– Гарри… – Ремус наклонился вперед, опершись локтями о колени, и постарался вложить в свои слова всю искренность, какую мог: – Шляпа – это отражение мышления всех четырех основателей. Двое из них сочли тебя достойным быть продолжателем их дела. Ничего плохого тут нет, это лишь свидетельствует о том, что ты способен на очень многое. Ты должен этим гордиться.

Гарри чувствовал себя много спокойнее, когда возвращался в гриффиндорскую башню. Зайдя в общую комнату, он оглянулся по сторонам. Гермионы не было. Рон съежился в кресле у камина и тихо говорил о чем-то с Джинни и Зоей. Гарри прошел в другой конец комнаты, сел в кресло и принялся доставать книги из сумки. Почувствовав на себе чей-то взгляд, он поднял голову и встретился глазами с Зоей. Ее прямые волосы были зачесаны на одну сторону и падали пышной каштановой волной. В своей мантии она напомнила Гарри амазонку с гобелена.

– Ты умеешь стрелять из лука? – спросил он.

– Что?

– Ты сейчас похожа на подружку Робин Гуда, – Гарри убрал с соседнего кресла свою сумку. – Садись.

Зоя хихикнула и уселась.

– Ты такой милый.

Неуверенный взгляд Гарри вызвал у нее еще один смешок. «И чего я терпеть не мог девчоночье хихиканье?» – подумал Гарри.

– Слушай… – робко начала Зоя.

– Ты говорила с Роном, – догадался Гарри.

– Да. Он говорит, что вы поссорились и что ты его ненавидишь.

– Они с Гермионой сделали одно приспособление, чтобы шпионить за мной.

– Да ты что! – сочувственно воскликнула Зоя. – Вот же скотство!

– Я чуть с ума не сошел, когда узнал об этом. Не знаю, смогу ли я хоть когда-нибудь еще доверять им.

Зоя вздохнула: – Джинни попросила меня передать тебе кое-что.

– А что, сама она со мной поговорить не могла? – резко спросил Гарри.

– Она сейчас брата утешает, – пояснила Зоя. – Но в любом случае, она говорит, что обо всем знала и не мешала им лишь потому, что надеялась, что вы станете меньше ссориться, если они займутся чем-то.

– Да чтоб ее! – рявкнул Гарри, весь передернувшись.

Зоя нервно дернула плечом:

– Она просто просила передать тебе это.

– Я не на тебя сержусь.

– Я знаю.

– Но быть сейчас любезным с кем-то у меня тоже не выйдет, – признался Гарри. – Лучше уж не трогай меня до ужина. Я пока займусь уроками, ладно?

– Ладно, – робко взглянула на него Зоя. – Поговорим потом, хорошо?

– Конечно.

Вторник был омерзительным. Весь день Гарри старался не сталкиваться с Роном и Гермионой. Он закончил раздел своего эссе о первом росте популярности Волдеморта: паршивое настроение как нельзя лучше подходило для того, чтобы писать о политике манипулирования, о том, как Волдеморт объединил вокруг себя тех, кого притесняли, как смог найти подходящие слова, чтобы преодолеть их сопротивление, как превратил их в своих горячих сторонников, хоть и объявлял во всеуслышание, что никогда не имел с ними дела, и как насквозь прогнившее британское магическое общество закрывало на все глаза, пока трупов не стало столько, что не замечать их стало просто невозможно.

Гарри перечитал свое эссе и нахмурился при упоминании об оборотнях. И как можно было второй раз наступать на те же самые грабли? В первый раз у Волдеморта не получилось полностью прибрать оборотней к рукам, но теперь ему помогали крутые меры, предпринятые правительством. А Волдеморт, хоть и обладал весьма ограниченным воображением, был достаточно умен и прекрасно понимал, что даже туманные обещания будут приняты на ура, если дадут оборотням надежду бороться с репрессиями сильных мира сего.

Гарри нацарапал на листочке: «Спросить Ремуса о первой попытке Волдеморта привлечь оборотней» и сунул записку в учебник по защите, чтобы не забыть.

