Снова начинается эта внутренняя дерготня. Типа, ты не прифигел ли, убогий? Пора возвращаться. Пора-а возвраща-аться!

И тащит за поводок.

Упираюсь ладонями и коленями в землю, не двигаюсь с места.

Это все равно что дергаться в петле в надежде порвать веревку собственной шеей.

У нас, неживых, нет свободы выбора.

Живые сами отказываются выбирать.

Я выбираю быть здесь. Хоть и опоздал почти на полгода.

Сейчас я здесь, Дашка. И никуда не ухожу.

Я найду его, Дашут. Теперь я его знаю.

Возле дома начала собираться толпа. Все, как один, глядели вверх – туда, где виднелась одинокая темная фигурка с раскинутыми в стороны руками. Кто-то предложил вызвать полицию. Кто-то заметил, что уже вызвали.

Незнакомая девятиэтажка в чужом дворе. Рядом – несколько таких же. Бетонные коробки, квадратом окружившие облезлую детскую площадку. Ветер гоняет по асфальту палую листву, мятый пакет и обрывки газеты.

Девушка стояла на самом краю крыши, запрокинув лицо к свинцово-серому небу. Снизу кричали, чтобы она не порола горячку. Предлагали спуститься самой. Вряд ли она слышала. Слишком высоко.

– Доченька, доченька… – запричитал голос прямо за спиной у Ники. Обернувшись, она увидела Ксюшину маму.

Так значит там, на крыше – это…

Ника бросилась к подъезду. Заперто. Кодовый замок. Подергала дверь – не поддается. Вернулась назад, хотела крикнуть, что сейчас поднимется, но не хватило дыхания. И все никак не удавалось вдохнуть полной грудью. Воздух вырывался изо рта белым облачком пара, только звук не получался.

Девушка на крыше повернулась спиной к улице. Как тогда, на подоконнике Никиной комнаты. Распахнула крылья. Огромные, с заостренными маховыми перьями.

И шагнула назад.

А упала Ника.

С кровати – на пол.

Вскрикнула, потирая ушибленный локоть, встала на ноги и тут же уткнулась лицом в плечо подбежавшей мамы. Звуки вернулись. Цвета, знакомые запахи.

– Доча, что же это такое, как же так… – шепотом приговаривала мама и гладила ее по волосам. А Ника смотрела в одну точку, все еще не веря в то, что на этот раз действительно видела сон. Страшный сон, не более.

Нервы ни к черту…

– Ксюха приснилась, – скупо пояснила она, как только пришла в себя. Высвободилась из маминых рук, пошарила рядом с подушкой в поисках телефона. Забыла, зачем искала. Собираться надо. Сегодня важный день. – Кстати, где твои камни? – поинтересовалась словно бы невзначай, когда рылась в шкафу в поисках подходящей одежды. – Я давно их не видела.

– Камней больше нет.

– А?

– Камней больше нет, – тяжело повторила мама. Села на край кровати, безнадежно вздохнула. – Не хотела тебе говорить, но так будет лучше… Их нет. Они разрушаются. Даже у меня.

Ника оставила в покое стопки с вещами. Что-то в мамином голосе заставило ее опуститься на колени рядом и взять маму за руку.

– Что это значит?

– Она нашла тебя. Чертова мертвая ведьма знает, что ты здесь… и тянет свои руки… Ну, ничего. Не дотянется. Я тебя не отдам.

– Так как ее все-таки звали? – тихо спросила Ника.

– Не нужно тебе этого знать, – покачала головой Ангелина Власовна. – И имени ее здесь звучать незачем. Только беду накликаем… Нет тебя, нет! Померла! – добавила она совсем другим, жестким тоном.

В темный угол исподлобья глянула, обмахнулась крестным знамением и вышла из комнаты.

Ника посмотрела туда же. Ничего особенного не увидела. Продавленное кресло и выцветшие обои. Быстренько оделась и на всякий случай поспешила за мамой. Мало ли.

– И куда это ты так вырядилась? – подозрительно спросила Ангелина Власовна, едва завидев дочь на пороге кухни. Ника быстро глотнула кофе. Обожгла язык, сморщилась, осторожно сделала еще один глоток.

Она торопилась в клуб.

– Репетиция, – наспех соврала Ника. – Готовим концерт для детей из приюта. Вот и… Для полного погружения.

