Наместник взял было тяжелый лук, затем отложил, поднял жезл. Его зоркий взгляд неторопливо скользил по возам, высматривая бреши. Заметив в просвете между возов черноволосую голову, Киран ткнул в ее сторону и закричал:

– Цель!

И с упоением увидел, как, повинуясь его указующему жесту, туча стрел взвилась над колесницами и обрушилась на укрепление накхов.

– Цель! Цель!

Из-за возов старались отвечать, но с каждым залпом арьев все слабее.

Когда ответные выстрелы совсем прекратились, Киран вновь послал всадников вперед. Те приблизились без помех и развалили щетинившиеся кольями рогатки. Лишь после этого наместник прошел за возы. Десятки трупов лежали перед ним, густо истыканные стрелами. Кирана радовал их вид. Да что там радовал – он чувствовал странное опьянение, от которого бурлила кровь. Ему хотелось петь.

Первый раз ему довелось лично участвовать в этаком деле. Да, там у вендов, сидя в крепости, он неоднократно посылал своих людей захватить, истребить, покарать… Но здесь, сегодня, вокруг него свистели стрелы. И сам он мог бы погибнуть в самом начале схватки!

«Я жив, я победил! – ликовало все внутри его. – Но показывать радость нельзя. Нужно быть бесстрастным, чтобы никто не догадался, как мне было страшно и как стало легко и весело. Полководцу не пристало вести себя подобно новобранцу…»

Киран неспешно шел, разглядывая трупы. Пожалуй, он впервые увидел столько открытых накхских лиц. Ни одного зрелого мужчины – старичье, женщины… Наместник остановился около двух молодых, неожиданно привлекательных девушек. Обе они были ранены стрелами, однако умерли не от них. Обнявшись, они пронзили друг друга длинными кривыми кинжалами. Киран наклонился проверить, не бьется ли на шее тонкая жилка, – нет, тела, казавшиеся еще совсем живыми, были уже холодны. «Зачем? – с тягостным недоумением подумал государев зять. – Исварха всемогущий, зачем они сделали это? Разве обо мне ходят слухи, что я поедаю детей и запрягаю в колесницу старух? Эта схватка с самого начала была безнадежна. Почему они не вступили в переговоры? Я бы никого из них не тронул…»

Губы Кирана скривились от отвращения.

«Безумцы, бешеные звери! Таким не место под нашим священным солнцем! Я сделаю благо для всех, очистив мир от них…»

Он выпрямился, шагнув вперед, и едва не споткнулся о мальчишку лет семи. Тот лежал, держась рукой за грудь. Из-под пальцев растекалось кровавое пятно. Между пальцами торчала стрела.

«Еще один змееныш». Киран пихнул тело носком сапога. Мальчишка вдруг распахнул глаза, отбросил зажатую меж пальцев стрелу, вскочил. В другой руке его наместник увидел обнаженный кинжал.

– Берегись!

Один из телохранителей с силой оттолкнул Кирана, и в тот же миг острое лезвие вонзилось воину в бедро. А еще через мгновение десяток мечей искрошили мальчишку в кровавые ошметки.

Киран застыл на месте, забыв о том, что нужно изображать бесстрастное величие. Им полностью завладело позорное чувство беззащитности. Только что он мог нелепо и бессмысленно погибнуть! И все его великие замыслы развеялись бы, словно и не существовали…

«Никому нельзя показывать испуг», – вспомнил наконец Киран, пересилил себя и скривился, будто от брезгливости:

– Раскидайте возы. Мы пройдем здесь. Я сам поведу колесницы.

Змеиная шкура трепетала на ветру, созывая воинов. Ширам смотрел на своих всадников, и его наполняло радостное предвкушение схватки. Значит, этот красавчик-придворный решил потягаться с ним в умении воевать? Похоже, он возомнил себя кем-то из тех грозных древних арьев, которые некогда завоевали земли его предков. Но как гласит старинная поговорка – тень волка не кусается.

