Пришлось со вздохом вернуться на положенное место. Не хватало для полного счастья ещё по макушке огрести.
Плыли ещё долго, но наконец лодка шаркнула по дну. За звуком последовал и лёгкий толчок. Кот проворно перемахнул через бортик, ухватил каноэ на нос и, не напрягаясь, выволок на берег вместе со мной. Затем невозмутимо обхватил меня обеими лапами и забросил себе на плечо.
Я охнула. Дыхание от тычка под дых перехватило. К голове стремительно прилила кровь.
Приподнявшись, я вновь пыталась отыскать аспиранта.
Другие кошкоты тоже причаливали и ловко заволакивали лодки на сушу. Хотя, если уж честно, не сушу, а округлый обрывочек земли, спрятавшийся средь болотных трав и освещённый парой высоких факелов. Тонкие огоньки, отражаясь в воде, сверкали в ночи повсюду, куда взгляд ни кинь.
Выходит, островок здесь не один и не два. Неплохо коты устроились.
Кошкот тем временем бесцеремонно прихлопнул меня лапой по бедру. Грозно приказал не возиться, и я послушно повисла, будто завяла. Отчаяние и впрямь лишало сил.
Что делать? Как быть? Всё наперекосяк пошло, а я, как утверждал Бранов, единственная, кто знает этот мир, внезапно оказалась не у дел.
Кто бы мог подумать, что теплолюбивые зверолюды-убийцы окажутся разумными существами? Еще и жизни в сухих песках предпочтут путешествия на лодках по узким, поросшим травой тропам в дельте реки.
В том, что мы именно у реки, сомневаться было глупо. И навряд ли я удивилась бы, узнай, что коты ещё и сельским хозяйством на плодородных, сдобренных илом землях удумали заниматься. Хотя вот была бы забава.
У них ведь лапки. Лапки! Как же они ими?..
Я затряслась от истерического хохота, за что получила очередной шлепок.
Преодолев по хлипкому верёвочному мосту небольшой островок, служащий причалом, кошкот, а вместе с ним и я, перебрался на островок побольше. Бесцеремонно сгрузил меня на землю.
Несмотря на то что я вымокла с головы до ног, холода не ощущала. Ночь была тёплой. Однако я всё равно инстинктивно сжалась в комок, пытаясь оказаться поближе к огромному, пылающему пунцовыми угольями костру.
Пара внушительных стволов шлёпнулась в очаг, подняв тучу искр. Пламя жадно объяло поленья, и света стало в разы больше. Появилась прекрасная возможность оглядеться и оценить обстановку.
Здесь же, на острове, поодаль от костра, на невысоких столбах-сваях расселся шалаш. Он величественно чернел острой, напоминающей пагоду крышей, и занимал едва ли не половину островка. А раз так, то и важность должен был иметь стратегическую.
Со всех сторон и впрямь уже вовсю скрипели мостки. Непомерно длинные кошачьи когти цокали по деревянным настилам, а громкие выкрики объявляли общий сбор. Значит, я оказалась права – у зверья здесь лобное место или… столовая.
Я с опаской скосилась на внушительное кострище. Только бы нас с аспирантом без суда и следствия не изжарили, нанизав на вертел, как кабанчиков.
Пару минут спустя рядом усадили и Бранова. Руки аспиранта были туго стянуты за спиной, но в отличие от меня, весь путь он прошёл сам. На плече его никто не нёс. Потому и вид у аспиранта был порядком измотанный.
Однако едва сопровождавший Бранова кошкот отошёл, аспирант оживился и уставился на меня.
«Три, два…» – беззвучно начал отсчитывать он, многозначительно тараща глаза, и я кивнула. Поняла к чему дело шло. Пора покидать сцену.
– Яфа, доченька!
Тонкая как веточка кошечка, завёрнутая в кусок светлой ткани на манер туники, бросилась из толпы. Обняла котёнка, а вместе с ним и Маду, и зачастила.
– Ты нашёл её! Нашёл! Она ранена?
Маду стриганул ушами и зыркнул на собрата с копьём. Тот и ещё пара кошкотов без лишних слов ринулись к нам с явно недобрыми намерениями.
Вот ведь телепаты, ей-богу! Знай себе кивают да хвостами трусят.
Бранов совсем разволновался.
– Времени нет, Мика, – будто извиняясь, выдохнул он и рванул ко мне, а я инстинктивно подалась навстречу.