– Ну, иди. – Мама подозрительно прищурилась. – Погружайся. Раз надо.

Надо, мама. Знала бы ты, как…

Уже на пороге Ника вспомнила про рыжий парик. Лучше бы не шокировать Нелидова резкой сменой имиджа. Пришлось повозиться с заколками, но в итоге получилось не хуже, чем у Шанны. Хорошо еще, что мама не успела увидеть дочь такой. Хотя снова можно было списать все на роль.

Пока ехала в маршрутке, страха не было. Вернее, Ника старалась о нем не думать. Смотрела на улицы города. На сонных утренних попутчиков. Листала ленту новостей в соцсети – фотографии котят, одни и те же книжные цитаты и повторяющиеся шутки.

Никаких пропавших девушек.

От остановки до клуба нужно было пройти приличное расстояние пешком. Общественный транспорт туда не ходил. Улица тупиковая – бывшим вокзалом и заканчивается. Старый город. Дома, наполовину вросшие в склон. Темно-красный кирпич, мутные окна, двери с растрескавшейся краской. Дальше – элеватор. Тот самый, откуда она вытаскивала Игни. При свете дня – обычные развалины. Ничего примечательного. А вот и офисы, где работает ночным сторожем ее неожиданный помощник. Сейчас там, наверное, полно народу. Работа кипит. И никому нет дела до того, что творится неподалеку. Птицы. Пастыри. Чья-то вторая душа…

А что, если именно Нелидова? Возможно ли распознать в человеке двоедушника… днем? Тот же Антон с виду парень как парень. Не зная – не заподозришь. Вот Игни – да. Если бы она встретила кого-то вроде него, то, скорее всего, не ошиблась бы.

Ночью. Днем – нереально.

Парковка возле клуба снова оказалась пустой. Не считая пары автомобилей, ни один их которых не был «Кайеном» Павла. Значит, его самого тоже могло не быть.

Ника дошла до дверей клуба и чуть не развернулась обратно. Правда, глупо было бы так сразу сдаваться. Нелидов предложил приехать сегодня. Надо хотя бы попытаться.

Если не пустят – это будет уважительная причина. Оправдание для совести. По крайней мере.

Только теперь она начала бояться по-настоящему. Никто не знал, что она здесь. Нужно было хотя бы Шанну предупредить. Ника решила, что напишет ей сообщение, когда окажется внутри.

Ладно, не армия же маньяков там засела. Люди работают.

Ее пропустили сразу. Ни одного вопроса не задали. Прошла сквозь рамку металлоискателя, вывернула сумку перед глазами непроницаемого с лица охранника. И почти нос к носу столкнулась с Валерией Карпович.

– Это ты, что ли, на собеседование?

Блондинка увлеченно водила пальцем по экрану смартфона, поэтому сходу не признала в ней свою ночную пассажирку. Ника кивнула и попыталась замаскировать лицо ярко-рыжими прядями. Валерия жестом пригласила следовать за ней и первой направилась к длинному коридору, звонко цокая каблуками по зеркальным плитам пола.

Ника шагала позади и, пользуясь случаем, во все глаза разглядывала обстановку.

В ту ночь, когда они с Ксюшей были здесь на стимпанк-вечеринке, все казалось совсем другим. Люди в невообразимых костюмах. Рваные ритмы. Ломаные движения. Всеобщее веселое сумасшествие, которому хочется поддаться. Довести до абсурда, прожить до конца, истратить без остатка, без оглядки на утро, здесь и сейчас. Для этого и существуют ночные клубы. Легитимное безумие. К тому же еще и групповое.

А тут, оказывается, есть на что посмотреть. Вокзальное прошлое, конечно, почти не угадывается. Но вдруг из-за поворота выныривает чугунная печка. Круглая, с двумя заслонками. Из той поры, оттуда, и форма окон осталась прежней – арочной. Вряд ли меняли. Полукруглый потолок над танцполом. Вытяжки даже сейчас зачем-то гоняют на полную мощность. Сквозняк гуляет по лицу, и со всех сторон слышится монотонный гул. Сам зал напоминает гигантский вагон-теплушку. Одна сторона совсем не тронута ремонтом. Драные обои, под которыми виднеются другие обои, половина стены отсутствует вообще – она просто обрушилась, и ее оставили как есть. Только запечатали в толстое стекло. Даже бликов не дает. Можно по незнанию не заметить и попытаться пройти насквозь…