Эта строфа, как и предыдущая — XLV, — очень слабая, изобилующая привнесенными банальностями.
5 Бордо. «Кроваво-красный пенящийся сок» бордо предпочитает также Джон Гэй («Вино», 1708).
Дюси в стихотворении «Мадам Жоржет В. К.» превозносит Бордо в сходных выражениях (строки 2, 8):
Oui, je bois [ses] coupes vermeilles;
....................................................
Calme et vieux, c'est le vin des sages.
<Да, я пью бокалы алой влаги
.................................................
Эта влага — старое и успокаивающее вино мудрецов>.
5, 6 Аи. См. коммент. к строфе XLV, 1.
11–14 Хороший пример отрезвляющего и тормозящего эффекта в результате последовательности строк со скольжением на второй стопе после порыва воспоминаний.
XLVII
Огонь потухъ; едва золою
Подернутъ уголь золотой;
Едва замѣтною струею
4 Віется паръ, и теплотой
Каминъ чутьдышетъ. Дымъ изъ трубокъ
Въ трубу уходитъ. Свѣтлый кубокъ
Еще шипитъ среди стола.
8 Вечерняя находитъ мгла...
(Люблю я дружескія враки
И дружескій бакалъ вина
Порою той, что названа
12 Пора межъ волка и собаки,
А почему, не вижу я.)
Теперь бесѣдуютъ друзья:
4–7 В рукописной заметке (см.: Сочинения 1949, VII, 171) Пушкин пишет: «Наши критики долго оставляли меня в покое. Это делает им честь: я был далеко в обстоятельствах не благоприятных. По привычке полагали меня все еще очень молодым человеком. Первые неприязненные статьи, помнится, стали появляться по напечатанию четвертой и пятой песни [в начале 1828 г.] Евг<ения> Онегина. Разбор сих глав, напечатанный в Атенее [1828, подписанный „В.“ и написанный Михаилом Дмитриевым] удивил меня хорошим тоном, хорошим слогом и странностию привязок. Самые обыкновенные риторические фигуры и тропы останавливали критика: можно ли сказать „стакан шипит“, вместо „вино шипит в стакане“? „камин дышит“, вместо „пар идет из камина“?»
9–13 Интонация этого заключенного в скобки высказывания очень близка интонации высказывания о Руссо в главе Первой, XXIV, 9–14.
12 меж волка и собаки. Знакомый галлицизм — «entre chien et loup», — восходящий к тринадцатому веку («entre chien et leu»), означающий сумерки — время дня, когда уже слишком темно, чтобы пастух мог отличить свою собаку от волка. В этом выражении находили и эволюционистский смысл, а именно в описании перехода дня в ночь в понятиях промежуточной стадии между двумя очень близкими друг другу видами животных.
XLVIII
— «Ну, что сосѣдки? Что Татьяна?
Что Ольга рѣзвая твоя?»
— «Налей еще мнѣ полстакана...
4 Довольно, милый... Вся семья
Здорова; кланяться велѣли.
Ахъ, милый, какъ похорошѣли
У Ольги плечи, что за грудь!
8 Что за душа!... Когда нибудь
Заѣдемъ къ нимъ; ты ихъ обяжешь;
А то, мой другъ, суди ты самъ:
Два раза заглянулъ, а тамъ
12 Ужъ къ нимъ и носу не покажешь.
Да вотъ... какой же я болванъ!
Ты къ нимъ на той недѣлѣ званъ.»
XLIX
— «Я?» — «Да, Татьяны имянины
Въ субботу. Олинька и мать
Велѣли звать, и нѣтъ причины
4 Тебѣ на зовъ не пріѣзжать.»
«Но куча будетъ тамъ народу
И всякаго такого сброду...»
— «И, никого, увѣренъ я!
8 Кто будетъ тамъ? своя семья.
Поѣдемъ, сдѣлай одолженье!
Ну чтожъ?» — «Согласенъ.» — Какъ ты милъ!
При сихъ словахъ онъ осушилъ
12 Стаканъ, сосѣдкѣ приношенье,
Потомъ разговорился вновь
Про Ольгу: такова любовь!
Здесь каждый что-то забывает: Ленский забывает (но потом, к несчастью, вспоминает) о приглашении Онегина к Лариным; Онегин забывает о ситуации, в которой оказалась Татьяна; Пушкин путает даты. Не вспомни Ленский вдруг то, что его ангел-хранитель пытался заставить его забыть, не было бы ни танца, ни дуэли, ни смерти. Здесь начинается ряд беспечных, безответственных поступков Онегина, фатально ведущих к несчастью. Создается впечатление, что скромный семейный праздник, обещанный Ленским в наивном рвении зазвать друга, Онегину еще менее приемлем — хоть и по иной причине, чем праздник многолюдный. Что же могло заставить его предпочесть интимную обстановку многолюдию? Жестокое любопытство? Или Татьяна нравилась ему все больше после их последней встречи более пяти месяцев назад?
1–2 Татьяны имянины / В субботу. 12 января, св. мученицы Татьяны Римской (ок. 230).
L.
Онъ веселъ былъ. Чрезъ двѣ недѣли
Назначенъ былъ счастливый срокъ.
И тайна брачныя постели
4 И сладостной любви вѣнокъ
Его восторговъ ожидали.
Гимена хлопоты, печали,
Зѣвоты хладная чреда
8 Ему не снились никогда.
Межъ тѣмъ какъ мы, враги Гимена,
Въ домашней жизни зримъ одинъ
Рядъ утомительныхъ картинъ,
12 Романъ во вкусѣ Лафонтена....
Мой бѣдный Ленскій, сердцемъ онъ
Для оной жизни былъ рожденъ.