесконечность ещё по одной линии. Это не оставило равнодушным.

Понятия не имею, насколько те затяжки повлияли на её решения и стиль вождения. Быть может, давила гашетку в пол, увидев меня в зеркало заднего вида, не желала уступить лыжню, травка не причём. Не исключаю, что, не покурив и не уняв последствия травматического стресса, ехала бы ещё хуже. В любом случае я смалодушничал, не обеспечил, чтоб обкуренную сняли с гонки, а лучше вообще отстранили от опасного спорта. Испортил бы себе репутацию, но она осталась в живых.

Stop narcotics, narcomano stoppo!

Stop narcotics, narcomano stop!

Дурашливая песня Доктора Александрова, ещё из той, оставленной жизни. Почему я не послушал ехидного доктора, не остановил Елену⁈

Клип на эту песню здесь: https://www.youtube.com/watch?v=rmTsg_YOGUU

20.

Эпилог

Не притормозив на трассе, я не остановился и в чемпионате. Занял итоговое третье место в Союзе чисто за счёт стабильности, опередив многих, побеждавших на отдельных этапах, но сходивших на других или не набиравших очков.

Ереванскую трассу закрыли, предписав к началу следующих соревнований обнести её ветрозащитными щитами, что сделало строительство непомерно дорогим даже руками закавказских комсомольцев, но отступать поздно. Лену хоронили в закрытом гробу. Оператору, сидевшему в будке, сравнительно повезло, отделался переломами. Разумеется, на телевидение и в центральную прессу не просочилось ни единого слова правдивой информации, советский автоспорт — самый безопасный в мире.

Девятое место в Кубке Дружбы, где против нас каталась дюжина гонщиков на примерно таких же «союзах», доказало мне окончательно — завязывай ты с этим делом. Я оставил Формулу в качестве пилота, но свалить из неё окончательно не дали. «Есть мнение, что советская команда в следующем сезоне должна принять участие в гонках при участии соперников из капиталистических стран». Мнение было озвучено даже не в Госкомспорте, в в ЦК. «Партия вам доверяет решение особо ответственной задачи…»

Я стал начальником советской команды в классе Формула-3, плюс 500 к окладу в ЦКБ, что недурно, в качестве ложки дёгтя получив невыполнимое задание откатать открытый чемпионат ФРГ и не опозориться. Зима ушла на подготовку техники и выезды на места будущих сражений, удалось прокатиться по большой петле Нюрбургринга, специально возили с собой машины с дефорсированным движком, чтоб не раскрывать конкурентам наши возможности.

Я видел машины немцев, австрийцев, итальянцев, французов и англичан. Где-то из глубины сознания прорезался оптимизм. Мы как-то больше взращены на рассказах о чудо-болидах Формулы-1, дорогих как самолёт — что в приобретении, что в эксплуатации. Тем более машины, претендующие на победу, не продаются. «Феррари», «МакЛаррен», «Рено», «Форд» и прочие конюшни, индивидуально или в альянсе с кем-то, собирают уникальные тачки и ни с кем ими не делятся, причём тот же «Форд» запросто выставит несколько команд, сочетаясь с другими производителями. Небольшие по объёму моторы имеют от 8 до 12 цилиндров, турбонаддув, развивают мощность свыше тысячи лошадей, летают на авиационных скоростях, по прямой разгоняясь за три сотни. В Формуле-3 всё далеко не так. Несколько компаний штампуют автомобили на продажу желающим, не выставляя, как правило, собственные заводские команды. Характеристики машин близкие, успех гораздо больше зависит от собственного умения настроить и пилотировать. Что важно, в них стоят исключительно серийные 2-литровые атмосферники от обычных легковушек, форсированные до 170–190 лошадиных сил, с штатной 5-ступенчатой механической коробкой передач. Цена экземпляра обычно не превышает цену седана бизнес-класса, той же «Ауди-200».

Признаюсь, я как-то пропустил ликбез по устройству иностранных Формул-3, отчасти доверяя Раулю, отчасти ориентируясь скорее на Формулу-1. Теперь с затаённой радостью обнаружил, что мы вложили несравнимо больше усилий в «союзы», чем будущие соперники. Тойотовские моторы 2.0i для гонок уже в цеху Минского моторного завода снабжались очень особенными гильзами цилиндров из сверхпрочных сплавов, на серийные легковухи такие ставить не рентабельно. Головка дорабатывалась весьма кардинально, как и поршневая, коленвал — вообще произведение искусства, в итоге двигатели рвали штатную коробку как тузик грелку. Мы продолжали их комплектовать коробками передач от турбированных трёхлитровиков, эти выдерживали. То есть по энерговооружённости наши «союзы» превосходили всякие «ансоны», «рейнарды» и «шевроны» минимум на треть, а то и в полтора раза. Поскольку с кубика объёма снималась значительно меньшая мощность, чем в Формуле-1, надёжность силового агрегата «союза» получилась весьма приличной. Наконец, наши парни выросли на кольцевых трассах уровня минской Боровой, рассчитанной максимум на «эстонии» с жигулёвским мотором 1.3. И если там научились рассчитывать скорость входа в поворот, европейские трассы для Формулы-1 им не то чтобы семечки, но к хорошему привыкнуть проще, чем к плохому.

Сезон вывернул меня наизнанку… Когда при возвращении в Москву слышал, «есть мнение, что партия и правительство в следующем году доверят вам и открытый чемпионат Японии Формулы-3», едва промолчал, чтобы не послать родные партию и правительство на три буквы, и это не слова «дом» или «мир». Конечно, саботировать их приказы иногда полезно, но не публично и не демонстративно. Приближаясь к 40-летию, я хоть иногда демонстрировал сдержанность.

Но трудно было не дать выплеснуться эмоциям, когда в ноябре, выиграв Нюрбургринг вчистую в заключительной гонке, Рауль Сарап поднялся на высшую ступень пьедестала по итогам чемпионата, Напа — на третье место, пропустив к серебру ГДРовского парня Вольфганта Гессе на таком же «союзе»!