Глаза кузнеца смотрели на Владимира Ярославича настороженно.

– Все же пришел, княжич, – в голосе кузнеца слышалось неодобрение. – Прости, но я по-прежнему сомневаюсь, понимаешь ли ты, о чем просишь.

– Я все понимаю. И не отступлюсь. Ты обещал помочь мне, кузнец Кий!

– Раз обещал, значит, помогу. Но долг мой – еще раз предупредить, что путь, который ты избрал, опасен.

– Я воевал, и смерть не пугает меня.

– Блажен, кто верит, что нет ничего страшнее смерти… Нам в кузницу, ступай вперед, княжич!

Кузнец посторонился, пропуская Владимира, а вот девушку, попытавшуюся проскользнуть следом, остановил вытянутой вперед рукой.

– Женский дух непрочен, – сказал кузнец Кий. – Останься в доме, Любава, не рискуй собой и нами!

– Отец… – просительно протянула девушка.

– Я сказал, – отрезал кузнец и, не оглядываясь больше, пошел следом за княжичем.

Любава покорно вернулась в избу.

Кузница была небольшой и, на удивление Владимира, чистой. По центру ее стояли две наковальни, масляно поблескивавшие в неярком пламени сальных светильников. Одна из наковален была словно расщеплена с краю в форме ласточкина хвоста. Владимир предположил, что это сделано для удобства ковки предметов сложной формы.

К наковальне рукоятью вверх был прислонен большой и явно очень тяжелый молот, статью схожий с кузнецом, отчего, видимо, тот и получил свое прозвище. Кий – это большой молот, а уже затем имя или, может быть, прозвище основателя Киева. На вбитых в деревянные стены изогнутых гвоздях висели клещи и еще какие-то инструменты, незнакомые галицкому княжичу даже с виду.

И только один предмет не вписывался в обстановку кузницы.

На второй наковальне, основанием которой служил дубовый пень в два обхвата, лежала высохшая медвежья голова с оскаленной в предсмертной гримасе мордой. В глазницы для большего правдоподобия были вставлены обкатанные речные голыши, и в полутьме кузницы казалось, что медведь живет, сменив бренное тело на несокрушимую колоду наковальни.

– Еще раз прошу, – сказал кузнец, – подумай, княжич! Общение с иным миром может помочь, а может и утянуть на поля мертвых. Силы, которые ты просишь вызвать, неподвластны мне в полной мере…

– Я недостаточно щедр? – спросил с некоторым раздражением Владимир Ярославич. – Скажи свою цену, я заплачу!

– Нет, твоего золота оказалось вполне достаточно, чтобы я решился на подобное, только…

– Тогда начинай, кузнец, я готов к любому исходу!

Галицкий княжич нервно заходил по земляному полу кузницы. Он пристально вгляделся в лицо по-прежнему колеблющего Кия и произнес:

– Хорошо, кузнец, откроюсь тебе до конца. Говорят, что я неплохой лекарь. Уже в прошлом году, еще до переезда в Путивль, я начал чувствовать странное недомогание, и всех моих знаний не хватило, чтобы определить, что происходит. Здесь, в городе, болезнь усилилась, и я не могу уже совершать дальние поездки или поднимать тяжести. Из меня уходят силы, хотя внешне я и не изменился. Уходят, словно упырь тянет их из меня ежедневно, ежечасно!.. Недавно я гадал на воске, и в чаше с водой увидел змея Велеса. Ты не забыл об этом боге, кузнец?

– Бог один, – осторожно ответил кузнец, – и мы возносим молитвы его ипостасям: Отцу, Сыну и Святому Духу. Но об искушениях бесовских, ложных богах языческих, я наслышан. Меня то и страшит, княжич, что ты хочешь разбудить темные силы, и нет во мне веры, что все закончится благополучно.

– Велес пасет в подземном мире души мертвых, – продолжал Владимир, словно не слыша кузнеца. – И я знаю, что в облике змея он является только тем, кто должен встретиться с ним в ближайший год… Мне уготована близкая смерть, кузнец, а я не хочу умирать!

– Смерть страшна всем, но стоит ли в страхе призывать ее раньше срока?..

