— Ох, жуть какая! — сочувственно вздохнула Марна.

— Да… вот я и решила отвлечься и приехать в Люсстаден, помочь нуждающимся. Но всё-таки это не то, чего я желала, — призналась я. Марна поставила чашу наваристых, горячих щей. У моих названных сыновей слюни потекли на стол. Я придвинула им чашку. — Так, сами покушаете или помочь?

— Сами, — ответил старший, Одд.

— Тогда осторожно, щи горячие, — я протянула им деревянные ложки.

Марна улыбалась, глядя на моих найдёнышей. Они стали есть, быстро, словно отберут, и, конечно, обжигались. Ели они хорошо, я обрадовалась. Значит, здоровы. Приедем в дом, выкупаю их и расспрошу, почему же они одни. Где их родители? Боги, у меня и игрушек для них нет! Я подозвала Гуди. Воин склонился ко мне.

— Иди на рынок и купи игрушки, — приказала я, достала из кошелька на ремне пару золотых монет и вложила воину в руку.

— Слушаюсь, госпожа, — он ушёл.

Обед длился долго. Мы говорили с Марной, пока мужчины обсуждали свои дела на другом конце длинного, высокого стола из дуба. Скегги уснул прямо за столом, наевшись от пуза. Марна предложила уложить его в покоях, она полностью поддерживала мою затею позаботиться о детях.

— Не нужно, мы скоро поедем в усадьбу, — покачала головой я и погладила мальчишку по волосам.

Одд бодрился и глазел на воинов. Конечно, у них было оружие и кожаная броня. Какому мальчишке не хочется быть воином? Все они об этом мечтают, как мне казалось, с рождения.

Вернулся Гуди и принёс игрушки: деревянных свистулек, кукол из кости, лошадок и бычков. Принёс даже маленькую повозку на колёсах. Она особенно произвела впечатление на Одда, потому что каталась по столу. Интересно, а были ли у них вообще игрушки?

Настало время ехать в усадьбу.

— Спасибо за угощение и тёплый приём, господин Хринг, — поклонилась я. Воевода счастливо зарделся.

— Рад, что угодил, светлая госпожа. Помочь тебе?

Он увидел, как я поднимаю спящего Скегги на руки. Ох, он казался мне легче!.. Но я покачала головой. Прижала ребёнка к груди и закутала в полы шубы. Одд уже спрыгнул с лавки и сам надел шапку. Его занимал разговорами Гуди и помог нести игрушки.

Всю дорогу домой я обнимала своих детей, согревая. Сморило и Одда. Уже начинало темнеть. Солнце зашло за кромку леса, когда мы приехали в усадьбу. Я ощутила, что жутко устала, но спать не лягу, пока не устрою детей. Гуди растолкал Одда. Скегги никак не просыпался и пришлось опять тащить его на руках.

— Спасибо, Гуди, — поблагодарила я верного охранника и взяла Одда за руку. Он сонно тёр глаза и пытался оглядеться. Двор уже опустел, слуги готовились к ужину, а потом надлежало ложиться спать.

— Мне не трудно, госпожа, — отозвался воин. Я искренне улыбнулась ему, поблагодарила всех за помощь и повела детей в дом. Меня уже встречала Беатрис с масляным фонарём в руках. Она куталась в шаль.

— Боги, госпожа! Откуда? — она с изумлением оглядела детей.

— Долго рассказывать, — устало вздохнула я. — Готовь бадью, надо выкупать их и найти покои. С ног валюсь.

Беатрис закивала и поспешила выполнить приказ. Я повела детей в княжеские покои. Пока не знала, где их устроить, но раз Зига нет, то они вполне могут пожить со мной. И мне будет спокойнее.

— Так ты правда княгиня? — спросил недоверчивый Одд, пока мы шли по коридорам. Он вертел головой, осматривая тёмные гобелены на стенах, и держался за мою ладонь.

— Правда, милый.

— А где князь? Он не выгонит нас? — наверное, мальчик помнил, как Зиг угрожал им.

— Я не позволю ему вас и пальцем тронуть, — заверила я. — Я княгиня, такая же хозяйка, как и он. Я позабочусь о вас. Видел, сколько у меня воинов?

— Да! Они такие крутые!

Я усмехнулась. Да уж, крутые. Слышу, что опять пьют в зале. Эх, Зиг, когда ты прекратишь это? Лейлы почему-то не было. В последние дни она вечно где-то пропадает. И с кем же она? Я хотела бы отчитать её, служанка не выполняет свои обязанности, но она не попадалась мне на глаза, и я забывала. Почти всё делала бедная Беатрис, а она в бремени, и её иногда ещё жутко тошнило. И ей помогали другие служанки из хозяйского крыла. Вот и сейчас бадью наполняли они.

