— Папа ушёл на войну. Давно, — сказал он. Дёрнул светлыми бровками. — Мама умерла, она заболела. Её сожгли.

— Мне очень жаль, Одди, — я прижала мальчика к груди и погладила. Поцеловала светлую головку. Подумала, что могла бы попытаться найти их отца. Что с ним случилось? Погиб? Попал в плен? Или просто бросил?

Одд нет-нет, да и бросал что-то про отца или маму. Он их хорошо помнил, в отличие от малыша Скегги. Тот упрямо звал мамой меня. Я знала, почему. Одд как-то сказал, что у их мамы были такие же волосы, как у меня, светлые. Может, я и правда была на неё похожа, не знаю. Но этим малышам никогда не стать моими родными, как ни стараюсь. Я не носила их в утробе, не рождала. Я совершенно не умела успокоить их или отругать. Не знала, что с ними вообще делать. Хотя и крутилась рядом. Заботилась.

Ну, пыталась.

Я сама была как девчонка. Вчерашний ребёнок. О каких детях я вообще думаю, когда рвусь обратно к отцу и лезу во все дырки, словно сорванец? А Зиг ещё называет меня женщиной! Где он её увидел во мне? Женщина — это Марна или Беатрис, которая уже умело занимала моих мальчишек.

Но не я.

Беатрис стала моей главной помощницей. Она согласилась посидеть с мальчиками, пока я пошла учиться. Исак уже ждал меня. Мальчишки не унимались полночи, потому сегодня мы проспали и рассвет, и завтрак. Мне было жутко стыдно, ведь я обещалась прийти в хранилище с утра, чтобы выучить больше слов и помочь Исаку разбирать книги.

Ужасно хотелось спать. Я несла в руках книги, что завалялись в княжеских покоях. Прочитала, ещё когда болела. Надо убрать на полку в хранилище. Боялась, что Скегги и Одд доберутся до них, испортят. Тогда Зиг точно нас всех убьёт.

Ещё прижимала к груди листок с планом про приюты для сирот. Хотела поделиться с Исаком. Может, он что посоветует. Он видел, какие дома для осиротевших детей делают на востоке. Знал, как лучше. Я очень ему доверяла и полагалась на его знания.

Моё настроение омрачилось, когда я увидела Гуди в галерее.

Я замерла и уставилась на него. Дрожь сделала слабыми мои ноги. Пальцы вспотели и стали ледяными. Я крепче обхватила книги, прижимая к груди, будто хотела защититься. Гуди стоял напротив. Он был в куртке и плаще. Шёл на крепостную стену? Или только вернулся? Мне не было никакого дела. Я мечтала, чтобы ничего между нами не было. Чтобы всё было, как прежде: я госпожа, а он мой охранник.

— Доброе утро, госпожа, — первым заговорил воин. Он сделал шаг мне навстречу. Держал за спиной руку. Я уже не знала, что он может выкинуть, потому ждала, самое малое, нож.

— Доброе, — выдавила я. Проклятые приличия! Надо бежать, а не глазки строить.

— Давно тебя не видел, занята?

— М-м… да, очень, очень занята! — лицо загорелось. Я стала чаще дышать. Гуди повёл бровью и оглядел меня.

— Идёшь в хранилище? Слышал, там появился хранитель. Говорят, он раб.

— Да, он учит меня языку востока. Как раз иду к нему.

Взгляд Гуди недобро почернел. Я знала этот взгляд: ревность. Так глядел Зиг, когда я смела говорить про других мужчин. Когда на меня смотрели другие. Ох, Гуди, а я-то думала, ты просто предан мне! Он подошёл ближе и остановился в паре шагов. Я опять начала теряться и трястись. Ощутила тепло от него. Его взгляд пронзал меня.

Нет, раздевал. Он очень меня хотел, и как я раньше не замечала?

— Я хотел извиниться, — сказал Гуди глухо. Его голос показался мне простуженным, хрипел больше обычного. — Прости, что оскорбил, госпожа. Я не должен был целовать тебя, ты чужая жена.

Я молчала. Снова в моей голове сделалось пусто. Мне было больно, что я разбиваю сердце другому мужчине. Мне было жаль его. Но я ничего не могла поделать. Я и правда чужая жена, любящая и любимая. Клялась в верности своему князю. Я ничего не могла дать этому воину. Гуди помолчал немного и сказал:

— Давай забудем?

Я глядела на его ремень и чувствовала острый взгляд на своём лице. Понимала, что если подниму глаза, то заплачу. Я кивнула, соглашаясь. Так я и хотела — забыть о том страшном поцелуе.

