Интересно. Похоже, ветераны больше заботились о детях, чем о себе: деньги вперёд, посвящение детей. Мне было плеватьЮ что обещать, однако я сделал вид, что всерьёз задумался.

— Всего по одному сыну для каждого, кто погибнет. Мы не просим, упаси Отец, брать в ученики или в орден — лишь посвятить тех, кто по возрасту подошёл, или пристроить к знакомым рыцарям тех ребят что помоложе, ежели никто не вернётся. А мы, будьте уверены, за такое дело костьми ляжем. — торопливо, будто опасаясь, что я пошлю их куда подальше, затараторил седой наёмник.

Я внутренне усмехнулся и подумал, что Киана была правда — действительно, за такой предложение они были готовы идти хоть в задницу гидры, хоть в морскую бездну. Но цену набивали, будь здоров. Меня устраивала цена. В конце концов, посвящение мне ничего не стоило — лишь соблюсти ритуал и заказать нужные кольца. Однако я специально помедлил, подержав людей в напряжении. Насладившись моментом, я ответил.

— Я согласен.

— Вы даёте слово, что сделаете так, как мы просим, ваша милость? — твёрдо встретил мой взгляд седой.

— Да. Я, сэр Горд, как рыцарь людей, даю вам своё слово, что посвящу в рыцари всех верных мне людей, что вернуться со мной с севера, или позабочусь о том, чтобы хоть один сын каждого погибшего стал рыцарем, если таковые найдутся.

Седой наёмник широко, светло и по-доброму улыбнулся. Кажется, он испытывал сильное облегчение.

— Меня зовут Шимуль. Этот рыжий — Энмар, братцы копейщики — бородатый Тонир и лысый Дон, ещё двое с луками это Бал и Бино, вон тот с косичкой и топором — Гнис, наш товарищ с двуручником это Сай, а парни со щитами это Олан и Скул. Ну а Бролана, надо полагать, вы уже знаете. Мы — ваши. Верно я говорю, парни?

Наёмники вразнобой подтвердили его слова. Я улыбнулся им в ответ, и достал из рюкзака несколько графинов редкого сока, как раз на этот случай.

— Полагаю, это стоит отпраздновать. Кабанины ещё много.

Отказавшихся не было.

По моему настоянию наёмники принесли мне клятвы в храме Матери-природы. Небольшая её часовня нашлась и в Кордигарде — на отшибе, почти впритирку к первому кольцу стен. Затем, в моей комнате таверны у меня состоялся обстоятельный разговор с седым наёмником.

— Вы все волновались, когда подумали, что это может быть церковная экспедиция. Я хочу знать, почему.

На лице старого наёмника отразилась опаска. Даже сейчас, после клятв верности, он не хотел об этом говорить. Однако выбора у него не было. Медленно, приглушённым голосом, осмотревшись по сторонам, он сказал:

— Потому что считаем, что иерархам плевать на жизни простых людей.

— Мне казалось, что церковь никак не притесняет простых людей. Не накладывает никаких обязательств, не следит за соблюдением собственных заветов, и вообще ведёт достаточно замкнутый образ жизни.

— Всё верно, ваша милость. Так и есть. Однако иерархи принимают активное и деятельное участие в делах, которые касаются всех людей. Основание новых королевств, обучение целителей и прочих мастеров, исследовательские экспедиции в неизведанные земли.

— И в чём же проблема? Это как раз говорит, что им не плевать, разве нет?

— Конечно, им не плевать. Но они радеют за общее благо, понимаете? А когда благо общее, жизни отдельных наёмников для них — лишь цифры. Если одна из десяти экспедиций возвращается, но добытое достаточно ценно — значит, можно и нужно послать сотню. Так они рассуждают. Утрировано, конечно, но всё же...

— И ты считаешь они неправы? — поднял я бровь.

— Не мне судить, ваша милость, я человек простой. Что там с общим благом моим умишком не понять, а вот за жизни других парней боязно, только и всего.

Подробности жизни наёмников были интересными. Значит, люди людей не убивают, а вот послать на смерть в случае необходимости для остальных — пожалуйста? Тонкая грань… Достаточно тонкая, чтобы её можно было сломать. Хотя, предполагаю, они могли считать, что раз шансы выжить есть, значит все в порядке.

