– У девушек волосы обычно длинные. Стригут они их лишь в том случае, если вообще не желают выходить замуж или не стремятся к замужеству. Юноши стригутся коротко, за исключением тех случаев, когда юноша становится главой именитой семьи. Малфой, например, имеет право сейчас отпустить волосы, и ты тоже, – последние слова поразили ее и она пристально взглянула на Гарри. – Ты, похоже, так и делаешь?

– Не думаю, что стану отращивать их, – возразил Гарри. – Но так они гораздо послушнее.

– Да ладно тебе, – фыркнула Гермиона. – Все и так знают, что ты их специально распрямил.

– Ничего я не распрямлял! – с негодованием ответил Гарри.

– Я все же не дура, – сердито заметила Гермиона. – Когда волосы отрастают, они иногда распрямляются, но не настолько и не при длине в пару дюймов.

– Я… – Гарри осекся. Не стоило отрицать наиболее подходящее объяснение своего изменившегося вида. Он слегка опустил голову в притворном смущении: – Ну ладно. А тебе нравится?

– Нет, – откровенно ответила Гермиона и продолжила, чуть более мягким тоном, – слишком уж бросается в глаза. Тебе, конечно, здорово идет, но я все же предпочла бы, чтобы ты оставался самим собой, – она лукаво улыбнулась и чуть дернула за один из своих неуправляемых локонов. – Кроме того, если ты считаешь, что у тебя волосы слишком кудрявые из-за того, что они слегка вьются, то что тогда ты скажешь о моих?

– Скажу, что это самая подходящая грива для такой храброй и умной девчонки, как ты – улыбнулся Гарри. – И красивая. Ты выглядела настолько неправильной с прямыми волосами…

– Вот и ты тоже.

– Ну, мои теперь уже навсегда останутся такими, – возразил Гарри, вздохнув. Он перевел взгляд на свои руки и нервно покрутил кольцо на пальце. – Мы не едим, – сказал он, глядя на Гермиону. – Может, пойдем пройдемся? – Гермиона прикусила губу. Было заметно, что ей хочется принять предложение и все, что за ним скрывается. Гарри наклонился к ней и соблазняющим голосом прошептал: – Я мог бы играть твоими кудрями, говорил бы тебе, какие они красивые, как замечательно обрамляют твое лицо…

– Ой, да прекрати ты! – рявкнула Гермиона, вскакивая и бросая салфетку на стол. Салфетка угодила прямо в пюре. – Ты… ты думаешь, что раз ты… – она затряслась от негодования и пулей вылетела из зала. Гарри сел и посмотрел ей вслед. «Да уж, – подумал он, – скорее всего, она тогда рассердилась именно за поцелуй. Но, судя по всему, повторить его она бы не отказалась». Он внезапно решил поговорить с ней. «В конце концов, она же девчонка, – сказал он себе. – Я, наверно, упустил что-то, что она считает важным, – обиделась же она, когда решила, что я распрямил себе волосы».

Немного смущенный тем, что все видят, как он бегает за девчонкой, Гарри встал и вышел из зала под неумолчный шепоток окружающих. Оказавшись снаружи, он пустился бежать, но догнать Гермиону не смог. Оказавшись в факультетской гостиной, Гарри увидел ее сумку и подумал, что Гермиона в спальне девочек, но на крики снизу она не отозвалась, а больше в башне никого не было.

Гарри поднялся по лестнице, ведущей в спальни мальчиков, и заглянул в первую попавшуюся комнату. Там никого не было. Он подошел к окну и выглянул наружу. Вид немного отличался от вида из окна их спальни в башне, или из волшебного окна в его комнате в подземельях. Гарри попытался найти это окно, заходя во все мальчишечьи спальни и выглянув во все окна общей гостиной, но не сумел. В очередной раз спускаясь по лестнице, он услышал голоса – студенты вернулись с ужина. Разговаривать ни с кем не хотелось, поэтому Гарри бросился в свою спальню, схватил мантию-невидимку, быстро спустился и выскользнул в широко открытый дверной проем.

Четверть часа спустя Гарри уже шагал по тускло освещенным коридорам подземелий. Сердце забилось чаще, когда он заметил, что из-под двери лаборатории Снейпа выбивается лучик света, отражаясь на камнях пола. Мальчик постарался ступать как можно тише. Дверь была слегка приоткрыта, но неизвестно, смог ли бы он проскользнуть внутрь, не открывая шире. Гарри сквозь щель заглянул в комнату и увидел Снейпа, который что-то помешивал, бормоча себе под нос. Внезапно зельевар переложил черпак в левую руку, вытащил палочку и направил ее на булькающий котел.

