Писатель кивнул:

– Иншаллах!

Аркадий пожал всем руки и сказал:

– Что ж, в следующий раз увидимся – там. Всем спасибо и до скорого!

Он начал подниматься.

Агенты провожали взглядом фигуру рыцаря с мечом за спиной и молчали.

Кирилл почувствовал, как смутное беспокойство коллег передалось и ему. Будь они в других слоях Психикона, сейчас весь пляж кишел бы червями сомнения! Психолог активировал гарнитуру:

– Роджер, каково состояние пациента?

Директор вышел в палату переговорить с врачами. Аркадий тем временем преодолел половину пути. Он приостановился, кажется, помахать рукой, но с такой высоты было не разглядеть. Вернулся Роджер.

– Говорят, деградация мозга остановилась. Теперь он не умирает, все хорошо!

– А сердце? – спросил Кирилл скорее автоматически, чем осознанно.

– Без изменений.

– Без изменений, – эхом отозвался Кирилл, и вдруг его смутное беспокойство вскинулось и расправило огромные крылья, словно выжидавший в засаде монстр.

– Сердце! – воскликнул Кирилл. – Что будет с его кровеносной системой, если он очнется?

Вопрос повис в воздухе, словно гриб ядерного взрыва. Роджер выругался и снова побежал к врачам. Писатель с геймдизайнером схлестнулись в пылком диспуте, жонглируя философскими, мифологическими и литературными понятиями, бросаясь в мистику и экзистенциализм, призывая в свидетели языческих богов и современных ученых.

Кирилл понимал, что последнее слово – за ним, но что делать – не представлял. Он чувствовал себя хирургом, обнаружившего в разгар операции, что должен перерезать не сосуд, а провод от тикающей бомбы.

Ему на плечо положил руку Муллагалеев, он тяжело дышал, пальцы нетерпеливо комкали медицинский халат.

– Я считаю, – начал он и поправился, – мы с Сергеем пришли к выводу, что настоящий герой не имеет права покидать приключение, пока не завершит свою миссию.

– Какая еще миссия?

– А мы не знаем. Это его дело. Он зачем-то и почему-то оказался в этих обстоятельствах, значит, в этом есть какой-то смысл.

– Погодите-погодите. Вы что, против того, чтобы пациент вышел из комы?

– Но причем здесь я? – развел руками Муллагалеев.

– Ваша оболочка внедрения формирует часть Психикона и задает правила этой реальности. Если вы считаете, что герою, в смысле, пациенту не полагается выйти через эту дверь, то этого не произойдет!

– Я на вашей стороне и желаю Аркадию выздоровления, но при всем желании не могу согласиться с чем-то, что противоречит моей убежденности, – сказал писатель.

Кирилл потер виски. Как странно находиться в ситуации, когда мировоззрение буквально формирует реальность. Как же переубедить писателя за считанные минуты?

– Нет, – вклинился Дедалов с необычным для него напором, – я уверен, что мифологические правила в данном случае сильнее, чем мнение отдельного человека!

– Снова мифология! – воскликнул Кирилл.

– Да нет же, – замахал руками Дедалов. – Это правила реальности вообще. Это человеческие архетипы, которые организуют судьбы людей.

– Так что с сердцем? – спросил Кирилл, помотав головой, словно обнуляя весь диалог и начиная его заново.

– Вот! – воскликнул Муллагалеев. – В этом и проблема! Если герой сбежит, то он не только не обретет, но и потеряет. Да, он может отступить, но его сердце похищено, и он проснется без него, понимаете? Очнется инвалидом!

– Сердце – это символ храбрости и силы духа, и беглец его теряет, – добавил Дедалов и указал на лестницу к двери. – Это не волшебное возвращение, а классическая ложная победа, искушение!

– А вернуться и продолжить свой путь он уже не сможет, – сказал Муллагалеев. – Разве что вы создадите для этого специальную программу для Психикона. Но это противоречит логике мифа.

– Стой! – закричал Кирилл, задирая голову.

Остальные присоединились к нему, размахивая руками, скрещивая локти. Аркадий преодолевал последнюю четверть лестницы. Он не слышал их, а бурные телодвижения мог принять за напутственные жесты.

– Кардиолог не дал никаких прогнозов, – сказал в динамике Роджер и умолк, вслушиваясь в крики. – Я что-то пропустил?