— К делу, — сменил тему я, — у меня много дел, и мне некогда заниматься вами. Поэтому мне необходим десятник, которые возьмёт на себя все бытовые дела, и будет передо мной отчитываться. Справишься?

— Справлюсь, — твёрдо и спокойно ответил мне Шимуль. — когда готовить людей к выходу?

— Ещё нескоро. Отправка будет примерно через полтора года. После Конклава.

— Полтора года… — наёмник почесал голову. — а чем мы будем заниматься всё это время? Платить жалование в это время будете?

Хороший вопрос. Вообще-то, я предполагал, что мне придётся содержать людей всё это время. Но, похоже, это не всегда было обязательно.

— А что, кто-то не платит?

— По-всякому бывает, ваша милость. Хорошие командиры платят за простой, но поменьше, чем в походе, раза в два — три. Те что прижимистые ограничиваются тем что на харчи подкидывают, да и то только если у самих бойцов стола нет.

Я бухнул на стол тяжёлый мешочек с монетами.

— Здесь сотня блестяшек. Хватит на полтора года?

— Хватит и на больше, ваша милость. Лишнего не возьмём.

— Мне нужно, чтобы через полтора года вы были в идеальной форме. Возможно, ещё купим какое-то снаряжение. Есть мысли по этому поводу?

Шимуль призадумался, но ответил быстро.

— Дальние земли… Север… Стоит купить одежды потеплее, но ближе к выходу. Если вы говорите о возможной встрече с опасными тварями — стоит купить всем луки получше. У нас, конечно, и свои есть, стрелять умеем, однако можно и посильнее найти. Также не помешает взять хороших наконечников и оперения: сделаем по дороге стрел, если будет не хватать. И снаряжение для ловушек — если не убить, то замедлить опасную тварь, чтобы было время уйти.

— Займи людей тренировками. Будем иногда выходить в ближайшие леса, на недельку, поразмять кости и сработать команду.

— Ну, мы друг друга давно знаем, работали вместе не раз. С нами пойдёт кто-то ещё?

— Пятеро таллистриек. Четыре охотницы и одна наёмница.

— Охотницы… — неодобрительным тоном протянул Шимуль. — Молодые, надо полагать?

— Полагаешь это будет проблемой? Охотники равны рыцарям, так что обучение у них должно быть хорошим.

— Вроде и равны, а вроде и не равны.

— Поясни. — приказал я.

Новонаречённый десятник почесал затылок.

— Несколько столетий назад это было, дед мне в детстве рассказывал. Тогдашний конклав решил, что, дескать, недостаточно усердия люди проявляют в борьбе с чудовищами, что водятся в изобилии во всех землях. А потому собрали всех королей и издали высочайший указ, что распространяется на все земли: Что охота есть занятие исключительно благородное, и потому всех, до последнего крестьянина в глухой деревне, кто делом этим занимается, и чудовищ, что роду людскому жить мешают, истребляет, считать человеком исключительно благородным, независимо от его роду-племени. Рыцари тогда страшно недовольны были — охотой то множество самого разного народу промышляет, среди них и крестьяне, и городские, и торговцы, кого только нет. А тут раз — и равны благородным господам стали. Охотники тогда страшно гордые ходили: нос задирали повсюду, дуэлей случалось — не счесть… Молодёжь в охотничьи гильдии ринулась, вокруг иных городов в лесах всю дичь выбили. Вот только время прошло и оказалось, что на деле-то ничего не поменялось. Ну да, не может рыцарь охотника просто ножнами отходить, если тот неуважение проявил — надобно на дуэль вызывать. Вот только землицей охотники всё равно не владеют: то только баронам позволено. А дабы стать бароном, сперва — наперво рыцарское достоинство нужно. И как только охотник перестаёт своим делом заниматься, так и все его благородство пропадает — и становиться он самым обыкновенным человеком, и уважение проявлять к нему уже не надобно. Потому у мужика простого, вроде меня, шансов стать сначала рыцарем, а затем и бароном на службе у иного графа, получить себе деревеньку во владение, да жить там припеваючи, больше, нежели у любого охотника. Ибо хрен ему кто рыцарство даст: известно же, что охотники сами по себе народ исключительно благородный.