– Ну, развлекайтесь, – напоследок приказал Сергей и отошёл, а я с облегчением выдохнула и схватила вилку, надеясь хоть так разогнать неловкость.
Минут десять мы с аспирантом синхронно ковырялись каждый в своей тарелке, а затем Бранов совершенно внезапно заговорил:
– Хаос, когда подпитывается, ауру дырявит. Чем серьёзнее прорывы, тем скорее утекает жизненная энергия. Чувства при этом притупляются. Появляется слабость, раздражительность… Но после регенерации, пока раны совсем свежие, ощущения и эмоции чуть-чуть обострены. Это пройдёт, не бойся.
Я поперхнулась. Чуть-чуть?! Страшно представить, что случалось с теми, у кого эти самые ощущения и эмоции до предела обострялись. С грудью наголо на людей кидались?
– Спасибо, что прояснили наконец, − исподлобья глянула я на Бранова.
– Я ведь обещал, – с нерушимым спокойствием на лице ответил он. Правда, глаз от тарелки не отрывал, а шея и скулы его едва-едва начали возвращать естественный телесный оттенок вместо нездорово-розового.
Воспоминания нахлынули внезапно и окончательно меня смутили. Я схватила кружку, зажала нос и глотала целебное питьё до тех пор, пока дыхания хватало.
– Выходит, Сергей эти самые раны в ауре залечивает? – заев вязкую горечь гренкой, наконец обрела я относительную способность говорить.
– Скорее, заштопывает, − поправил аспирант, не отрываясь от еды.
– И это он вот так их…
Я виновато помахала руками, напомнив о нашем с аспирантом таком внезапном держании за руки. Бранов нахмурился и недобро рассмеялся.
– О, не-ет. Это он так развлекается. По правде говоря, я сам до конца не понимаю, как он это делает. Штопает ауры, – уточнил аспирант. – Сомневаюсь даже, что Сергей понимает. Но если повреждения незначительные, как у тебя, например, хватает пары прикосновений или беседы. Да просто рядом посидеть можно. Объятия тоже помогают вернуть силы или… иной физический контакт.
– А если раны серьёзные? – обрубила я перечисление действий, способствующих регенерации ауры.
Бранов уже вновь набил полный рот и теперь с трудом жевал.
– Тогда целый ритуал проводится, – помахал он вилкой. – Опять же, ритуал Серёга сам выдумал. Но в таком деле главное результат, полагаю.
Я кивнула. Не поспоришь. Выходит, аура – не сказки шарлатанов-целителей? Подумать страшно, сколько людей может погибать из-за дыр в невидимой глазу защите жизненной энергии.
Живёшь себе тихо-мирно, носишь свои синяки под глазами, и вдруг… бац! Над тобой два метра земли и тяжеленный венок с лентой скорби.
– А если ауру не залечивать? – с опаской потянула я.
– Увы, – Бранов хмурым взглядом подтвердил страшные догадки. – Без ауры жизни нет. Но с маленькими ранами можно долгие годы прожить. Человек будет чахнуть, болеть, но не умрёт сразу.
– А вы? – нотки тревоги в голосе я даже не пыталась скрыть. – Вам ведь крепко от Хаоса досталось…
Аспирант одарил меня долгим задумчивым взглядом.
– Теперь всё в порядке, Мика, – натянуто улыбнулся он и потянулся к кружке с бурым «киселём». – Жить буду.
Выпытывать, сколько бы протянул Бранов без Сергея, я не стала. Не хотелось думать, что аспирант мог от невидимых ран в ауре погибнуть. Но даже со своими незначительными повреждениями чувствовала внутри разительные перемены. Будто вновь обрела целостность и желание жить со всеми… вытекающими последствиями.
Я поёрзала на стуле, унимая вновь накативший жар.
Выходит, раз аспирант был ранен сильнее, то и штырит его крепче? Я опасливо скосилась на Бранова, но тот бросаться с поцелуями не спешил. Знай себе с невозмутимым видом вылавливал из тарелки кусочки грибов.
Ну и выдержка…
– Ясно теперь, зачем Хаос людей в Материю тащит, − протянула я, без прежнего энтузиазма расчёсывая вилкой ниточки пасты. – Мы для них блюдо номер один.
– Не мы, – уточнил Бранов, вновь спешно припав к бадье. – Наша жизненная энергия.
– Но что, если людей поблизости не окажется? Хаос что же... с голоду помрёт?
Вопросы из меня лились, как из крана вода. Но аспирант сегодня оказался разговорчив, как никогда.