Столкнулись мы с силой ни на йоту не меньшей, чем частицы в адронном коллайдере. И если аспирант старался нанести мне поменьше увечий, я вышибла из его, а заодно и из своих лёгких, весь воздух подчистую. Ещё и затылком беднягу к земле приложила.
– О-ох… – только и выдал Бранище, зажмурившись, а коты уже засуетились, зашипели.
– Не смейте! Не трогайте! Я свободный человек! – меня, как ту самую репу из сказки, семеро тянули. Но я визжала и, обхватив аспиранта ногами поперёк талии, стояла насмерть. – Переносись! Переносись, скорее!
Но, увы, телепортационными навыками Бранов блистать не спешил. Поэтому вскоре меня, брыкающуюся и орущую, оттащили от аспиранта поближе к шалашу.
Обозвали дикой, стянули ноги покрепче и для верности навязали ещё пару узлов на запястьях. А затем и вовсе прижали спиной к одной из плохо обтёсанных шалашных свай и обкрутили грубой верёвкой. Так что теперь всё, что мне оставалось – это сидеть, будто злобная гусеница в коконе, и зыркать на всех, кто решался приблизиться.
Аспиранта тоже не преминули приковать к соседней свае, а кошка всё причитала и обнимала детёныша, спасённого сперва нами от верной смерти, ну а затем от нас сородичами.
– Маду, нужно снять с Яфы сеть! Снять сеть! Как её снять?
Малышка захныкала от боли, ведь кошка попыталась просто-напросто стянуть серебряные оковы.
– Шани, не тронь! – Маду отгородил Яфу от взволнованной кошки-матери. – Это человечьи силки, ты только хуже сделаешь!
Удивительно, но даже оттянуть нить, как это делала я, у кошки не получалось. Обрывки сети тут же начинали предупреждающе звенеть. Шани подступала то с одной, то с другой стороны, но сделать ничего не могла и оттого горестно выла.
– Позовите Мут! – заголосила она, бросая дикие взгляды на столпившихся сородичей. – Она снимет, она…
Подхватив подол своего нехитрого одеяния, Шани бросилась к мосткам. Но убитый горем голос Маду её остановил.
– Родная, – он глядел на кошку, опустившую лапы в предчувствии самого страшного, – серебряную сеть нельзя снять. Ты знаешь. Даже Мут не сможет.
Шани затряслась от ужаса. Хвостик взметнулся вверх, вниз и понуро повис. Все собравшиеся молчали и даже ушами не стригли.
Ну, вот. Теперь я знаю, как выглядит кошачий траур.
– Прошу… прощения, – проговоила я совсем тихо, будто мышь пискнула.
Но коты на то и коты. Они разом уставились на меня так, будто я чудо-юдо рыба-кит и по определению говорить не должна. Собственно, даже Бранов с удивлением вытаращился.
Я же, вытянув шею, пыталась приветливо улыбаться зверюгам, а заодно говорить как можно членораздельнее.
– Господин… Маду, – ничего лучше, чем обратиться к кошкоту так, как-то не придумалось. – Если я правильно понимаю, серебряную сеть вам с Яфы не снять.
Джахо, тот самый, что казался мне вожаком, предостерегающе положил лапу на плечо Маду. Глаза у последнего, к слову, недобро сверкнули. Нужно было продолжать говорить, пока меня слушали. Другого случая наверняка не представится.
– Если её не снять, Яфа погибнет, поэтому…
– До тех пор, пока моя дочь не отправится в загробное странствие, – зашипел Маду, прижимая уши к голове, – я буду разрезать каждый клочок твоего тела, отвратительное создание. Ты будешь истекать кровью вместе с ней!
Подавив вздох ужаса, я замотала головой. Возможности жестикулировать не хватало как никогда в жизни.
– Минуточку! Я не договорила. Мы можем помочь!
– Зажарим её на костре, Джахо! – зашептал худой кот с облезшими боками, маниакально сверкая глазами навыкате. – А мужчину допросим и тоже зажарим! Вкус-с-сно!
Я приоткрыла рот, готовясь возмущаться, молить и снова возмущаться, но Шани выступила вперёд, приложив лапку к груди, рывками вздымающейся от волнения.
– Ты… можешь спасти Яфу?
Я осторожно кивнула.
– Не я, – повела головой на аспиранта, – он. У вас в кармане хоть пара спичинок не завалялась, Ян Викторыч?
Бранов удивлённо покачал головой. Так и думала. Поди, и нож отобрали.