Лекарь ненадолго уединился с князем, и кмети смогли разглядеть хитрую ухмылку на губах своего командира, когда Всеволод вновь появился на крепостном дворе.

Разбрызгивая весеннюю грязь, умчался в Курск гонец с княжеским посланием жене. Оно было предельно лаконичным; на клочке бересты большими корявыми буквами Буй-Тур выцарапал: «ЧТОБ ЖДАЛА!» Хороша собой была Ольга Глебовна, и к чеканной красоте приложился выкованный и закаленный не хуже булата характер. И нелишне было напомнить, кто в доме хозяин, ох как нелишне!

Сам же Всеволод, захватив с собой только небольшой отряд кметей, кратчайшим путем через курские леса помчался на зов старшего брата, князя Игоря Святославича. Миронег только головой покачал, увидев, как мало людей ведет за собой Буй-Тур по местам, считавшимся самыми опасными на Руси.

Заметив это, князь Всеволод потеребил длинноватый, в бабку-гречанку, нос и ухмыльнулся:

– Не волнуйся, лекарь! Мои куряне – что волки, с конца копья кормлены, а ближе к ним и подходить боялись!

Кмети смешками встретили рассказ о себе, гордясь сравнением с лесными хищниками. Явно рисуясь перед чужаком, они без предупреждения, руководствуясь, как можно было догадаться, какими-то тайными знаками, перевели коней в галоп. Отряд мчался между деревьев, едва не задевая торчащие в разные стороны ветви, и Миронег быстро отстал, не в силах соревноваться с всадниками, слившимися в единое целое со своими конями.

В сгустившемся лесу кмети разыскали наутро после ночного привала вятичский поселок и наняли проводника.

Миронег тихо ехал в середине группы, стараясь держаться серебристого луча, блестевшего на влажной земле, и удивлялся чутью Годины. Вятич находил путь по земле, устланной прошлогодней травой, так точно, словно тоже видел потустороннего поводыря. Правда, могло быть и иначе; мертвые указывали Миронегу дорогу, давно известную местным жителям и четко обозначенную рядом примет.

Кметь, продиравшийся через заросли первым, ругался при каждом препятствии, то есть непрерывно. Вслед за ним по примятому проходу двигались проводник, иногда негромко командовавший повернуть в ту или иную сторону, князь, Миронег и остальные кмети. Буй-Тур Всеволод шлепками ладони отводил от лица обнаглевшие ветки, не задумываясь над тем, что, возвращаясь после удара, они секли по щекам ехавших за ним людей.

Проводник негромко сказал что-то первому кметю, и отряд остановился.

– Почему стоим? – поинтересовался князь.

– Смотрите сами, – ответил вятич, со вздохом показывая вперед.

Не так давно здесь прошел сильный дождь, и водяные потоки размыли рыхлую лесную почву. Корни деревьев, лишенные привычной опоры, не справились с нагрузкой и вылетели из родной и теплой темноты подземелья во враждебный мир открытого воздуха. Завал тянулся насколько хватало взгляда, и обойти его засветло не было никакой возможности.

– Вот и переночевали, – задумчиво сказал Всеволод.

Миронег взглянул на серебристую полосу и увидел, что она настойчиво тянется влево от завала. Свет от полосы пульсировал, и яркие сполохи уносились вдаль, настаивая на продолжении движения.

«Почему бы и нет?» – решил Миронег и подъехал поближе к князю.

– Разреши проехать вперед, князь, – попросил он. – Возможно, там найдется лучшее место для ночлега, чем здесь.

– А злых людей не боишься, лекарь? – прищурился Всеволод. – Места кругом такие, что получить дубиной по темечку ничего не стоит.

– Не боюсь. В такой глухомани зверя не встретишь, не то что человека.

– Ладно, езжай. Трех мечников с тобой отправлю на всякий случай. Ежели что, трубите в рог, постараемся подоспеть вовремя.

– Надеюсь, что обойдется.

– Я тоже.

С опытными воинами за спиной Миронег чувствовал себя не в пример уверенней. Лес не внушал доверия, а вечерние сумерки будили воображение. Игра теней показывала то лучника, притаившегося за кустом, то медведя у поваленного дерева, но благодаря свечению путеводной полосы Миронег мог быстро разогнать свои страхи. Кмети, с трудом различавшие в сгущавшейся темноте детали, уважительно посматривали на спину лекаря, уверенно ехавшего впереди.

