Кошка точно мертва. Лежала неподалёку и не шевелилась. Видимых ран на ней не было. Кандидатов на виновников её смерти, кроме меня, вокруг не наблюдалось. Сильно сомневаюсь, что она погибла на месте прямо во время прыжка от божественной кары или сердечного приступа. А у меня есть острое чувство, что я чего-то лишился.

Самой лучшей теорией, которую я придумал, было искусство смерти, о котором мне говорил голос, подаривший мне новую жизнь.

Тот, кто однажды умер, но перестал быть, не умрёт легко во второй раз, да? Можно трактовать это заявление по-разному, однако текущие события намекают на интересные возможности. Предположим, что существует некая субстанция, или энергия, которая имеет связь со смертью живых существ. Опустим философию и представим смерть как прекращение жизнедеятельности тела. Может ли сам факт смерти живого существа создавать что-либо, помимо уже нежизнеспособного тела? Как уже умерший однажды человек, я мог ответить на это утвердительно. Приму за рабочую гипотезу, что каким-то образом — в итоге собственной смерти или в результате манипуляций голоса — я приобрёл некоторое количество этой самой энергии. А затем каким-то образом выпустил её из себя, что убило кошку.

По такой логике, только что умершая кошка должна иметь вокруг себя неплохое количество этой самой энергии. Оказав себе первую помощь, я присел около туши кошки и принялся внимательно её рассматривать. В длину она была метра 4, навскидку — а весила, наверное, полтонны. Шерсть была очень жёсткой, а шкура — толстой. Ножом проткнуть её не удалось. Наверное, примерно полчаса я тужился, пытаясь поглотить невидимую для себя энергию и заполнить ноющее чувство пустоты внутри. Результатов не было — только усилившееся чувство усталости, да и рёбра заболели сильнее. Однако в голову пришла интересная мысль, что сэр Кадоган может быть ещё жив. Существовала ведь некоторая вероятность, что он ушёл ночью оборонять наш ночлег от кого-то ещё, ушёл далеко, а тем временем на меня напала проклятая кошка, верно? Внимательный осмотр ролтока не нашёл на нём каких-либо следов ран или даже царапин. Справедливо сомневаясь в возможностях рыцаря убить данную тушу мечом, я всё же был уверен, что ранить её он точно бы смог. Если он вернётся, требовалось как-то объяснить ему мёртвое тело ролтока без единого повреждения. Рассказывать своё иномировое происхождения особого желания не было. Немного подумав, я взял копьё, и, раскрыв кошке пасть, с тяжёлым усилием проткнул небо так, чтобы оно пробило мозг. Окончательно выбившись из сил от этого действия, и прислонившись к ещё тёплой огромной кошачьей туше, я провалился в сон с чувством выполненного долга.

Запах жареного мяса — весьма неплохой способ проснуться. Жаль только его омрачала не слабая боль во всём теле. Даже аккуратный подъём вызвал сильное головокружение и боль в груди, однако я всё же нашёл силы дойти до костра, где Сэр Кадоган жарил какие-то куски мяса. Кажется, его вчерашняя охота тоже была удачной. Он бросил на меня мимолётный взгляд, но не сказал ни слова, продолжая следить за приготовлением. Запах был великолепный — похоже, рыцарь носил при себе кое-какие специи.

Завтрак прошёл в молчании. Рыцарь внимательно следил за мной, видимо, отмечая имеющиеся в наличии ранения, а затем сходил к своим вещам и выудил оттуда колбочку из мутного, тёмного стекла, или чего-то на него похожего.

— Пей. — странник требовательно протянул мне местный эликсир.

На вкус было как помои. Но выпить пришлось. Никаких чудодейственных ощущений, впрочем, не было. Такое чувство, что просто выпил какую-то невкусную дрянь. Реальность полна разочарований: надежды на быстрое исцеление разбились в прах.

— Мы задержимся здесь на несколько дней. За это время ты должен прийти в себя. Запах ролтока, даже мёртвого, некоторое время будет отпугивать хищников ещё некоторое время — разразился наставник длинным монологом.