Вечером пришлось проводить тренировку и встречаться с Роном и Джинни. На этот раз Гарри никому ничего не советовал, просто выкрикивал указания. Он почувствовал легкие угрызения совести, когда Джинни зависла в воздухе, показывая Игги, как стоит проводить квоффл, но гнев все еще кипел в нем, поэтому Гарри просто парил над командой, словно во время матча. После вчерашней попытки Джинни так и не попыталась поговорить с ним.

После тренировки Гарри принял душ, вернулся назад в гриффиндорскую башню и улегся в постель, причем настроил палочку так, чтобы она разбудила его, если он действительно уснет.

Сидящий за столом Невилл поднял голову: – Хочешь, чтобы я ушел, Гарри?

– Нет, я просто задерну занавески, – ответил Гарри, подумав: «Это то, что надо». – Ты мне вовсе не мешаешь.

Он все-таки уснул. Когда соседи по комнате стали собираться в спальне, Гарри сонно открыл глаза, снова прикрыл их и спал до тех пор, пока палочка не нагрелась и не задергалась беспокойно под подушкой, будя его. Все остальные уже крепко спали. Гарри вытащил из-под подушки припрятанную мантию-невидимку, накинул ее поверх пижамы, тихонько выбрался из комнаты и заспешил в подземелья.

Добежав до комнат Северуса, Гарри почти неслышно проскользнул через дверь, но Северус все равно услышал и появился из кухонной двери с палочкой наготове.

– Это я.

– Я уж вижу, – пробормотал Северус, пряча палочку. – Снимай мантию – ненавижу, когда одна твоя голова парит в воздухе, словно ночной кошмар, – и присоединяйся ко мне.

Когда Гарри вошел на кухню, Северус, не сказав ни слова, встал, налил ему чашку чая и вновь сел, внимательно разглядывая сына.

– Ты снова изменился.

– В самом деле?

– Ты в зеркало-то на себя смотришь?

– Если честно, нет, – признался Гарри.

– Поди сюда.

Они зашли в комнату, где Гарри жил летом. Зеркало в платяном шкафу сонно поприветствовало Гарри:

– Отращиваешь волосы, дорогуша?

– Не решил еще, – машинально ответил Гарри, изучая свое отражение.

Шрам все еще было видно. Более того, он стал даже заметнее с тех пор, как челка прекратила его прикрывать – ведь нельзя же назвать челкой длинные пряди, свисающие по обе стороны лица, но само лицо изменилось. Подбородок, правда, остался таким же, но вот овалом лица и формой скул Гарри теперь напоминал Северуса больше, чем раньше. Для проверки Гарри нахмурился: выражение лица стало точь-в-точь, как у рассерженного профессора Снейпа, лишь с более мягкой линией губ и бровей, да более выразительными глазами. Он весело улыбнулся – теперь на него из зеркала глядел незнакомец. Выходило, что самым безопасным выражением лица было равнодушие.

Гарри откинул волосы назад и посмотрел на свои руки – аристократически длинные и узкие. Теперь женское кольцо смотрелось на его руке так же уместно, как смотрелось бы на руке Малфоя.

С собранными с хвост волосами он меньше походил на Северуса. И вообще, глупо ходить с гривой, которая лезет в глаза, когда волосы впереди отросли достаточно, чтобы собирать их.

Северус провел рукой по волосам сына, отведя несколько прядей с боков назад, и лукаво заметил:

– Теперь ты можешь ходить с прической а-ля Люциус.

«Ну, уж на Люциуса я, к счастью, совсем не похож, – с облегчением подумал Гарри. – А ведь неплохо вышло, вот только шрам еще больше выделяется. А с другой стороны, сколько можно его прятать? Устал я от этого, так же как устал скрывать то, что могу со змеями болтать. Начну ходить так, не обращая внимания на то, как все реагируют – и люди быстрей привыкнут. А мне идет, да и изменившееся лицо не так заметно. Кто угодно выглядел бы по-другому с такой прической. На маггловскую территорию в таком виде заявляться рискованно – первый же мальчишка на улице сцепится со мной, но для волшебника вид очень даже ничего», – он громко хихикнул.

– Что?

– Да просто подумал, что маггл сказал бы: – «Точь-в-точь девчонка!». А мне вот так не кажется. Я видел немало мужчин с такой прической, так что женской я ее не считаю.

– Но ты все же подумал об этом.

– Я просто подумал, что в таком виде мне в маггловский Лондон соваться не стоит, – объяснил Гарри.