Гарри всхлипнул. Звук пугающе громко прозвучал в пустом коридоре, и слезы хлынули из глаз, не желая останавливаться. Мальчик вскочил и побежал, пытаясь найти более укромное место; появившаяся было четкость зрения исчезла, и все выглядело размытым, но он понял, что находится возле комнат учителя по ЗОТИ. Гарри торкнулся в дверь, которая легко распахнулась, и юркнул внутрь. Ремуса в комнате не было. Мальчик уткнулся лицом в потертую коричневую кушетку и зарыдал.
Когда дверь открылась, он уже почти выплакался и лишь изредка всхлипывал. Услышав шаги, Гарри лишь глубже зарылся лицом в подушки. Вошедший подошел к нему.
– Гарри?
Ремус сел на кушетку рядом с ним. Изящная ладонь нежно дотронулась до лопатки, слегка похлопала по спине при очередном всхлипывании и замерла. Жар от руки проникал даже сквозь мантию, и Гарри подумал, не связано ли это с ликантропией Ремуса.
– Гарри, – мягко повторил Ремус. – Ты в порядке?
– Нет, – дерзко ответил Гарри, обернувшись. – Не в порядке. Ну почему сейчас это заботит всех? Они умерли, и ничего уже не исправить. А они не должны были умирать. Просто кто-нибудь должен был забрать меня оттуда, и с ними было бы все в порядке, да и со мной тоже, и я бы знал, что обо мне действительно кто-то заботится. А теперь, когда уже ничего не сделаешь, все суетятся.
Гарри забился в угол кушетки и сел, поджав ноги. Ремус печально взглянул на него.
– Жаль, что я не знал.
– Ты знал, что я не хотел возвращаться к ним. И что, по-твоему, это означало? Да разве я когда-нибудь придирался к людям? Ты же знал, что я готов был бежать с Сириусом, едва познакомился с ним.
– Я думал, это было связано с тем, что они не любили твоих родителей и не одобряли магии, Гарри. Ты мне так говорил.
– И ненавидели меня.
– Гарри…
– Ты что думал, я не хочу возвращаться туда потому, что они не покупают мне конфет? – завопил Гарри.
Горло болело от слез и крика; Гарри уткнулся лицом в колени и постарался не двигаться. Ремус заерзал на кушетке.
– Никто не ожидал такого, Гарри. Порядочные люди не…
– Что я такого сказал, что вы решили, будто мои родственники – порядочные люди? – пробормотал Гарри.
– Большинство из нас ждет от людей хорошего. По крайней мере, по отношению к собственным родственникам, Гарри, – тяжело вздохнул Ремус и встал. – Подожди минутку, я приготовлю нам чай.
Ремус вернулся через несколько минут с подносом, на котором стоял сладкий чай, и влажным полотенцем, которое он протянул Гарри.
– У меня глаза жжет, – проворчал Гарри, стирая со стекол пятна соли.
– На этот случай существует замечательное заклятье, – весело ответил Ремус. Вытащив палочку, он поднес ее по очереди сначала к правому, потом к левому глазу Гарри. – Вот так. Лучше?
– Намного, – согласился Гарри, с удовольствием прихлебывая горячий чай. Жжение прошло, и он вновь видел ясно.
– Конечно, – криво усмехнулся Ремус, – теперь никто не догадается, что ты плакал. Только не всегда это благо, знаешь ли.
– Ненавижу плакать. Это значит, что я побежден.
– Гарри… – вздохнул Ремус, – мальчик мой родной, ты слишком хорошо умеешь делать вид, что все в порядке.
– Я не привык хныкать!
– Теперь понимаешь, почему никто не догадывался? Да, ты говорил, что несчастен, но ты никогда не выглядел подавленным. Ты был не более зажат или вспыльчив, чем любой мальчишка твоего возраста. Другими словами, ты всегда выглядел нормально, и мы считали, что проблемы у тебя тоже обычные, – Ремус вздохнул еще тяжелее. – И как никто из нас не догадался, что у тебя несколько искаженное понятие, что такое «обычные» проблемы.
Потом разговор принял более мирный характер. Ремус извинился за утреннюю попытку ворваться в комнаты Снейпа. Похоже, он хотел добавить еще что-то, но Гарри не был уверен, что захочет это слушать, и торопливо заговорил, спрашивая Ремуса о том, как тот устроился и когда наступит следующее полнолуние. Они обсудили планы Ремуса насчет уроков, потом Гарри подробно рассказал, чему он успел научить членов ДА. Узнав, что Гарри еще не обедал, Ремус пригласил его остаться, но Гарри, охваченный внезапным чувством вины, отказался.