Гарри минут пять простоял под дверью, ожидая пока отец закончит готовить явно сложное зелье, усиленное чарами. Наконец Снейп снял котел с огня, поставил остужаться и потянулся. Когда он вновь вернулся к приготовлению ингредиентов, Гарри рискнул приоткрыть дверь. Ему казалось, что сделать это удалось бесшумно, но Снейп все равно немедленно повернул голову.

– Кто здесь? – воскликнул он, выхватывая палочку. Гарри быстро проскользнул внутрь и откинул капюшон:

– Это я.

– Никогда больше не прокрадывайся сюда подобным образом! Я мог бы уронить что-то или…

– Я ждал. Ты был занят чем-то очень сложным, когда я пришел, и я ждал, пока ты закончишь помешивать или держать что-нибудь.

– И на том спасибо, – процедил Снейп. – На будущее, однако, снимай мантию в коридоре, перед тем как войти. Я же мог заклясть тебя – жизнь научила меня с опаской относиться к любому шороху.

– Ладно, – Гарри плюхнулся на стул и оглядел лабораторию. – Может, тебе помочь чем-нибудь?

– А уроками ты заняться не хочешь?

– Я их почти сделал, – опустил голову Гарри и тихо прибавил: – Если хочешь, чтобы я убрался, скажи мне, и я уйду.

Снейп с минуту смотрел на него, потом вздохнул: – Не уверен, что твоя помощь понадобится, но можешь оставаться до отбоя, если тебе только не скучно со мной.

– Не скучно, – помотал головой Гарри.

– Хорошо. Ступай закрой дверь и наложи на нее заглушающее заклятье.

Когда Гарри вернулся к столу, внимание Снейпа было приковано к квадратным флаконам, стоящим на полке. Мальчик заметил, как отец провел рукой в дюйме от них, потом вытащил четвертый флакон. Снейп высыпал в ступку крылья бабочек и протянул Гарри: – Растолки в пыль, а потом проверь, сколько получилось.

– Хорошо.

Снейп достал из другого флакона что-то склизкое и начал нарезать: – Ну, и как твои дела?

– Неплохо, – пожал плечами Гарри. – В гриффиндорской башне шумновато, но уверен, что скоро я опять приспособлюсь к этому гулу. Рон все время спрашивает, о чем я беспокоюсь, когда я и не думаю беспокоиться. Наверно, это связано с тем, как изменилось мое лицо, но объяснить ему я не могу. Это тревожит, и тогда я действительно начинаю беспокоиться. Гермиона… ну, это Гермиона, – он вдруг понял, что не хочет говорить отцу о своих чувствах к Гермионе, особенно сейчас, когда он и сам не уверен, что именно чувствует. – Колин втрескался в Лаванду. Кажется, это первый раз, когда мне искренне ее жаль.

– Ясно, – поперхнулся кашлем Снейп.

– Колин может достать своими чувствами. Она ведет себя с ним по-хамски, так что его мне тоже жалко, но он сам на это напрашивается.

– А как занятия?

– В целом неплохо. Вот только мой учитель по зельеварению относится ко мне, как к болотной тине.

– Гарри… – поморщился Снейп.

– Знаю, знаю, – улыбнулся ему Гарри, – ты собираешься сказать, что болотная тина входит в состав болтологического зелья, а следовательно, от нее куда больше пользы.

Северус слегка улыбнулся, покачал головой и возразил:

– Это надоедает.

Затем он заглянул в ступку, где вместо крыльев бабочек переливался всеми цветами радуги порошок: – Неплохо.

– У В… Тома ты в основном занимаешься зельеварением, да?

– Большей частью, – ответил Снейп, нахмурившийся при попытке Гарри упомянуть Волдеморта. – Еще от меня ожидают, что я буду шпионить за Дамблдором, насколько это возможно. Всем известно, что директор мастерски умеет ставить дымовую завесу, поэтому мне есть, чем оправдывать свои промахи.

– Но ты, по-моему, не уверен, что Дамблдор будет держать тебя в качестве зельевара.

– Дамблдор будет держать меня, потому что обещал мне защиту. Но не думаю, что моя способность к зельеварению пропадет втуне – Ордену не меньше, чем Темному Лорду, нужны зелья, которые они не смогут купить, а мне ненавистна мысль, что меня будут держать из милости.