– А… э-э… разве ты не за Хаффлпафф болел?

– Так сезон только начался! – Гарри еще пару раз подпрыгнул и наконец уселся на место. Эрни тем временем постарался выдавить из себя похвалу впечатляющей игре Малфоя, но радостные вопли слизеринцев заглушили его голос. – Меня не волнует, кто победит в этой игре. А прием был потрясающий! Совершенно потрясающий.

– Но ты же их ругал…

– За мошенничество! Так нельзя. Были бы у них загонщики, у которых в голове хоть немного мозгов, да охотники, способные работать совместно, – и им бы не пришлось мошенничать.

– А, значит, ты ценишь профессионализм, верно?

Отвечать Гарри не стал. Покосившись в сторону, он заметил, что Дамблдор весело улыбается, а Макгонагалл вне себя от гнева. Оставалось лишь досадовать, что Северус сидел сзади, – было бы забавно посмотреть, какими взглядами обменяется отец с деканом Гриффиндора. Макгонагалл с каменным лицом выслушала объявление Эрни: «Слизерин победил со счетом 220:100». Фадж вежливо захлопал в ладоши, и Гарри, с небольшим запозданием, присоединился к нему, слыша, как громко бьет в ладоши Северус.

Дамблдор и Фадж поднялись с места. Следом за ними стали вставать и остальные.

– Победа просто делает их нашими единственными соперниками, – заметил Гарри, вставая. – До весны я могу позволить себе благодушие, – и встретил понимающий взгляд министра.

– Хорошо, когда можно оставаться благородным, а? – сияющая улыбка Фаджа явно была плодом долгих тренировок, точь-в-точь, как у Локхарта. – Кстати, Гарри, директор позволил мне взять тебя в Хогсмид – пообедать, а заодно и познакомиться получше. Что скажешь?

Гарри, ждавший этого приглашения, сумел ответить такой же широкой улыбкой: – Вот здорово! Только можно мне задержаться немного – поздравить Драко? – добавил он, глянув вниз.

Его слова вызвали на лестнице небольшую пробку: Макгонагалл, заслышав их, встала как вкопанная, и не ожидавшая этого мадам Помфри немедленно налетела на нее. Гарри не обратил внимания на реакцию своего декана, Фадж же не придал случившемуся особого значения.

– Ну, почему бы и нет? Это, очевидно, капитанская традиция?

– Не совсем, – рассмеялся Гарри. – Мы просто друзья, – он не удержался и снова глянул на Макгонагалл, посмотревшую на него так, точно у него выросла вторая голова.

– Удивил ты меня, нужно сказать, – заметил Фадж, когда они спустились с трибуны. – Я-то думал, что юный Малфой слишком сын своего отца, чтобы дружить с Мальчиком-Который-Выжил. Ну и ну! – он хлопнул Гарри по плечу. – Тогда он вряд ли поддерживает Ты-Знаешь-Кого, а?

– Драко до всего этого нет никакого дела, – осторожно ответил Гарри. – Непохоже, чтобы он был одним из них , – и добавил про себя: «По крайней мере, надеюсь на это. Он ведь не попытался меня убить».

У раздевалки никого не было. Гарри пришлось кричать во весь голос, чтобы кто-нибудь позвал Драко, и неизвестно, получилось бы у него хоть что-то, не входи в слизеринскую команду Гойл, который, похоже, рассматривал Гарри как очередную причуду Драко. Здоровяк, не очень довольный, но не слишком раздраженный, выглянул наружу, вытаращил глаза, узнав министра магии, и скрылся внутри, не сказав ни слова. Он почти сразу же вернулся и сказал, что Драко придет, как только переоденется.

Через несколько минут появился Драко, одетый в школьную мантию. Лицо слизеринца раскраснелось после душа, но светлые волосы были сухими – очевидно, он высушил их заклинанием. Драко поприветствовал Гарри быстрой усмешкой и повернулся к Фаджу.

– Счастлив вновь повстречаться с вами, министр. Приехали навестить своего знаменитого подопечного?

– Я решил, что это лучше, чем… – выдавил Фадж, но Драко в ответ лишь любезно кивнул.

– Ну конечно. Он пока и близко для этого не подходит, – и лукаво взглянул на Гарри: – А ты что скажешь, гриффиндорец?

– Слушай, вот это захват! Я бы на твоем месте попытался схватить левой рукой или заложил бы мертвую петлю.

– И, конечно, поймал бы снитч, зато попал бы на пару дней в больничное крыло.

– Это точно, – рассмеялся Гарри. – А как у тебя получилось?

