Легальным прикрытием Марчелло были компании по производству пинболов и музыкальных автоматов, недвижимость и флот креветочных лодок. Гордостью и радостью босса мафии была плантация площадью 3 000 акров, «Черчилль Фармс», которую он купил и отреставрировал в пригороде Нового Орлеана. В иммиграционных и других государственных анкетах, где нужно было указать род занятий, Марчелло скромно писал, что он «продавец помидоров и инвестор в недвижимость». Нелегально он управлял казино, букмекерскими конторами, игровыми автоматами, борделями и службой телеграфной связи по скачкам для букмекерских салонов на Юге и Среднем Западе. Федеральные агенты по борьбе с наркотиками давно подозревали, что креветочный бизнес Марчелло был прикрытием для контрабанды героина и кокаина из Центральной Америки и Мексики на лодках, но они так и не смогли собрать против него дело.

Благодаря своему богатству и политическому влиянию, приобретенному благодаря широкомасштабному взяточничеству, Марчелло имел исключительный статус в американской мафии. Он был самым уважаемым и самостоятельным крестным отцом за пределами Нью-Йорка и Чикаго и имел уникальную привилегию определять политику крупной преступности и принимать членов в свою семью, не согласовывая свои решения с Комиссией.

Однако слушания Кефаувера выявили ахиллесову пяту иммиграции Марчелло: ни он, ни его родители не подавали заявления на получение гражданства. После 1952 года он должен был каждые три месяца являться к иммиграционным инспекторам для проверки своего законного права оставаться в стране в качестве иностранца. Это было неприятно для криминального босса, но он без трепета являлся на рутинный ежеквартальный осмотр в течение восьми лет.

Выбрав Карлоса Марчелло в качестве одного из своих первых любимых проектов, Роберт Кеннеди решительно выступил против него. 4 апреля 1961 года, всего через три месяца после того, как новый генеральный прокурор был приведен к присяге, Марчелло послушно явился в новоорлеанский офис Службы иммиграции и натурализации. На этот раз иммиграционные агенты Кеннеди надели на него наручники и неожиданно обвинили его в том, что у него есть паспорт Гватемалы, полученный благодаря поддельному свидетельству о рождении. Несмотря на протесты адвоката, сопровождавшего Марчелло, его приказали немедленно депортировать. Без слушаний в суде разъяренного босса мафии погрузили в правительственный самолет и отправили в Гватемалу.

В течение двух месяцев адвокаты пытались добиться возвращения внезапно лишившегося гражданства Марчелло в Соединенные Штаты, но его выдворяли из одной страны за другой. Гватемала депортировала его в соседний Сальвадор, где его заперли в военных казармах, а затем отвезли к границе с Гондурасом и заставили пересечь ее пешком. Тощий 51-летний крестный, одетый в деловой костюм и галстук, преодолел семнадцать миль под палящим солнцем, прежде чем добрался до крестьянской деревни. Наконец Марчелло и находившийся с ним американский адвокат добрались до столицы Гондураса Тегусигальпы, где следователи потеряли его след, пока он внезапно не объявился в Новом Орлеане. Как ему удалось въехать в страну, не будучи остановленным сотрудниками иммиграционной службы, неясно. Распространена версия, что Марчелло добрался до Мексики, а оттуда пробрался в страну на одной из собственных креветочных лодок, которая доставила его в укромный залив в Луизиане. Обнаруженный в Новом Орлеане, Марчелло получил от правительства обвинения в уклонении от уплаты федеральных налогов на сумму 835 396 долларов, незаконном въезде в страну и лжесвидетельстве. Кипящий дон втайне поклялся отомстить молодому генеральному прокурору, который сломал ему жизнь.

В то время как Кеннеди подстегивал своих прокуроров и ФБР к преследованию и ликвидации мафии, его самый большой успех в области разведки и связей с общественностью был достигнут случайно в виде полуграмотного преступника по имени Джозеф Валачи. Опытный «пуговичник», солдат и мелкий торговец наркотиками, в 1962 году карьера Валачи была фактически завершена. Хотя он никогда не был осужден за убийство, Валачи подозревали в том, что он был наемным убийцей или человеком на колесах в более чем двадцати убийствах. Ему было пятьдесят девять лет, и он отбывал двадцатилетний срок за наркотики в федеральной тюрьме Атланты, той же самой тюрьме строгого режима, где находился босс его семьи, дон Вито Дженовезе, осужденный за наркотики. Слава Валачи заключалась в том, что он выжил в кастелламмарской войне, а Дженовезе был шафером на его свадьбе.