– Смотрите, дорога!

Кметей сложно было удивить, но сейчас это, кажется, получилось. Земля, покрытая гнилым ковром прелых листьев и искривленных в давней агонии сосновых игл цвета застарелой блевотины, засветилась вдруг в потемках чистой гладкой полосой, уходящей к вытянутой ровной стене деревьев, посаженных в давние времена заботливой рукой человека. Неведомый дворник убрал весь мусор с укатанного полотна дороги, так что Миронег невольно придержал жеребца, устыдившись его забрызганных грязью копыт.

Копья кметей слепо ощупывали воздух в поисках неведомого противника. Кто знает, кому пришло в голову поселиться в этой глухомани и чистить никому не нужную дорогу, начинающуюся на пустом месте и уходящую, казалось, также в пустоту.

Путеводный луч без колебаний тянулся вперед, и Миронег надеялся, что опасности впереди нет. Все же он дождался кметей; железные наконечники копий казались не меньшей гарантией безопасности, чем призрачное присутствие мира мертвых.

Кованые копыта зацокали по дороге, словно она была замощена камнем. Кмети выглядели обескураженно, хотя и старались не показывать этого.

И тут Миронег потерял путеводный луч. Сгустившаяся перед глазами темнота заставила лекаря вздрогнуть. Он потянул из ножен меч, заскрипев лезвием по железному кольцу, охватывавшему крепившую рукоять защелку.

– Что случилось? – негромко спросил один из кметей, быстро вращая головой в поисках опасности.

– Показалось, – виновато сказал Миронег. Ему было до жара в щеках стыдно за разыгравшиеся некстати нервы.

– Ага, – откликнулся кметь, растягивая звуки. – Бывает.

Воины перевели дух, покровительственно поглядывая на лекаря. Оказалось, что невольный страх Миронега сослужил ему неплохую службу, заставив кметей с большей теплотой отнестись к посланцу Игоря Святославича.

Между тем дорога привела всадников на небольшую поляну. Раньше она была расчищена людьми от крупной растительности, но прошедшие десятилетия свели тяжелую работу на нет. Кустарник переплел свои длинные, жадно тянущие наверх побеги с печально обвисшими сучками деревьев. Посредине поляны росла ольха, на приволье широко раскинувшая ветви с пробивающимися почками.

Примятая за зиму снегом прошлогодняя трава не могла скрыть полусгнившего покосившегося идола, вырезанного много лет назад из высокого пня, оставленного на корню. Растрескавшееся дерево изуродовало облик истукана, не позволяя путникам разглядеть, кого он ранее изображал.

На краю поляны дорога обрывалась так же неожиданно и бессмысленно, как и начиналась когда-то. Через кустарник и сухую траву к ровной кромке противоположной границы поляны вела тоненькая тропинка. Это было творение человека, а не звериный путь. Звери не ходят по идеальной прямой, словно по шнуру, протянутому с края на край свободного пространства. Только однажды тропинка позволила себе сделать небольшой поворот. В этом месте поляна была пуста, и оставалось только догадываться, что заставило неведомого жителя чащобы огибать нечто.

На дальней границе леса Миронег в сгустившейся темноте смог разглядеть контуры постройки, окруженной со стороны поляны невысоким, по грудь человека, забором. На выступающих кверху столбах, поддерживавших забор, один из кметей заметил горшки.

Судя по всему, постройка была заброшена хозяевами. Не видно ни одного огонька, не слышно человеческого голоса или звуков, издаваемых домашним скотом. Покинутый дом мало соответствовал утоптанной тропинке, и кмети настороженно вглядывались в темноту леса, чувствуя угрозу.

По тропинке можно было двигаться только цепочкой, и Миронега, как наименее надежного в бою, отправили в середину отряда. Хотя поляна казалась мирной и непотревоженной, у людей даже мысли не возникло прокладывать новый путь.

– Разберемся, кто здесь жил, и сразу назад, – сказал один из кметей, и в голосе его было не предложение, а приказ.