Ноланд некоторое время смотрел в одну точку. Лицо напряглось от усиленных размышлений. Он заговорил быстро и горячо, чуть не срываясь на крик:

– Вуивр… Где лалл? Арчибальд! Где красный камень вуивра?

Арчибальд нахмурился и полез в карман. Трясущейся рукой, измазанной в крови, он достал блестящий камешек. Ноланд облегченно выдохнул.

– Съешь его! – сказал он.

Арчибальд смотрел непонимающе и даже не нашелся, что ответить.

– Лалл заключает в себе необычайную жизненную силу, о его целебных свойствах говорится в легендах, неужели не вспоминаешь рыцарские баллады? Ешь! Просто проглоти.

– Я не превращусь в вуивра? – спросил Арчибальд.

– Не пори чепуху, это исцеление, – сказал Ноланд. – Отец, Вереск, я верно говорю? Лалл вуивра!

Ученые с сомнением кивнули.

– Ладно, – сказал Арчибальд слабым голосом. – Хуже уже не будет.

Он вложил камень в рот и с усилием проглотил. Круглый комок прошел по горлу. Арчибальд выпрямился, как будто потягиваясь после сна. Веки сомкнулись, голова откинулась на пол. Рыцарь вздохнул и замер. Вереск с Теодором придвинулись ближе.

– Он жив? – спросил Вереск.

– Спит, – ответил Ноланд, прислушиваясь к дыханию. – Надеюсь, это хороший знак.

– Что ж, – сказал Теодор, утомленно проводя ладонями по лицу. – Пожалуй, нам тоже лучше поспать. Попытаться. Что-то мне подсказывает, что завтра тяжелый день.

– Предполагаю, не только завтра, – вздохнул Вереск. – Нас под конвоем повезут в Луарцию.

– Отряд выполнил миссию, почему бы нас не отпустить? – сказал Ноланд.

– Не будь наивен, сын. Приор расценивает наши действия как диверсию, мы взяты в плен. Насолить международной организации дело нешуточное.

С такими мыслями исследователи погасили фонарь, горящий на последних каплях керосина, и уснули глубоким темным сном.

Разбудили их крики, шум и стрельба. Сначала Ноланд подумал, что это тревожные сны беспокоят под утро, но отец потряс за плечо и велел подниматься – он с Вереском уже был на ногах и прислушивался к доносящимся звукам.

– Эй, что происходит? – Теодор постучал в запертую дверь, но караульные не отозвались.

Ориентируясь в темноте на ощупь, Ноланд подошел к Арчибальду. Тот был жив, но по-прежнему крепко спал. Надежда на выздоровление уже не казалась эфемерным отголоском древних легенд. Однако теперь беспокоил переполох снаружи – творилось что-то дикое. Ноланд зажег спичку и посмотрел на часы. Уже наступило утро.

Вереск стоял у двери, в свете спички Ноланд различил под глазами синяки – новый и старый. Лингвист прислушивался и хмурился.

– Любопытно, – сказал он наконец. – Я слышу фразы на халирте, это команды и приказы. А вот луарский совсем затих. А нет, вот кто-то из рыцарей…

Исследователи услышали возмущенную тираду на луарском, хриплый голос выкрикивал угрозы. Они узнали приора. Послышался выстрел, и тирада прервалась на полуслове.

– Наарские войска, – предположил Теодор. – Формально мы сейчас на территории Наара.

– Кир-филак меня предупреждал, что к халиру лучше не соваться, – сказал Ноланд. – У них строгие законы для иноземцев.

– И категорический запрет на любые раскопки. Как археолог ты еще не раз с этим столкнешься, – сказал Теодор, цокнув языком.

– У тебя нет разрешения? – спросил Ноланд.

– Конечно, нет! Такого разрешения не существует в природе!

– Значит, нас ждет то же, что и рыцарей?

Теодор промолчал.

– Предлагаю переждать здесь, – сказал Вереск. – После облавы мы спокойно сможем уйти.

Лязгнул засов, дверь распахнулась. В комнату вместе с отблесками солнечных лучей заглянули два ружейных дула со штыками. Солдат произнес команду на халирте.

– Говорят выходить, – вздохнул Вереск. – Говорить буду я, потом переведу.