Совокупность запутанных событий, связанных с Дженовезе, неожиданно сделала тюремную жизнь Валачи опасной. Ходили слухи, что он информатор, и Дженовезе хотел, чтобы он убил другого заключенного, который якобы оскорбил Валачи, назвав его крысой. Убедившись, что коварный Дженовезе на самом деле не доверяет ему и одарил его «поцелуем смерти», Валачи стал полупарализованным и постоянно настороже. 22 июня 1963 года, гуляя по тюремному двору, он решил, что приближающийся заключенный — это исполнитель, Джозеф «Джо Бек» Ди Палермо, посланный доном Вито, чтобы убить его. Схватив железную трубу со стройки во дворе, Валачи забил другого заключенного до смерти. Он убил невинного человека, приняв свою жертву за Ди Палермо.

Из одиночной камеры Валачи отправил сообщение федеральным агентам по борьбе с наркотиками о том, что он готов рассказать все, что знает о своей 30-летней мафиозной карьере. Валачи и агенты знали, что ненависть Дженовезе гарантировала, что его убьют, как только он будет осужден и вернется в общую тюрьму. С министерством юстиции была заключена сделка: Валачи признал себя виновным в непредумышленном убийстве второй степени, и в обмен на раскрытие того, что он знал о мафии, ему была обещана пожизненная защита в качестве изнеженного заключенного.

Хотя информация Валачи ограничивалась его опытом работы в районе Нью-Йорка в качестве рядового солдата в окопах, он нарисовал первое четкое полотно жизни внутри мафии. Он подтвердил существование пяти семей, обрисовал их организационную структуру, раскрыл тайную церемонию вступления в ряды «крови», объяснил эффективность клятвы омерта и определил лидеров каждой семьи, тем самым впервые прикрепив к каждой боргате табличку с именем. Из отчетов Валачи были разрушены или доказаны мифы и смутные теории о мафии. Конфиденциальные «жучки» и прослушки Гувера были большой победой ФБР в разведке, но смысл фрагментов разговоров и заумных ссылок ускользал от агентов. Однако Валачи, немного поднатужившись, нашел Розеттский камень для одной загадки: общее идентификационное имя, используемое всеми семьями.

Агенты часто встречали упоминания, начинающиеся с итальянского слова, которое звучало для них как cosa — вещь, или casa — дом, или causa — причина. Иногда агенты переводили фразу как casa nostra, наш дом, или causa nostra, наше дело. Nostra означает «наш». Опытный дознаватель ФБР Джеймс П. Флинн поднял тему загадочного выражения в разговоре с Валачи, потребовав узнать, используют ли семьи название «мафия».

«Нет, — ответил Валачи. — Это не мафия. Это выражение, которое используют посторонние».

Вступая в перепалку с Валачи, Флинн блефовал, говоря, что знает, что настоящее имя начинается с cosa, и ждал ответа. Агент вспомнил, что Валачи покраснел, а затем сказал: «Коза Ностра. Значит, вы знаете об этом».

Коза Ностра. Наша вещь. Оно стало частью американской идиомы. Раскрытие секретного названия организации стало для Гувера восхитительным бюрократическим триумфом над Гарри Анслингером, главой Бюро по борьбе с наркотиками, который в течение двадцати лет отстаивал название «Мафия». Забыв о своих прежних заявлениях о существовании преступной организации с национальными связями, Гувер присвоил себе полную заслугу в том, что открыл название страшного преступного синдиката. Продолжая запрет ФБР на название «Мафия», Гувер, добавив к нему ненужный артикль, утвердил «Ла Коза Ностра (неточно, «Наша вещь»)» и аббревиатуру ЛКН в качестве единственного правильного наименования преступной организации в официальных документах и заявлениях ФБР. Однако другие правоохранительные органы, официальные лица и средства массовой информации продолжали использовать мафию как не менее точное обозначение семей и Комиссии.