XX
Гм! гм! Читатель благородной,
Здорова ль ваша вся родня?
Позвольте: можетъ быть, угодно
4 Теперь узнать вамъ отъ меня,
Что значитъ именно родные.
Родные люди вотъ какіе:
Мы ихъ обязаны ласкать,
8 Любить, душевно уважать
И, по обычаю народа,
О Рождествѣ ихъ навѣщать,
Или по почтѣ поздравлять,
12 Чтобъ остальное время года
Не думали о насъ они...
И такъ дай, Богъ, имъ долги дни!
1 Ср.: Байрон «Дон Жуан», XIV, VII, 2: «Читатель благородный…».
12–13 приверженцы биографического подхода усмотрят в этих строках воспоминание о неожиданном отъезде графини Воронцовой с мужем из Одессы в Крым в середине июня 1824 г.
14 долги дни — идиома «lang dags» (норв.) в другом северном языке.
XXI
За то любовь красавицъ нѣжныхъ
Надежнѣй дружбы и родства:
Надъ нею и средь бурь мятежныхъ
Конечно такъ. Но вихорь моды,
Но своенравіе природы,
Но мнѣнья свѣтскаго потокъ...
8 А милый полъ, какъ пухъ, легокъ.
Къ тому жъ и мнѣнія супруга
Для добродѣтельной жены
Всегда почтенны быть должны;
12 Такъ ваша вѣрная подруга
Бываетъ вмигъ увлечена:
Любовью шутитъ сатана.
5–8 Красноречивое перечисление вероятностей в этой удивительно бледной строфе построено на приеме повтора фраз, начинающихся с союза «но»:
Конечно так. Но вихорь моды,
Но своенравие природы,
Но мненья светского поток…
А милый пол, как пух, легок.
XXII
Кого жъ любить? Кому же вѣрить?
Кто не измѣнитъ намъ одинъ?
Кто всѣ дѣла, всѣ рѣчи мѣритъ
4 Услужливо на нашъ аршинъ?
Кто клеветы про насъ не сѣетъ?
Кто насъ заботливо лелѣетъ?
Кому порокъ нашъ не бѣда?
8 Кто не наскучитъ никогда?
Призрака суетный искатель,
Трудовъ напрасно не губя,
Любите самаго себя,
12 Достопочтенный мой читатель!
Предметъ достойный: ничего
Любезнѣй вѣрно нѣтъ его.
11 Любите самого себя… Еще одна слабая и банальная строфа. Ср. Гейне, который в «Возвращении на родину» (1823–24), LXIV, строки 9,11–12, выражает то же гораздо лучше:
Braver Mann!
..............................................
Schade, dass ich ihn nicht küssen kann!
Denn ich bin selbst dieser brave Mann.
<Вот добряк!…
..............................................
Жаль, не обнять мне его никак,
Потому что я сам — этот добряк.
Пер. Ю. Тынянова>.
XXIII
Что было слѣдствіемъ свиданья?
Увы, не трудно угадать!
Любви безумныя страданья
Младой души, печали жадной;
Нѣтъ, пуще страстью безотрадной
Татьяна бѣдная горитъ;
8 Ея постели сонъ бѣжитъ;
Здоровье, жизни цвѣтъ и сладость,
Улыбка, дѣвственный покой,
Пропало все, что звукъ пустой,
12 И меркнетъ милой Тани младость:
Такъ одѣваетъ бури тѣнь
Едва раждающійся день.
9–11 Вновь перечень, как в главе Второй, XXII, 5–8, теперь речь идет об «улыбке».
13–14 Под исправленным наброском этой строфы (2370, л. 52) Пушкин со свойственным ему суеверным отношением к датам написал:
1 генв. 1825 31 дек. 1824
Символы «буря», «день» и т. д. часто использовались им в связи с собственной судьбой — и в стихах, и в прозе. И следует помнить, что Татьяна — кузина его Музы (см. главу Восьмую, V, 11–14). Один критик в самом деле воспринял конец романа как аллегорию: Пушкин теряет свою Музу, но она достается не князю N., а генералу Бенкендорфу с позвякивающими шпорами (см. коммент. к главе Восьмой, XLVIII, 5).
XXIV
Увы, Татьяна, увядаетъ;
Блѣднѣетъ, гаснетъ и молчитъ!
Ничто ее не занимаетъ,
Качая важно головою,
Сосѣды шепчутъ межъ собою:
Пора, пора бы замужъ ей;...
8 Но полно. Надо мнѣ скорѣй
Развеселить воображенье
Картиной счастливой любви.
Невольно, милые мои,
12 Меня стѣсняетъ сожалѣнье;
Простите мнѣ: я такъ люблю
Татьяну милую мою!