– Я вообще не должен был сюда приходить. Снейп взбесится, когда узнает.
– Меня это уже начинает тревожить! – воскликнул Ремус. Гарри недоуменно взглянул на него, и оборотень продолжил, почти печально:
– Ведь ты не уважаешь правила, Гарри. Ты никогда не делал того, что ты считал глупостью, лишь потому, что тебе приказывали. Из тебя бы вышел куда лучший Мародер, чем из меня. Теперь же Дамблдор поместил тебя под опеку этого человека, и ты покорно выполняешь все его требования, даже те, в которые не веришь – например, избегать меня…
– Я тебя вовсе не избегаю!
– Допустим. Но тебе позволено со мной встречаться лишь после подробного отчета…
– Я ведь пришел к тебе, когда мне было нужно, разве не так?
– Да, – согласился Ремус, помолчав с минуту.
– Ну вот видишь. Не волнуйся.
Обычно мягкие глаза Ремуса прищурились и потемнели.
– Гарри, почему ты убежал?
– Откуда?
– От Дурслей. Почему ты сбежал именно сейчас? Что изменилось?
– Я не хочу снова говорить о Дурслях.
– Не увиливай! – рявкнул Ремус.
– Мне надо идти. Я не получил разрешения находиться здесь.
– Далось тебе это разрешение! – завопил, вскакивая, Люпин, который в эту минуту напоминал дикого зверя: зубы его были оскалены и глаза горели диким огнем.
Второй раз за этот день Гарри пришлось пятиться к двери, правда, на сей раз он делал это осознанно.
– Ты боишься меня, – прорычал оборотень.
– По-моему, это взаимно, профессор, – схамил Гарри, отступая еще на два шага и нащупывая дверную ручку.
Ремус побелел, закрыл глаза и слегка пошатнулся. На секунду Гарри показалось, что профессор сейчас упадет, но тот вновь открыл глаза и взглянул на Гарри со своей обычной мягкой сосредоточенностью.
«Вот поэтому он мне и нужен,– пронеслось в голове у Гарри. – Поэтому я прихожу сюда – он дарит мне все свое внимание. Большинство людей думает о последнем квиддичном матче, о том, что у них чешется нос, или о домашнем задании по трансфигурации, но когда Ремус говорит с тобой, он поглощен только тобой».
– Прости меня, – искренне сказал Ремус. – Я действительно испугался.
– Снейп – не Дурсли.
– Но он указывает тебе, что носить.
– Да. И старается купить мне то, что он одобряет. И позволяет самому выбирать себе вещи.
– Уж не хочешь ли ты сказать, что Северус заплатил за твою красную мантию? – фыркнул Ремус.
– Заплатил, – Гарри почувствовал смутную тревогу. – А почему ты спрашиваешь?
– Это натуральный шелк! Северус не в состоянии позволить себе такое, – воскликнул мужчина.
– Ты же сам ее выбрал.
– Тебе, а ты – сын Джеймса и я знаю, какими деньгами ты располагаешь. Боже, Гарри, такую мантию и Малфой не постеснялся бы надеть!
– Я должен идти, – прервал его Гарри и вышел из комнаты.
Глава 17. Отличие пагубного от дурного
Гарри уютно устроился в гостиной со стаканом свежего тыквенного сока и «Не так уж плохо» в руках: он собирался дочитать короткий раздел, посвященный убивающим проклятьям. В общем и целом, они были не так интересны, как подчиняющие, и он с трудом продирался сквозь текст. Его поддерживала лишь мрачная решимость узнать все о роковом проклятии, отнявшем у него так много. Гарри как раз просматривал таблицу, сравнивающую ограничения и требования к применению Смертельного проклятья, проклятья Мучительной смерти и проклятья Сонной смерти, когда дверь затряслась от ударов.
– Гарри! – заорал Снейп, и не успел мальчик ответить, как крик перешел в рев: – Открой сию секунду эту гребаную дверь! Тебе же лучше будет!
Гарри подбежал к двери, распахнул ее и только открыл рот, чтобы извиниться, как Снейп снова заорал: – Какого Гадеса ты себе позволяешь? Или ты думаешь, что твои идиотские шутки…