Андре был несказанно рад этому новому занятию, поэтому обучение шло очень быстро. Наставники не переставали хвалить его.

Но все же жизнь в монастыре оставалась тяжелой и имела свои минусы. Как то неусыпный надзор и наказание за малейшие провинности, приобщение к церковной жизни и последующему постригу ("немота" хотя бы спасала Андре от заучивания молитв, к тому же он не видел в этом никакого толка) и воспитание абсолютной покорности и аскетизма. Это юноше давалось особенно тяжело и пугало больше, чем самый тяжелый физический труд. Но он давно запер все чувства глубоко внутри, решив, что ему надо просто выучиться, и тогда можно идти на все четыре стороны.

Так Андре провел в монастыре два года. Два года он не проронил ни слова, и ни разу не принимал своей истинной сути, хотя однажды снизошло понимание, что он может сделать это в любой момент.

Наступила вторая весна в монастыре, и Андре всерьез задумался, что пора и честь знать. Вся его натура рвалась прочь, подальше от тесных каменных стен монастыря. Окончательную точку в этом решении поставил брат Франц, который начал относится к молодому послушнику вовсе не по-братски. Сначала это были лишь намеки, и "немой" Андре усиленно делал вид, что ничего не замечает. К тому же неискушенный парень в самом деле смутно представлял, что от него хотят.

Послушникам запрещалось выходить без сопровождения за пределы монастыря, но нужно было пасти овец и коз обители, поэтому обычно эту работу выполняли монах и два послушника. Чем и воспользовался брат Франц.

Они, как и положено, вышли втроем, но третьим оказался туповатый Анхель - родня была рада избавиться от него, отдав в монастырь. Парень годился только для самой примитивной работы и умом так и остался пятилетним ребенком.

Стоило выгнать стадо на пастбище, как брат Франц тотчас начал свои притязания. Сначала издалека, но потом все ближе и настойчивее.

– Ты такой красивый! - подсаживаясь рядом и ловя недоуменный взгляд парня. - Настоящий ангел! А ангел не должен отказывать в своей благодати. Ну же, иди ко мне. Такой скромный, такой добродетельный.

Монах начал откровенно распускать руки, а Андре после заключения вообще не терпел, когда к нему прикасаются. Поэтому ошеломленный брат Франц услышал приятный, но холодный как лед, голос:

– Пошел вон!

– Что?

Монах хлопал глазами, потом решил, что ему показалось, а глаза парня горят вовсе не от гнева, и возобновил попытки. Еще секунду спустя он получил копытом в лоб. Последнее, что увидел брат Франц, - это серебристо-белую морду с длинным сияющим рогом.

Обернувшись единорогом, Андре коротко всхрапнул и, решив, что святой обители с него достаточно, скрылся в лесу. В монастыре попричитали, сделали зарубку о внеочередном чуде, так как то, что рассказал Франц, было или чудом или бредом, поставили свечки кому надо, на том и успокоились.

А Андре окунулся в лес, словно очутившийся на свободе дикий зверь. Он несся сквозь чащобу, не зная устали и ничего не опасаясь. Голод ему не грозил, хищники тоже. Звери в этом были умнее людей, и даже самый голодный волк или медведь обходил единорога стороной, как и любую другую нечисть. Что до лихих людей… Звериное чутье предупреждало о них задолго до появления. Да и слишком глухие это были места.

С месяц Андре наслаждался дикой свободой, прежде чем задумался, а что, собственно, дальше. Век жить в лесах не устраивало, а сердце все еще жгла ненависть к людям. Хотелось, чтобы никто из них никогда не возымел над ним власти. Но сначала нужно немного пообтереться среди них. Они же с матерью всегда жили уединенно

Воспоминания о доме причиняли боль, и Андре поспешил затолкать их поглубже и принялся за дело.

Добравшись до ближайшего города и приняв человеческий облик, Андре вспомнил о рясе. Он решил выдавать себя за странствующего монаха. Немого. Конечно, для сана он выглядит недостаточно взрослым, но мнимый недуг разуверит сомневающихся. Да и кто посмеет заподозрить его в таком святотатстве? А перекреститься и пошевелить губами якобы в молитве он всегда сможет.