– Все за мной! – приказал он и устремился впереди отряда, заворачивая его вправо, чтобы по широкой дуге обойти преследователей. Пока арьи стоят и обстреливают обоз, он подберется к ним с тыла. Саарсан уже будто видел, как, выскочив из высокой травы подобно охотящемуся саблезубцу, он в мгновение ока превратится из добычи в охотника…

Но едва отряд начал свой разворот, тянувшийся до горизонта луг сбоку от них наполнился пронзительным воем сигнальных труб, звоном гонгов и рокотом тимпанов. Плохо объезженные кони, уведенные накхами с торжища Нижнего города, испуганные резким шумом, понесли кто куда, не слушаясь узды и ударов плети.

– В строй! Все в строй! – орал Ширам. – Вперед, обойдем их!

Но было поздно. Еще несколько мгновений назад грозный отряд превратился в сборище мечущихся по лугу конников, пытающихся управиться с перепуганными лошадьми. А между тем рокот и рев труб доносились все ближе. И сколько видел глаз, к берегу, как молот к наковальне, одна за другой выезжали из степи снаряженные косами боевые колесницы – гордость арьев, не раз приносившая им победу. За каждой из них мчалось по дюжине конных лучников. За ними бежали воины с сетями и длинными зазубренными копьями.

– Похоже, это засада! – крикнул Хаста. Всю дорогу он упрямо держался неподалеку от саарсана, невзирая на все попытки того отправить приятеля-жреца в обоз. – Они уже ждали нас здесь! Нас поймали, как хорька в силки!

Ширам метнул на приятеля полный гнева взгляд. Уж точно его замечания были не к месту. В сравнении с тем, что происходило сейчас, Битва Позора казалась героической схваткой.

– Проваливай! – рявкнул он, бросаясь в бой. – Спасайся!

В воздухе засвистели сотни стрел, валя потерявших строй всадников. Ширам с горечью видел, как под стрелами арьев гибнут его друзья и соратники, цвет войска Накхарана. Едва кто-то оказывался на земле, к упавшему бросались наемники, спеша опутать его сетями, ранить боевыми острогами, чтобы взять в плен. Должно быть, за каждого живого накха была назначена хорошая награда.

Сердце Ширама разрывалось на части от этого зрелища. Он мучительно пытался собрать вокруг знамени Афайи сколько-нибудь значимый отряд и обратить его в атаку – пусть последнюю и самоубийственную, но атаку. Он рыскал загнанным волком по полю боя, ища, с кем сразиться. Не отстававшие от него воины рода Афайи бросались то в одну, то в другую схватку, не щадя ни себя, ни врага. Всадники, охранявшие колесницы, спешили броситься врассыпную при одном приближении саарсана со свитой, но, развернувшись напоследок, посылали в сторону облаченных в черное всадников стрелы с гранеными остриями.

Ширам понимал, что так долго не продержаться. То один, то другой всадник падал наземь, сраженный стрелами. Но хуже всего были колесницы. Длинные железные косы сносили коней, как ячменный колос. Животные с подрубленными ногами кувыркались с предсмертным ржанием, давя не успевших соскочить всадников. Но те, кто успел скатиться наземь, едва поднявшись, получали стрелу или дротик. Каждая колесница, что останавливалась под стрелами накхов, наполняла сердце Ширама ликованием, но лишь на миг. Что толку, если он не мог прорваться и вывести за собой войско? А войска не осталось, сотни накхов были рассеяны по полю. Каждый вел свой бой и умирал в одиночку.

Ширам и сам искал гибели, не желая пережить позора этого дня. Нечто, грохоча и лязгая, надвигалось на него – он повернул голову и увидел колесницу. Ширам перехватил поудобнее лунную косу и погнал коня прямо на нее, разя всех, кто заступал ему путь. Лунная коса вдоволь напилась крови, пока не застряла в шее одного из запряженных в колесницу коней. Ширам успел бросить ее, обнажить меч и вонзить его прямо в горло обезумевшего от ужаса колесничего, внезапно оказавшегося совсем рядом. Падая, тот дернул поводья, колесница резко накренилась и, вонзившись острием косы в землю, выкинула лучника прямо под длинные ножи соседней колесницы.

Стрелы часто защелкали по чешуе доспеха Ширама. Удар каждой отдавался болезненным тычком в ребра, но пробить небесное железо им было не под силу. Саарсан рывком развернул коня, успев рассечь затылок лучнику со второй колесницы, и хищно огляделся по сторонам. Вот сейчас бы хоть сотню воинов, спаянных в единый кулак! Здесь можно прорваться!