Хрипло каркнул ворон, устремившись за войском. Я осела на колени, хватаясь озябшими пальцами за подоконник, и заплакала.

Боги, почему я не напросилась с ним⁈

В отсутствие Зига было невероятно скучно. Он будто заставлял меня загораться огнём, ярким, как его борода. Вечно подшучивал надо мной, почти играл. Лев играл со своей мышью. Теперь мне этого ужасно не хватало.

Первую ночь в одиночестве я почти не спала. Утром проснулась разбитой, кое-как привела себя в порядок и решила разобрать книги. Мне хотелось оставить то, что я могу прочесть в покоях, а остальное отнести в хранилище. Для их же целости.

— Что ты несёшь сама, госпожа! — мне встретилась Лейла. Она подбежала ко мне и забрала половину стопки, которую я несла. Стало и правда легче. А то руки уже тряслись. — Откуда это?

— Подарки князя. К сожалению, здесь написано на чужом языке. Я его не знаю, но, может, потом разберусь. Помоги донести. Где Беатрис?

— Тоскует по своему Йоргену, — поморщилась Лейла.

Мы свернули в узкий полутёмный проход, ведущий к хранилищу.

— Она так и не сказала ему про ребёнка?

— Не-а, молчит, как рыба, глупая. Упасите боги, этот Йорген ещё сдохнет, так она всю жизнь будет страдать, — жёстко сказала подруга. По коже прошёлся холодок.

— Не говори так, — попросила я. Не желала смерти Йоргену и уже тем более страданий Беатрис. — Он вернётся и привезёт ей кучу подарков. Они помирятся, поженятся и будут жить долго и счастливо.

Лейла громко фыркнула. Я опустилась на колени, осторожно положив книги на доски пола, и вынула из ворота платья верёвку с ключом от хранилища. Зиг дал мне, как самую большую ценность. Я прятала его между грудями и не снимала даже ночью. Зиг убьёт меня, если потеряю.

— С чего это ты так уверена? — спросила Лейла, пока я открывала дверь.

— Сердцем чую, — отозвалась я. Замок щёлкнул, дверь распахнулась. Я улыбнулась, поднимая стопку книг. Негромко добавила: — А ещё Зиг обещал помочь.

— Ай!

— Осторожно, тут ступенька, — запоздало предупредила я.

Мы вошли в хранилище. Тут стоял высокий стол с деревянными подставками для книг. Я стала искать свечи. Хотела расставить новые книги на полки. Лейла села на стул, стоящий у стола.

— Зиг? Ничего себе, госпожа. Помнится, ты боялась этого бога смерти, — пошутила Лейла, но будто упрекнула.

Я смутилась. Наконец отыскала подсвечник и несколько тонких свечек. Зажгла при помощи кресала. Хранилище осветилось мягким светом.

— Я… я смогла разглядеть в нём человека, — подумав, ответила я. Остановилась у стола, провалившись в мысли, и погладила пальцами кожаные переплёты книг. — Он такой же, как мы, просто немного… увлечённый?

— Ха, увлечённый убийствами и как побольше золота нахапать! — рассмеялась Лейла.

Мы были подругами больше, чем госпожой и прислугой. Я никогда не запрещала девочкам говорить, что думается. Более того, даже прислушивалась к их мнению. Но в этот раз сердце кольнуло.

— Не говори так, ты его не знаешь.

— Да куда мне? Моё дело стирать твои платья, госпожа, а не любиться с князьями.

— Замолчи! — вспылила я. Это было уже слишком.

Лейла смолкла. Её смуглое лицо вытянулось. Она поднялась и смиренно склонила голову. Стала вдруг ниже и невзрачнее, хотя всегда была выше меня на полголовы, темноволосая и со жгучими, бойкими глазами. Я вдруг ощутила власть над ней. Вспомнила, что я княгиня. Подняла голову повыше, звякнув серьгами в ушах.

— Не забывайся, Лейла, — строго проговорила я уже спокойным голосом. — Мой муж великий князь Бергсланда, Горный Лев. А я, пусть я твоя подруга, но и твоя госпожа. Потому впредь следи за своими словами, прошу. Я не желаю с тобой ссориться.

Зиг бы приказал отрезать ей язык. Боги, как я возрадовалась, что сейчас он этого не слышит! Лейла присела в поклоне, не поднимая глаз.

— Прости, госпожа. Я правда забылась. Разрешишь идти?