– Страшна не смерть. Страшно умереть изгоем, живущим из милости у пасынка сестры. Я должен выпросить отсрочку у Велеса. Он в незапамятные времена тоже боролся за власть и проиграл. Громовержец Перун низверг его во мрак подземного мира, навеки лишив общества себе подобных. Изгой Велес должен понять изгоя Владимира! Должен, ибо другой надежды у меня просто нет…

– Княжич, – кузнец постарался, чтобы его голос звучал убедительно, – я выполню свое обещание и совершу нужный тебе обряд. Однако давай не будем спешить и сразу тревожить могучего повелителя мертвых. Попробуем обойтись малым. Вот, взгляни, в кузне у меня стоят молоты разного веса и размера. Чтобы выковать меч или лемех плуга, я не всегда хватаюсь за огромный кий; чересчур мощный удар способен только испортить всю работу. Возможно, что и тебе поможет иной дух, не такой могущественный и опасный, как тот, которого ты пожелал увидеть.

– Иной дух? – переспросил княжич. – И кто же это?

– Пока не знаю. Но есть способ выяснить это. Не так давно у меня появился новый житель. Не верил я, что такое случается, но за печью в моем доме обосновался самый настоящий домовой. Он хороший, добрый; возможно, и не откажется рассказать, кто может тебе помочь.

– Откуда домовому знать о болезнях?

– Он дух очага, а огонь, как ты знаешь, вездесущ. Разреши попробовать, княжич, времени это много не займет.

– Ты уверен?

– Да. Если не получится, то еще до полуночи мы начнем обряд призвания Велеса.

– Хорошо, я согласен. Зови своего домового, кузнец!

Кий снял со стены висевшие там чистые вышитые рушники. Одним он завязал глаза княжичу, другим – себе. Домовой не любил появляться прилюдно, скрывал свои лазейки, и требовалось оказать уважение приглашенному, сохранив его тайну. Затем кузнец начал произносить заговор, причем торопился, проглатывая окончания слов. Магия – оружие обоюдоострое, и лучше будет, если заклинание окажется короче и не обратится против просителя.

– Соседушко, домоседушко, – частил Кий, – гость к тебе идет, низко голову несет; не томи его напрасно, а заведи с ним прияство; покажись ему в своем облике, заведи с ним дружбу да сослужи ему легку службу!

Владимир Ярославич почувствовал, как в его руку кузнец вложил нечто мягкое и влажное.

– Это каша. Держи ее на вытянутой ладони, – услышал он голос Кия. – И повторяй за мной!

Владимир заговорил, вслушиваясь в быстрые подсказки кузнеца:

– Дядя домовой, приходи ко мне! Не зелен, как дубравный лист, не синь, как речной вал; приходи таким, каков я; я тебе кашки дам!

Какая глупость, думал про себя княжич. Скоморошество. Он уже жалел, что обратился за помощью к кузнецу, что открылся в своей беде. Что изменят эти наивные распевы, так похожие на детские считалки? Чем помогут?

Но в это время княжич почувствовал, как комок каши начал сползать с его ладони, а незнакомый звучный голос приказал:

– Сымайте-ка с глаз это тряпье! Или рожи так кривы, что показаться стыдно?

Владимир стянул с лица рушник и онемел.

Прямо перед ним стоял его двойник, однако росту в нем было не больше двух ладоней. Только в лице двойника было что-то не так, и княжич быстро понял, что именно. Над перемазанной в каше бородой ярко горели зеленые, как у кошки, глаза. У самого Владимира они были, как у отца и сестры, темно-серыми, как мышиный загривок.

– Хорошо звали, – одобрительно сказал двойник княжича. – С уважением. Уважение я люблю! Только зачем заставили такое тело надеть? Не нравится мне оно, давай проси обратно!

– Что просить? – растерялся княжич.

– Настоящий мой облик вернуть, вот что!

– Прошу… – совсем растерянно сказал княжич.

Превращение заняло один миг, и Владимир с Кием так и не смогли заметить, каким образом домовой это сотворил. Теперь, оседлав медвежью голову, в кузнице находился уже не двойник княжича, а обильно поросший волосом мужичок в простонародной рубахе, мятых штанах и лаптях явно не первой свежести, лыко из которых воинственно топорщилось во все стороны.

– Другое дело, – заметил домовой. – Теперь, кузнец, время меня гостю представить!

– Знакомься, княжич, – церемонно поклонился кузнец. – Это наш дедушка домовой, а звать его Храпуней.