– А-а-а-а!! – крикнул Кирилл прямо в лицо стоявшему за сеткой безумцу и стукнул по сетке ладонью.

Но сумасшедший не пугался, он смотрел. Он смотрел из своего безумного мира в другой, менее безумный, но из его мира казавшийся нормальным.

– Здесь уж совсем хроники, которых не вылечить… Главное – экологию беречь! А этот вон, жлоб голый, в углу скачет, как горилла, и орет – это у них бригадир. Самый главный у них в палате. Высший пост! Как у нас президент. – Кирилл отошел от палаты с хрониками. – Вот тут столовая,-продолжил он экскурсию. – Скоро ужин. А тебе сигареты приносить будут? Тут за сигареты санитары на женское отделение смотреть водят. Так будут сигареты-то носить?

– Нет. Я не курю.

– Это плохо. Ну фиг с ним. Это ты сейчас не куришь, а потом, может, и закуришь… А вон дверь, видишь? Там сестринская – там "колеса" выдают.

Илья посмотрел в ту сторону, куда указывал Кирилл. В проеме двери он увидел огромную и жирную фигуру Хари. Значит, и этот здесь.

– Тоже новый санитар. По-моему, изверг. Ну, нам бояться нечего, ты, главное, меня держись. Понял?!

– Слушай, Кирилл, – зашептал Илья, оглядываясь на проходящих мимо них умалишенных. – Меня сюда привезли силой. Я не сумасшедший. Я нормальный, понимаешь…

– Ну-ка, иди сюда! – Кирилл схватил за шиворот первого попавшегося придурка. Им оказался уже знакомый Илье низкорослый старичок-дурачок с зубом, заглядывавший ему в лицо. – Ну-ка, скажи, – держа маленького улыбающегося шизика за шиворот, отчего пижама на нем поднялась как на вешалке, рукава сделались короткими и улыбающийся дурачок имел еще более дурацкий вид, чем обычно, – ты шизик или нормальный? – спросил Кирилл.

Крохотный человечек приложил руку к голове, отдавая честь. Все это выглядело настолько комично, что можно было расхохотаться. Но Илье было не смешно.

– Так точно, товарищ главнокомандующий. Нормальный! – отрапортовал старичок.

– Ну вот, погляди на него, – сказал Кирилл, все еще не отпуская его куртку и указывая на него свободной рукой, – тоже нормальный, – и, уже обращаясь к дурику: – Экологию надо беречь,-и, дав подзатыльник, отпустил. – Вот видишь? – повернулся Кирилл к Илье. – Здесь все нормальные. И даже эти.

Он бросился к зарешеченной двери и застучал в нее руками.

– А-а-а-а!!.

Из-за решетки ему ответил не человеческий… не звериный вопль.

Кровать Кирилла оказалась рядом с кроватью Ильи. Это совпадение Илью обрадовало, ведь неизвестно, чего можно ожидать в этом безумном, безумном, безумном мире от такого количества сконцентрированных в одном месте сумасшедших. Кирилл хоть знал, как с ними нужно общаться.

Они уселись каждый на свою кровать.

– Слушай, Кирилл, а когда тут врачи бывают? Мне с врачом поговорить нужно. Я ведь совершенно нормальный, понимаешь, меня сюда силой…

– Слушай, родной, ты же сам видел – здесь все нормальные! Ну, ты не переживай, ведь не пожизненно сюда!..

Кирилл хлопнул Илью по ляжке.

– Ну хорошо, а когда тут врачи бывают или кто-нибудь главный?..

– Завтра. Завтра утром все врачи будут. Вот тебе мой совет: ничего от них не скрывай и говори только правду, понял, иначе…

– Да что же скрывать? Конечно… Мне и нечего скрывать…

– Дай договорить, иначе они все равно дознаются, а тебе такие уколы пропишут, от которых ты в два счета свернешься и в палату номер один!.. Понял?

– Да, конечно…

Кирилл говорил с жаром и пучил на него глаза, и Илье стало совсем жутко.

– Ты думаешь, они все туда такие поступили? Хрена лысого. Говорят, большинство от лекарств свернулись.

Пристально смотревший на Кирилла Илья вдруг почувствовал снизу толчок, но не обратил на это внимания. И вдруг из-под кровати как-то ловко и очень естественно, как будто он всю жизнь только это и делал, выбрался низкорослый, горбатый, коротко остриженный человек и тут же без заминок и извинений пошел дальше, словно спешил куда-то. Горбун улизнул так стремительно, что Илья не успел разглядеть его лица.