Следующие несколько дней мы провели на поляне. Я — в основном лежал и отдыхал. Сэр Кадоган споил мне ещё несколько похожих зелий, охотился, ходил за водой и устраивал мне длинные обучающие монологи — на этот раз, касающиеся быта походной жизни. Вопросов, которые я подспудно ожидал, он так и не задал. К третьему дню ребра и рука, что удивительно, почти перестали болеть — видимо, зелья всё же не слабо помогали. Кошку рыцарь освежевал и отрезал ей голову, сопровождая это длинной лекцией о ценности охотничьих трофеев. На четвёртый день мы двинулись дальше — медленно, осторожно, но уверенно. Чувствовал я себя сносно — однако ноющее чувство пустоты в груди всё не уходило.

Следующие дни путешествия прошли безоблачно — никто не нападал, мне становилось всё лучше, и через неделю мы достигли очередной охотничьей стоянки, которая, по словам учителя, находилась в полудне пути от города. Стоянка существенно отличалась от предыдущей — она являла собой большую пещеру с двумя входами, первый из которых находился в неприметном леске, а второй выходил на отвесной скале высотой в несколько десятков метров. Вид на закат с неё был живописный. Тут-то и состоялся наш серьёзный разговор, которого я ждал и опасался. Мы сидели на выходе из скалы, и солнце медленно скрывалось за Хребтом.

— Время поговорить. — рыцарь снял шлем и подставил лицо лучам заходящего солнца, несмотря на меня.

— Время — согласился я.

— Я чудовищно устал. Устал от секретов. Знаешь, работа странника — это не только путешествия и приключения, и радушные, и весёлые. Иногда мне кажется, что знати в любом королевстве крайне скучно просто сидеть и управлять собственными землями. Они вечно норовят впихнуть мне свою ужасно жутко секретную тайну, и посмотреть кому я расскажу её, путешествую, а потом с интересом наблюдать за кругами по воде. Как будто без этого мне заняться просто нечем. Это даже не преследуют выгоды — мне кажется, что люди любят обмениваться секретами просто ради развлечения. Молодым странникам, это возможно, доставляет удовольствие — кажется, что владеешь всеми секретами мира. Однако иногда клятвы не оставляют выбора... Кто был твоим наставником дома? — рыцарь неожиданно прервался и посмотрел на меня.

— У меня было несколько учителей. Мэтр, главный охотник, старший из воинов, отец...

— Значит, никто не был. — Качнул головой седовласый рыцарь. — Не самое частое явление. Такое бывает только с теми, кто не определился с дальнейшим жизненным путём. Обычно к 7–8 годам большинство детей уже определяются с дальнейшим жизненным путём, чаще всего следуя примеру родителей. А к 9–10 годам разбирают практически всех. Никто не предлагал тебе личное ученичество?

— Никто. — я покачал головой.

Проклятье! Кажется, я ненароком пропустил целый пласт местной культуры. Похоже, в понятие ученичества у местных входит нечто большее чем просто обучение навыкам и профессии.

— Дай угадаю: ты был рос любознательным парнем и спрашивал у всех обо всём, да? - Сэр Кадоган вопросительно поднял бровь

— Так и было.

— Ладно, я объясню тебе более подробно. Система наставничества — крайне важная вещь в нашем обществе, однако об этом не принято говорить напрямую. Всё и так знают, это подразумевается само собой. Обычно подобные вещи объясняет детям их первый наставник или другие дети, постарше. Наш мир жёсток и не прощает ошибок, поэтому обучение детей — одна из наиважнейших вещей, и подходы к этому были едва ли не первыми вещами, которым научил нас Отец. Доверие между наставником и учеником священно. Я не имею права раскрывать никаких твоих секретов, а ты, напротив, свободен делиться всем, что узнаёшь от меня. За жизнь человек может иметь несколько наставников, но это правило не меняется даже с окончанием обучения. У человека есть три этапа взросления: детство, молодость и мудрость. Именно воспитание учеников отделяет мудрых людей от молодых — будь ты хоть седым стариком, вряд ли кто-то будет воспринимать тебя всерьёз, не обучи ты хотя бы одного ученика. Поэтому для меня крайне дико видеть твоё недоверие и попытки скрыть что-то. И что весьма удивительно, я не понимаю, почему ты узнаёшь это всё от меня, в годы, когда уже должен знать всё это сам.