— Помоги, — попросила я Беатрис.

Мы с ней быстро сняли старые, давно нестиранные вещи с мальчишек и усадили их в бадью. Скегги, наконец, проснулся.

— Мы теперь будем тут жить⁈ — воскликнул он звонко.

— Да, нравится? — я мыла ему волосы. Замочила рукав, но сейчас было не до красоты моего платья. Беатрис помогала помыть Одда. Ласковая улыбка блуждала на её губах. Другие девушки ушли, оставив нас. Мы решили, что вдвоём управимся.

— Да! Нравится! Мама!

Он повис у меня на шее, и я вся стала мокрая и в мыле. Моё сердце дрогнуло. Никогда меня не назвали мамой, да и кому бы это делать, интересно? Стало тепло на душе. Я хотела быть мамой, но раз уж боги не дают мне моих детей… пусть будут чужие. Беатрис смахнула слезу, наблюдая за нами.

— Что скажет князь, госпожа, вот страшно, — сказала она, когда мы уложили детей спать на нашей с Зигом кровати. Им было просторно, кровать была широкая. Я укрыла их меховыми одеялами. Мы с Беатрис вышли в коридор, прикрыв двери. И шептались. Боялись разбудить. Руки дрожали от усталости, я была вся мокрая, будто удумала купаться в платье. Колени подкашивались.

— Ой, не знаю, — призналась я. — Он будет ужасно зол на меня. И мне тоже страшно.

Беатрис взяла меня за плечи.

— Ну ничего, госпожа, если и не назовёт их своими, то хоть жить будут в тепле и сухости. Вырастут, станут служить ему. Я помогу тебе, прикрою, если надо, — пообещала она с жаром. — Мне тоже детишек жалко.

— А Йорген не будет против?

— Ты же видишь, всё равно его нет. Йорген хоть и скалится, как волк, но он очень хороший. Сам сирота, я знаю. Над мальчишками сжалится, я уверена.

Меня поразило то, с какой уверенностью Беатрис говорила о Йоргене. Он всегда казался мне даже более жёстким, чем Зиг. Подходить к нему боязно, а моя подруга как-то нашла к нему ключик. Всё равно даже представить не могу, чтобы он сжалился над кем-то. Я благодарно пожала подруге ладони. Она была такой же встрёпанной и мыльной, как я.

— Спасибо, моя милая, я так тебя люблю, — искренне сказала я.

Мы обнялись, и Беатрис, зевающая, ушла спать. Тоже умаялась возиться с детьми. Я собралась было идти спать, но услышала шаги в коридоре. Увидела Гуди. Плаща и шлема на нём не было, лишь куртка из варёной кожи поверх тёмной рубашки и свободные штаны, заправленные в сапоги. Тугой ремень перетягивал его пояс. Длинный меч висел на его бедре, поблёскивая железным навершием.

— Ты забыла, госпожа, — он протянул мне кулёк с игрушками. Я смутилась и забрала.

— Спасибо, — я призналась, вздохнув: — Оказывается, быть матерью не так-то и легко.

— Ты справишься, госпожа.

Гуди вдруг взял меня за руку. Я поражённо уставилась на него. Сердце сделало кувырок и рухнуло в живот. Странное предчувствие сковало меня. Я встретилась с голубыми глазами Гуди, они потемнели, улыбка покинула его небритое лицо.

Он склонился и поцеловал меня.

Гуди был колючий. Щетина покрывала его лицо. Губы у него оказались горячие и напористые. Он прижал меня к стене. Широкие ладони оказались на моей талии и жадно обхватили.

Я настолько оторопела, что потерялась под его настойчивостью. Широко распахнула глаза. Услышала, как сердце колотится в моих ушах. Через пару мгновений, когда руки Гуди стали блуждать по моей спине, до меня начало доходить, что происходит. Кровь хлынула к щекам.

Это измена⁈

— М-мх… — я уперлась руками в широкую грудь Гуди. Он не сразу прекратил целовать меня. Я вся взмокла в ужасе. — Гуди…

Смогла выдавить лишь его имя. Стыд, страх, недоумение. Всё смешалось во мне. Язык путался. Единственное, что могла, так это хлопать ресницами и глазеть на него.

— Хочу тебя, госпожа, — выдохнул Гуди мне в губы. Он склонился и не выпускал. Поставил руку над моей макушкой. От него было жарко. — Ты такая красивая, я люблю тебя. Хочу… хочу сотню раз за эту ночь.