Но Кирилл, то ли не заметив юркого горбуна, то ли не придав этому значения (в отличие от Ильи), продолжал говорить как ни в чем не бывало:

– От этих лекарств просто сворачиваются, и никак не уберечься.

– Да-а… – протянул Илья, повернувшись к Кириллу и снова вникая в тему разговора. – Но ведь их не всем прописывают, только буйным, наверное.

– Каким буйным?! Если врачу чем-нибудь не понравишься, пропишет тебе серу в задницу. Понял? Так что сразу, с первого дня, с врачом нужно ласково говорить, всю ему правду выложить.

– Слушай, а телефон здесь есть? Позвонить можно?

– Ты чего?! Свихнулся, что ли?! Какой тут телефон?! Тут и телевизора-то нет. Ты где находишься, родной?!

Сидя лицом к выходу, Илья видел, как в дверном проеме показалась огромная фигура Хари. Он постоял на пороге, осмотрел присутствующих в палате и вышел.

Из столовой послышался звон посуды.

– Ужинать пошли, Илюха.

Разгоняя перед собой спешащих на ужин больных, Кирилл в сопровождении Ильи проследовал в столовую. Там уже стоял гвалт и звон посуды. Кирилл прогнал всех умалишенных от стола, который занял вместе с Ильей. Но мест за столами хватило всем. Кашу в мисках разносили сами больные. Илье вдруг показалось, что что-то задело его по ноге, он заглянул под стол. Но никого там не было, потому что горбун уже выскочил из-под стола с другой стороны и направился из столовой. Кирилл снова не обратил на него внимания, но это было неудивительно, потому что в столовой стоял галдеж и звяканье мисок.

Илья хотя и был голоден, но, еще не привыкнув к больничному рациону, ел кашу с неохотой. Он поглядывал на умалишенных за соседними столами, впервые увидев их собранными в одно место. Зрелище это, нужно сказать, было не из приятных. Ели больные крайне небрежно, не всегда попадая ложкой с кашей в рот, часто тыча в щеку, роняя крошки на голую грудь или на пижаму. Один дебильного вида юноша есть мог с большим трудом, но с большой охотой; из открытого рта его на грудь текли слюни, он мычал, попадал полной ложкой каши себе в лицо, но голод заставлял его снова и снова производить одно и то же не достигающее цели движение. Где-то в углу громко, по-детски, взвизгивал толстяк. Невдалеке от Ильи, за соседним столом, сидел человек, лицо которого поминутно искажалось какой-нибудь яростной гримасой. То презрение перекашивало рот, то вдруг безграничное удивление появлялось на лице, словно пшенная каша в его миске превращалась в черную икру. Удивление внезапно спадало, и вот уже гримаса отвращения преображала лицо, на смену ей приходил ужас… Потом гримасы смешивались, и получалось совсем уж черт знает что!

– О, красавчик. Правда?! – проследив за взглядом Ильи, воскликнул Кирилл, указывая ложкой. – Это его галаперидол крючит. Кто же матом на врача кричит!

– В каком смысле? Какой еще галаперидол?

– Поворотное средство. – Кирилл покрутил у виска пальцем. – Эй! Компот сюда, быстро! – приказал он душевнобольному, несущему поднос со стаканами.

На протяжении ужина Илья поглядывал на стоявшего в прихожей Чукчу. Он стоял, сложив на груди руки, и безмолвно взирал на пирующий народ. Было заметно, что Чукче сильно нравилась роль народного предводителя и он чувствовал себя на своем месте.

Поужинав, больные стали расходиться по своим делам. Илья с Кириллом тоже вышли из-за стола. Илья подумал, что следует держаться поближе к своему новому товарищу, а то мало ли что.

Когда он проходил мимо недвижимого надменного Чукчи, тот, не поворачивая головы и не шелохнувшись, скосил глаза, провожая Илью взглядом… И это движение глаз показалось страшнее, чем если бы Чукча пригрозил Илье или даже турнул его…

Повернув лицо в сторону Чукчи, Илья сделал машинально несколько шагов и натолкнулся на идущего впереди толстяка.

– Не бейте меня! Я вас умоляю!.. – запищал он нестерпимо громко и заунывно, но тут же, получив затрещину от оказавшегося рядом Кирилла, мгновенно смолк.

– Я тебе говорю: не цацкайся с ними. В нашем деле главное – экологию беречь! Дал ему по башке – и все дела.