– Я целый год тренировался – с прошлогоднего финала европейской лиги, там Бенуа показал такой захват, – и уж думал, что мне и не придется его продемонстрировать, – Драко искоса взглянул на Фаджа и слегка повернулся, чтобы оказаться к тому лицом. – О, сэр, простите за недопустимую невоспитанность с моей стороны. Это все возбуждение после игры – мы с Гарри просто помешаны на квиддиче.

– Ничего страшного, – благодушно улыбнулся Фадж. – Порывы юности – вполне понятно, – и добавил: – Так значит вы – друзья?

Драко вызывающе оглядел Гарри:

– Несмотря на явное неодобрение прочих гриффиндорцев…

– Можно подумать, слизеринцы от этого пришли в восторг, – ухмыльнулся Гарри.

– Да, вообще-то, – согласился Драко. – Понимаете, мы не так давно подружились – просто потому, что оба выросли, – потом, после недолгого колебания, добавил: – Ну и отец… его неприязнь… он мне все время это внушал… – оглянулся на Гарри и смолк, точно не в состоянии продолжать.

– Да все в порядке, – мягко сказал Гарри.

– Ну и ладно, – неловко подытожил Фадж. – Твоей вины тут нет – ни капли. Гарри, как ты думаешь, может твой друг присоединится к нам за обедом? Я бы даже не возражал против разговоров о квиддиче – если вы только не будете говорить об этом без перерыва.

Драко немедленно оглянулся на Гарри.

– Но Драко, наверно, должен быть на вечеринке в честь победы в игре…

– Что вы, я с удовольствием! – беззаботно ответил Драко, вновь повернувшись к Гарри и выразительно хмурясь. – Вечеринка точно растянется на целый день, – и добавил, повернувшись к министру: – Успею ли я переодеться, сэр? Я отвратительно себя чувствую, когда мне приходится выходить в Хогсмид в школьной мантии.

Гарри вздрогнул. Он ведь и словом не обмолвился Драко о своих сомнениях по поводу одежды – и как слизеринец догадался об этом упомянуть?! Фадж, однако, любезно согласился с Драко и обратился к Гарри: – Ты тоже хочешь переодеться? Тогда я вас подожду. Мне как раз нужно побеседовать с директором. Встретимся в холле.

Уже на полпути к гриффиндорской башне Гарри пришло в голову, что Драко попросту мог быть совершенно искренен.

Гарри мог гордиться реакцией, которую вызвало его появление. Драко просто вытаращил глаза, а у министра отвисла челюсть.

– Н-да, должен сказать, что ты изменился больше, чем я ожидал, – пробормотал Фадж. – Вы более чем пристойно выглядите, мистер Поттер.

– Это из-за того, что я больше не под влиянием магглов, – застенчиво потупился Гарри. – Теперь я могу сам покупать себе одежду, – и прибавил, лукаво улыбнувшись Драко: – И, к счастью, у меня есть друзья, способные дать дельный совет.

– Ты вполне способен к обучению, – снисходительно отозвался Драко, будто и впрямь помогал Гарри выбирать одежду, и направился следом за Фаджем к карете, запряженной тройкой лошадей – могучим черным коренником и двумя серыми в яблоках пристяжными. Флаг Министерства магии над каретой развивался, точно от сильного ветра, хотя погода была тихой. Слизеринец одобрительно оглядел вычурную резьбу, одетых в ливреи кучера и лакея и вновь повернулся к Гарри: – Думаю, что к окончанию школы ты будешь способен самостоятельно выбирать для себя нужные вещи.

Они забрались внутрь. Фадж уселся на переднее сиденье, юноши устроились напротив него. Карета тронулась. Все трое чувствовали себя неловко. Фадж неожиданно откашлялся, нарушая молчание.

– Знаешь, Гарри, боюсь, в прошлом году мы взяли с тобой неверную ноту – с этим слушаньем, да и вообще, – он смущенно поежился. – Уверен, ты даже не представляешь, насколько неправдоподобно звучали твои… э-э… слова…

– Что вы, очень даже представляю, – очень серьезно откликнулся Гарри, стараясь перекричать стук колес. Он ждал, что Фадж упомянет об этом, и подготовился. – Говорить о дементорах! Это, наверно, звучало полным бредом. Но я тогда этого не понимал – был слишком мал еще, должно быть, и слишком… слишком подвержен влиянию магглов, – он выразительно округлил глаза. – Да еще и В… и Вы-Знаете-Кто… это так… так страшно! Каждый раз, стоило мне заговорить о нем, я вспоминал наше столкновение. Просто я не подумал, что человек, никогда не видевший его, воспримет все совершенно иначе, вот и не сумел объяснить, – Гарри умышленно замялся. – Слишком трудно это было – мне же, в конце концов, было тогда только четырнадцать. Сейчас, когда я вспоминаю то время, меня удивляет не то, что вы мне не поверили, а то, что Дамблдор поверил.