– Думаю, не помрёт, − задумчиво почесал он переносицу. − В нашем понимании «умереть», значит, перестать существовать. Верно? Но Хаос − энергия, а она не уходит в небытие. Лишь форму меняет.
Я затаила дыхание.
– Тогда, выходит, раз упокоиться раз и навсегда Хаосу не светит, он беснуется с голоду и тянет в рот всё что ни попадя? И людей в том числе?
– Вроде того, − кивнул аспирант. − Каждому Хаосу нужна энергия. Он использует её в первую очередь для того, чтобы расширить границы своего мира. Это вроде как высший смысл их существования. Цель номер один.
– Прелесть какая, – неприлично-громко захохотала я. − Создай свой мир? Так вот к чему были те странные вопросы о боге?
Бранов будто заразился моим весельем. Уголки его губ то и дело подрагивали.
– Да, верно. Нам этого не понять, конечно, – протянул он и нравоучительно приподнял палец, как всякий раз делал на лекциях. – Но справедливости ради замечу, именно Хаос вдыхает жизнь во всех и вся. А для этого нужна энергия. Читая книги, мы оставляем на страницах частички своей души. Это не опасно, – выставил ладонь аспирант, спеша успокоить. – Мы делаем это добровольно. Мы испытываем эмоции. Те, что со знаком «плюс» − особое блюдо в меню. Чем больше негативных эмоций, тем злее и голоднее Хаос. Тем скорее он попытается прорваться к одному из порталов.
– Книг… – изумлённо выдохнула я. – Порталы – это ведь книги!
– Да. Верно.
Бранов вновь преспокойненько принялся за еду, а во мне лавиной нарастало радостное возбуждение. Наконец хоть что-то! Хоть какая-то информация! Правда, один пунктик − тот, что заставлял дрожать всякий раз, вспоминая бесесду с бестелесной тварью в императорском дворце, − до сих пор оставался со значком вопроса.
– Но почему Хаос многоголосый или это одно…
Я замолчала, подбирая слова.
Что есть Хаос? Живое существо? Энергию вообще можно назвать живой? К счастью, Бранов соображал быстрее меня.
– Понял о чём ты, но ответить затрудняюсь. Слышащие, как один, уверяют, что слышат сплетение голосов, – я с остервенением закивала, и аспирант улыбнулся. – Думаю это оттого, что Хаосы состоят из большого количества единичных энергий. Со временем они срастаются и действуют, как единый организм.
– Чем-то напоминает племена, − нахмурилась я.
Бранов поджал губы, размышляя.
– Согласен. Общие черты есть. Вероятно, в этом энергетическом клубке даже вожак есть. Он задаёт направление развития «племени» − миролюбивым будет Хаос или станет нападать на всё живое? Порой несколько крупных Хаосов сливаются. Тот, что в твоём «Императоре» обосновался, насколько я понимаю, довольно крупный захватчик.
– Захватчик?!
От гнева, вмиг сменившего восторг, стало трудно дышать. Мало того, что этот гадёныш хотел Оксанкину, мою и Брановскую ауры изничтожить, так ещё и мир захватил?
– Да, – просто ответил Бранов. Кажется, его это трогало чуточку меньше. – Хаосы частенько воюют друг с другом за территорию. Каждый стремится занять выгодную площадку-мир, ну и портал-книгу, разумеется. Либо подчиняют себе другие Хаосы, послабее и тем наращивают силу. Вспомни слова Джахо − люди возвели Чёрного Пса в ранг божества, и котов изгнали.
– Помню! – оживилась я. – И статую видела из дворца. Мужик с головой собаки. Нет, даже с двумя! Метров семь-восемь, наверное, будет, зараза.
Бранов, опять с трудом сдерживая улыбку, кивнул.
– Думаю, до Чёрного Пса был иной, что именовался Природой. Он питал мир, одушевил кошкотов и людей. Выстроил закулисья. В общем, всю чёрную работу сделал. Он же воздействовал и на тебя.
Я вскинула брови, и аспирант поспешил пояснить:
– Люди называют это вдохновением.
– Ах, вот оно что… Выходит, нечто из параллельной вселенной вынудило меня написать книжку?
– Создать мир, – в очередной раз терпеливо подсказал Бранов. – Да, возможно. Но это не точно. Несколько десятков лет назад появилась такая теория. Не знаю, насколько уместно говорить о ней сейчас… М-м-м, кстати! – встрепенулся аспирант. – Ауру Оксаны тоже починили, так что её жизни ничто не угрожает.