Они вышли наружу. Вокруг лежали десятки тел рыцарей, попадались и убитые солдаты: смуглые, в бело-синих мундирах. Солдат рассмотрел исследователей, в темных глазах читалось удивление. Он перебросился парой фраз с соратником. Угрожающие жесты штыками не требовали перевода, исследователей повели к выходу из пещеры. Пол был усыпан гильзами, Ноланд шел, огибая тела, голова кружилась от внезапного переворота. В последние дни случилось столько всего, что разум отказывался анализировать.

Долину заполонили сотни солдат. В косых лучах утреннего солнца они бегали, как муравьи. Кто-то ловил разбежавшихся рыцарских лошадей, небольшие взводы маршем прочесывали улицы Марракхи. Отдельный отряд возился с пленными рыцарями, согнанными в толпу рядом с одним из домов. Часть солдат замерла на караульных позициях, другие заканчивали установку просторной походной палатки с остроконечной крышей. Белые тканевые стены трепыхались на ветру, их пришпиливали к земле короткими колышками. На центральном шесте палатки поднялся и развернулся флаг Наара: черно-багровый, с изображением песочных часов. Сыплющийся в клепсидре песок складывался в каменную пирамиду.

Конвоиры остановились и заспорили. Один солдат показывал в сторону пленных рыцарей, другой отвечал нерешительными фразами и поглядывал на палатку.

– Мы не с ними, – сказал Вереск. – Не военные. Хотим говорить.

Весьма необычно было слышать, как Вереск изъясняется на халирте. Гортанные звуки получались у него не лучшим образом. Солдат что-то затараторил. Вереск поморщился и сказал:

– Слишком быстро, извините.

Солдаты еще раз смерили исследователей взглядом. Ноланд в потрепанном коричневом костюме, Вереск в брюках и жилетке. Одежда Теодора была походная, но на военного он тоже похож не был. Их повели в палатку.

Внутри заканчивали обустраивать полевой штаб, пыхтящие солдаты носили мебель. Стояло несколько столов, умывальник, сундук. На плетеном кресле сидел и обмахивался веером молодой человек. Судя по черным вьющимся волосам и носу с горбинкой, он тоже был из халиру, но отличался от солдат и офицеров бледностью. Белая шелковая сорочка небрежно распахнута, рукава закатаны, на шее блестит золотой медальон с изображением песочных часов, из кобуры на портупее выглядывает украшенная рукоять пистолета.

Увидев исследователей, вельможа произнес несколько фраз и, видя замешательство, нетерпеливо позвал переводчика. Подошел невысокий человек с пышными черными усами, поклонился и застыл рядом с юношей. С переводчиком разговор пошел свободно, тот без труда переводил с баргеника на халирт и наоборот. Переводчик значительно и с расстановкой представил сидящего: "Князь Шактаэль, первый сын Кирофа из колена Хараль, член Царской палаты Наара".

– Я знаю, зачем вы здесь, – сказал Шактаэль. – Черные археологи. Вы закопались в историю так глубоко, что не заметили, как нарушили границу.

– Мы не черные археологи, – сказал Теодор. – Наши исследования ради знаний, а не наживы. Мы ничего не утаиваем от науки.

– Теодор Бремер. Я тебя знаю. Если бы не твои исследования, рыцарские псы не пришли бы сюда и не разрушили сферу. Ответственность за это на тебе.

Наарец поднялся с кресла, обогнул стол и сел на край. Говорил он жестко и отрывисто, но на губах мелькала улыбка. Глаза нездорово блестели. Остановив решительным жестом возражения, он продолжал:

– Невосполнимая потеря случилась по твоей вине. С другой стороны, мы нашли эту долину тоже благодаря тебе.

– За моими исследованиями следит еще и Царская палата?! – воскликнул Теодор. – Пожалуй, это уже перебор.

– Не обольщайся, ты лишь дополнение к нашим наработкам. Но ты первым нашел и перевел дневник Тидира, сюда мы вышли благодаря ему. Мы нашли дневник у барона Адаларда Кайя.

– Дневник у него? – спросил Вереск. – Если так, то он обокрал мой дом в Иктонии.

– Может быть. Барон тоже пытался сюда добраться, но мы его перехватили. Представьте, он угрожал нам расправой, всей моей армии! Барон оказался заклинателем и вызвал духа. Смешно, дух сожрал его заживо и исчез. Видимо, барон не уследил за эфирной петлей. Ваши северные чернокнижники не чета нашим!

– Звучит ужасно. Могу я получить назад свой дневник? – спросил Вереск.