Зато подобное притворство решило проблемы с питанием и ночлегом. Порой люди даже зазывали его остановиться именно в их доме, а заодно и благословить, исповедать или еще что. Немота священника - верное доказательство, что слова попадут богу в уши и ничьи более.

Такие странствия продолжались более полугода. Андре уже довольно сносно понимал человеческую натуру и мог найти подход практически к любому, а то и попросту управлять. В дороге он встретил свое восемнадцатилетние. По тем временам Андре считался уже взрослым мужчиной. Но единороги взрослеют медленнее, так что Андре выглядел младше, да и, по сути, являлся еще мальчишкой. Много повидавшим и много выстрадавшим, со взрослым, а то и циничным взглядом на жизнь. И, по сути, он был очень одинок. Но в одном городке произошла встреча, которая многое изменила.

Андре неспешно шел по базарной площади, ловко лавируя в толпе. Он как раз собирался приобрести кроваво-красных яблок - его маленькую страсть, когда взгляд невольно зацепился за какого-то человека. С виду ничем не примечательный: запыленная куртка и сапоги, и такая же шляпа, закрывающая пол лица. При этом стать как у воина, хотя видно, что меч из ножен достается редко. Не стар, наверное, лет тридцати пяти - сорока, а из-под шляпы виднеется длинный хвост снежно-белых волос. Он-то и привлек внимание Андре.

Этот усталый путник вел в поводу не менее усталого серого в яблоках коня и, казалось, никого не замечал вокруг. Но вдруг перехватил взгляд Андре, и уставился такими же синими глазами. И это не все. Вокруг него не сильно, но все же полыхнула сила.

У Андре замерло сердце и пересохло во рту. Неужели он невольно нашел кого-то из своих? Парень вгляделся еще пристальнее. Незнакомец ответил тем же. Андре уже думал, как подобраться ближе, когда толпа сама вынесла их друг к другу. Похоже, совершенно неожиданно для обоих. Андре даже чуть поприжало к мужчине, на что тот приобнял его за плечи, чтобы толпа не унесла дальше, и со смехом сказал:

– Осторожно, монашек. Так и под копыта угодить немудрено.

– Мне это не грозит, - усмехнулся Андре, похлопав усталого коня по храпу. Тот тотчас вздохнул и потянулся к ласкающей руке.

– Эй, ты никак решил моего коня сманить, горе-монах?

На это Андре лишь усмехнулся еще раз, но ничего не сказал, так как вспомнил, что он вроде как немой. Но с этим мужчиной почему-то не хотелось притворяться, и все-таки не стоит выдавать себя остальным.

– Да ты, я смотрю, такой же монах, как и я, - тихо заметил путник и засмеялся.

Андре невозмутимо пожал плечами.

– Что ж, может, зайдем в трактир, побеседуем? - на это парень отрицательно покачал головой. - Нет? Ну что ж, меня-то тут ничего более не держит.

Путник развернулся и почти ушел, когда услышал тихий шепот:

– Лучше коня подкуй, - обернулся, но Андре уже не было.

А коню, в самом деле, следовало заменить одну подкову.

Закончив все свои дела, путник, как и говорил, покинул город, даже не пожелав остаться на ночь. Привал он сделал лишь когда окончательно стемнело, проехав к этому времени немалое расстояние. И его, похоже, не пугали ни разбойники, ни волки, хотя о первых ходили слухи, а вторые то и дело аккомпанировали друг другу при полной луне.

Мужчина как раз расседлал усталого коня и собрал дров для костра, когда услышал в кустах со стороны дороги подозрительное шебуршание.

– Эй, кто там? - крикнул, а правая рука автоматически начала выплетать сложный узор. - Ты?

Брови путника удивленно поползли вверх, когда из кустов вышел тот самый парень в монашеской рясе.

– Как… как ты здесь оказался?

– По дороге, - фыркнул Андре, принимаясь тщательно изучать мужчину, даже кругом обошел для верности.

– Эй, что ты задумал?

Андре закончил осмотр, вздохнул и заключил:

– Хм… похоже, ты не из моего народа, а жаль.