— Не говори князю, пожалуйста.

Больше Гуди ничего не сказал. Он достал что-то из-за спины и вставил мне за ухо. Тронул мои волосы на прощание, проведя пальцами по косе, и ушёл. Я слушала его тяжёлые шаги. Коса качнулась у меня за спиной. Едва звук шагов стих, я ощутила, что не дышу. Подняла руку.

Это была веточка рябины. Алые ягодки маняще блестели, когда я покрутила веточку перед лицом. Подарок показался мне даже трогательным. Я приняла извинения, простила. Но больше не собиралась даже пересекаться с Гуди. Не хочу мучить его.

— Боги, и почему я такая доверчивая? — шёпотом спросила я и рванула в хранилище.

Исак заметил моё дёрганное состояние, а также подарок Гуди, но ничего не стал спрашивать. Решил, должно быть, что я волнуюсь за князя или за мальчиков. С заботами я почти не думала про Зига, времени не было. Голова была занята мальчишками и их проказами, а ещё новыми словами, которые требовалось запомнить. Вот, почему я так тряслась в первые походы Зига: мне просто нечем было забить голову.

— Нет, скажи чуть мягче, — попросил Исак, когда я не могла выговорить новое слово. Я повторила. Язык не слушался. Исак поморщился, будто услышал, как лопается струна. — Ладно, тоже неплохо.

Он был хорошим учителем. Не кричал на меня, если не получалось, подбадривал и объяснял по сто раз. Терпения у него было куда больше, чем у Зига. И ещё он был честен. Если я ошибалась и делала откровенно плохо, то он всегда говорил. Не лебезил передо мной, будто мы не были госпожой и рабом.

Может, удастся уговорить Зига даровать ему свободу?

По коридору кто-то бежал. Мы с Исаком замолкли. Потом в хранилище заглянула возбуждённая Беатрис.

— Князь приехал, госпожа!

Князь⁈ Хвала богам! Я быстро встала. Мне стало не до языков востока. Мыслями я уже была в объятиях своего князя. Целовала его бородатое лицо и гладила мозолистые руки. Чуть не забыла поблагодарить Исака за урок.

— Спасибо, извини, мне надо…

— Беги, госпожа. Продолжим завтра, — понимающе улыбнулся он и опустился на стул. Мы с Беатрис поспешили по коридорам, подобрав подолы платьев. Я вспомнила о мальчиках.

— Где Одд и Скегги?

— Я отвела их в покои и велела сидеть тихо, — сказала Беатрис. Она была вся в красных пятнах, запыхалась.

— Тогда побежали скорее туда. Надо привести их в порядок и показать князю!

— Но госпожа, может, стоит дать ему отдохнуть с дороги?

Да, наверное, он злой и уставший, может, ранен или болен. Но я хотела показать ему детей сейчас, чтобы не утаивать от него ничего. Не мучить себя ещё больше. Сил уже нет. Потому я покачала головой и направилась в княжеские покои. Беатрис побежала в кухню, чтобы принести детям какое-то угощение.

Одд и Скегги выглядели прилично, к моему удивлению. Я лишь расчесала их гребнем. Скегги пытался брыкаться.

— Ну-ка, стой смирно! Приехал князь! Он должен увидеть, что вы порядочные мальчики, — отругала я. Но Скегги всё равно взъерошил волосы мне назло. Я выдохнула, борясь с закипающим гневом.

Ладно. Пусть так, — бросила гребень на стол.

— Идём, — взяла мальчишек за руки и повела в зал.

Там было пусто. Я усадила их на лавку и дала чашу с вареньем и хлеб, чтобы занять их. Велела вести себя прилично. Потом поспешила к дверям. Беатрис уже где-то скрылась. Наверное, побежала встречать Йоргена. Я немного боялась встречаться с мужем, хотя давно ждала его и успела истосковаться. Боялась за детей. Ясное дело, что разборок не избежать. Крутила в голове слова, которые скажу ему, и сминала потные пальчики.

— Так, ладно, я справлюсь, — бормотала под нос, пока шла по коридору. — Я справлюсь…

Неожиданно он вырос передо мной спустя очередной поворот. Я чуть не влетела в его грудь. Зиг не переменился за время нашей разлуки, только выглядел уставшим. Пришёл на своих двоих, что не могло не радовать. Я замерла перед ним, оробев. Мой муж показался мне таким суровым в то мгновение, что я подумала: боги, и как же мне хватало смелости шутить с ним?..