– Аркадию нельзя приходить в себя! – сказал Кирилл, переводя дыхание. – Сердце не заработает.

– Почему?.. – спросил Роджер.

"Мифологическая логика", – чуть не сказал Кирилл, когда на ум пришло более рациональное объяснение:

– Сейчас у него дыра в груди, и если он выйдет, то бессознательно таким и останется. Нужно его остановить!

– Обесточить Психикон? – сказал директор. – Я просто выдерну из розетки…

– С ума сошел?! – заорал Кирилл. – Мы же в системе!

Он запрыгнул на лестницу. Ступени качнулись под ногами, словно гигантские кувшинки на воде. В груди все сжалось, но Кирилл побежал наверх.

– Куда? – воскликнул геймдизайнер.

Кирилл чуть не расхохотался от бессмысленности вопроса. Ну вот, симптомы истерики.

– Я его догоню, – все-таки ответил он на бегу.

Земля стремительно удалялась, а небо застыло на месте – высокое и недостижимое. Кирилл бежал, перепрыгивая через две ступеньки, согнутые в локтях руки мелькали в такт ногам, вспарывая будто загустевший воздух. Он жадно дышал ртом, игнорируя колющую боль под ребрами, а колени, казалось, вот-вот взорвутся от напряжения. Порыв ветра едва не сбросил его со ступеней.

– Если Аркадий войдет – лестница исчезнет! – донесся крик писателя.

"Значит, нужно бежать еще быстрее", – ответил Кирилл самому себе.

Я поднялся к двери. Ветер свистел в ушах, дул со всех сторон, делая пространство вокруг упругим, осязаемым. С высоты великая река Нарр Уфер показала свой дальний берег, затуманенный голубоватой дымкой, но в пропасть под собой я старался не смотреть, лишь краем глаза поглядывал на плоские ступеньки, плавающие в воздухе. Я ухватился за дверную раму – наконец-то жесткая опора! – и перевел дух.

На расстоянии вытянутой руки от меня за дверью клубился пурпурно-фиолетовый туман, похожий на текучую воду, которая двигалась во всех направлениях одновременно. Вот он, последний шаг моего странного приключения, шаг домой, в свое тело и в так называемый реальный мир.

Внезапно я почувствовал растерянность и смутное подозрение, будто школьник, обнаруживший на экзамене, что дверь из класса открыта и можно просто уйти – сбросить с себя все задачи и переживания и отправиться на улицу, где солнечное утро, раннее лето, воздух дышит терпкими тополиными почками и последним цветом сирени и яблонь, птицы веселятся, а к высокому беззаботному небу поднимается гомон вышедшей на каникулы ребятни. В классе же словно натянута струна между провалом и триумфом.

Я застыл, очарованный пурпурно-фиолетовым туманом за дверью. Обычно из путешествий возвращаются с сувенирами и гостинцами, а я? Легендарный меч, надежной тяжестью оттягивающий перевязь, с собой не взять. Я усмехнулся: ничего не добыл, зато умудрился потерять сердце. Нет уж, с этим миром я еще не закончил. Лето никуда не денется, а вот покинув поле боя, я лишу солнце и небо их глубинной сути, они перестанут быть частью чего-то большого, прекрасного и перспективного и превратятся в пустую вспышку удовольствия, словно кусочек сахара. В конце концов, зачем жить без сердца? Что бы это ни означало.

Я дотянулся до края двери, рискуя упасть, и захлопнул ее – вместе с порывом ветра дверь с грохотом впечаталась в раму, да так, что по лестнице прошла рябь.

– Слава Богу! – воскликнула в голове Розет с таким экстазом в голосе, что я опьянел.

– Ты чего? – спросил я подозрительно.

– Если бы ты сейчас сделал шаг вперед, то остался бы навсегда прикованным к постели инвалидом.

– И ты молчала?! – заорал я вслух. – Совсем спятила, да?! Экстремистка!

– Я не могу подсказывать в таких ситуациях, – ответила она. – Но я счастлива от твоего выбора! Чувствуешь?

По моему телу пробежала волна блаженства, дыхание перехватило от сладкой истомы и наслаждения, словно душа нырнула в райскую реку и выбралась на пляж из драгоценных камней под лучами божественного света. Я зажмурился, не в силах ответить.