— Иди. Передай моё сочувствие Беатрис, — постаралась сгладить углы я, но, кажется, не вышло.

Лейла закивала и быстро убежала. Я осталась в хранилище одна. Сделалось тоскливо, я обняла плечи. Что-то менялось. Менялась я сама или люди вокруг? Не понимаю. Мне вдруг стало страшно, когда представила, что могу остаться совсем одна. В окружении сотни слуг, но совсем без друзей. Никто не будет дружить со мной, потому что я слишком задираю нос. Я слишком высоко взлетела. Нарядилась в золото…

Но разве у меня есть выбор?

Я не знала.

Опустилась на стул, где недавно сидела моя близкая подруга, и вдруг погладила живот. Неожиданно захотелось быть беременной, чтобы не оставаться в одиночестве. Во мне будет другой человек. Близкий. Родной. Мой сын. Я легла головой на стол, чувствуя жгучие слёзы. Смяла пальцами рукав платья.

— Зиг, возвращайся скорее, — шёпотом взмолилась я, обняв ключ от хранилища.

На дворе шёл снег. Завалило крыши, весь двор. Рабы убирали его с крыльца. В город от нас ездили сани с двумя кобылами и привозили некоторые запасы. Усадьба погружалась в зимний сон.

Я почти всё время пропадала в хранилище. Завела бумагу, где стала переписывать все наименования имеющихся книг, вела что-то вроде учёта. Потом бумаг стало слишком много, что из них собралась отдельная книга. Я поставила на листках цифры, чтобы не запутаться. Оказалось, работы много. Но зато стало понятнее, какого толка знаниями мы располагаем.

На некоторых полках лежали круглые свитки, длинные, как несколько меня высотой. Увы, язык был мне незнаком, но я просто учла их в своих записях. Зиг сказал, что я могу переделать, как мне нравится. Интересно, он про наши покои или вообще?

Я решила вышить гобелены для главного зала. Попросила у Оддманда нити, станок и начала работу прямо в покоях. Было трудно, но я верила, что справлюсь. Да и работа здорово отвлекала от тягостных мыслей.

Одним днём увидела куда-то спешащего Оддманда. Он нёс в руках корзину с одеялами.

— Куда это? — удивилась я, потому что шёл дворецкий на двор.

— У суки господина родились щенки, — пояснил слуга, не сбавляя шага. Я почти бежала за ним. — На псарне холодно, ночью морозы.

— Давай принесём их в дом?

Оддманд удивлённо поднял седые брови.

— Что? Князь сказал мне, что могу делать, что пожелаю! — воскликнула я. — Неси щенков в дом! Это приказ!

Оддманд усмехнулся и кивнул.

— Раз приказ, милая госпожа, то не смею ослушаться. С твоим приходом всё изменилось, не так пусто.

Я смутилась и промолчала. Уж не знаю, как тут обычно. По-моему, очень пусто и холодно.

Сама спустилась на псарню, где разводили волкодавов князя, и увидела щенков. Они были ещё слепые. Серые скулящие комки. Толстенькие и смешные. Я помогла перекладывать их в корзинку. Их мать, большая седая псица с обвисшими сосками, полными молока, скулила и совала нос мне на колени. Оддманд называл её Грозой.

— Тихо, милая, это для блага твоих детей, — сказала я, поднимаясь. Щенков было много, целых семь. Не все влезли в корзинку. Они были большими и тяжёлыми, волкодавы всё-таки. Двоих я взяла на руки и положила на грудь.

— Ты похожа на него, — сказал старый Оддманд, когда мы возвращались в дом. Он нёс скулящую корзинку. Псица бежала за ним и тявкала, как волнующаяся мать. Уже темнело. На башнях загорались фонари. Зимняя ночь наступала рано.

— На кого?

— На господина Зигрида. Он милостив к зверям, но совсем бесчувственен к людям. Когда-то господин Зигрид был добрым мальчиком, часами сидел с собаками, учил их приносить палку по приказу или вставать на задние лапы… — старик улыбнулся, вспоминая. Потом насупил серые брови. — Старая вражда и власть развратили его. Кажется, ты напомнишь ему, что такое добро, маленькая госпожа. С тобой он носится, как со своими щенками.

Я растерялась от таких слов. Неужели Зиг действительно так переменился, что это все замечают? Что же тут было раньше? Не могу понять.