Бруснику в России любят не меньше, чем чернику, клюкву, малину, дикую и садовую землянику, а также дикую или садовую клубнику, которую провинциалы нередко именуют садовой земляникой, викторией и т. д. Изучающие русскую литературу вспомнят замечательный новый «фрак брусничного цвета с искрой» на Чичикове у Гоголя в «Мертвых душах», гл. II.
Надеюсь, будущие переводчики русских классиков проникнутся чувством благодарности ко мне за всю эту информацию.
У мисс Дейч гостей потчуют «черничным сиропом», а у мисс Рэдин им подносят «кувшин черничного сока». Сполдинг просто опускает строфу, правда, упоминая в следующей за нею «черничную настойку», а Элтон подвергает онегинское пищеварение тяжкому испытанию «черничным отваром» и «ликером из черники».
IV
Они дорогой самой краткой
Домой летятъ во весь опоръ.
Теперь подслушаемъ украдкой
4 Героевъ нашихъ разговоръ.
— «Ну что жъ, Онѣгинъ? ты зѣваешь.»
— «Привычка, Ленскій.» — «Но скучаешь
Ты какъ-то больше.» — «Нѣтъ, равно.
8 Однако въ полѣ ужъ темно;
Скорѣй! пошолъ, пошолъ, Андрюшка!
Какія глупыя мѣста!
А, кстати: Ларина проста,
12 Но очень милая старушка;
Боюсь: брусничная вода
Мнѣ не надѣлала бъ вреда.
2 В пушкинском примеч. 17 пояснено, что в прежнем издании вместо «домой» было напечатано «зимой».
5–6 Онегин... Ленский. В эпоху Пушкина (и Толстого) среди людей благородного происхождения, будь то военные или литераторы, было принято, если они считали себя друзьями «qui se tutoyaient» <«говорили друг другу „ты“»>, обращаться один к другому по фамилии или называя дворянский титул (см. коммент. к главе Восьмой, XVII–XVIII). К просто знакомым и к людям преклонных лет обращались по имени и отчеству, а только по имени — лишь к самым близким родственникам и к тем, кого знали с детства.
«Ну что ж», с которого Ленский начинает разговор, соответствует французскому «eh bien».
5–14 Во втором диалоге, занимающем IV, 5–14 и V, 1–12 — восемь реплик, и вновь Онегин, произносящий семьдесят пять слов, втрое разговорчивее Ленского. Отметим, что по сравнению с диалогом, открывающим главу (I–III, 1), эмоциональная последовательность оказывается обратной: на сей раз Онегин поначалу охвачен скукой, но держится с собеседником вполне дружелюбно и лишь под конец становится холодно саркастичным. Снисходительно похваливая г-жу Ларину, Онегин внушает Ленскому обманчивое чувство, что нет никакой угрозы его счастью, а вопрос «Которая Татьяна?» задается им с провокационной целью: Ленский простосердечно объясняет то, что Онегин, разумеется, и сам превосходно разглядел во время их визита, — и навлекает на себя те нападки-эпиграммы, которыми заканчивается их беседа. Собственно, Онегин здесь не столько остроумен, сколько груб, и остается лишь удивляться, как пылкий Ленский не вызвал его тут же на дуэль. Когда мальчиком лет девяти или десяти я впервые читал «ЕО», это место (глава Третья, V) так меня расстроило, что я принялся воображать, как Онегин на следующее утро, проявляя изысканную открытость души, которая особенно притягательна в гордеце, скачет к Ленскому с извинениями за то, что излил свой сплин на возлюбленную поэта, сравнив ее с луной.
«Ларина… очень милая старушка», «une petite vieille très aimable». Перефразируя шекспировский Сонет II, ее чело, по крайней мере, «избороздили сорок зим» (см. коммент. к главе Второй, XXX, 13–14).
8 поле. Фр. «la campagne».
10 Какие глупые места. Любопытно, что эта строка эхом отзовется у Тютчева («Какие грустные места») — строка 6 знаменитого стихотворения «Песок сыпучий по колени» (написано трехстопным ямбом, с рифмами ababecec; создано в 1830 г., напечатано в пушкинском литературном журнале «Современник» в 1837 г.):
Песок сыпучий по колени…
Мы едем — поздно — меркнет день,
И сосен, по дороге, тени
Уже в одну слилися тень.
Черней и чаще бор глубокий —
Какие грустные места!
Ночь хмурая, как зверь стоокий,
Глядит из каждого куста!
Как указывают русские исследователи, строки 7–8 содержат образ, развивающий метафору Гёте из «Свидания и разлуки»: «Wo Finsternis aus dem Gesträuche mit hundert schwarzen Augen sah» <«И тьма, гнездясь по буеракам, смотрела сотней черных глаз» — пер. Н. Заболоцкого>.
11 А кстати. «Глупые места» наводят Онегина на мысль о населяющих их «глупых людях», вроде г-жи Лариной, которая «проста», — оттого «кстати».
11–14 Невозможный немецкий «перевод» Боденштедта дает вот какую версию:
«Lensky! Die Larina ist schlicht,
Aber recht hübsch für ihre Jahre;
Doch ihr Likör, wie schlechter Rum,
Steigt mir zu Kopfe, macht mich dumm».
<«Ленский! Ларина проста,
Но вполне недурна для своих лет;
Вот только ее наливка, как скверный ром,
Ударила мне в голову, ничего не соображаю»>.
Редкий случай, когда переводчик не просто выдумывает наливку, но она еще и ударяет ему в голову, что якобы происходит и с говорящим.
V
Скажи: которая Татьяна?»
— «Да та, которая, грустна
И молчалива какъ Свѣтлана,
— «Не ужъ-то ты влюбленъ въ меньшую?»
— «А что?» — «Я выбралъ бы другую,
Когда бъ я былъ какъ ты поэтъ.
8 Въ чертахъ у Ольги жизни нѣтъ,
Точь въ точь въ Вандиковой Мадонѣ:
Кругла, красна лицомъ она,
Какъ эта глупая луна
12 На этомъ глупомъ небосклонѣ.» —
Владиміръ сухо отвѣчалъ
И послѣ во весь путь молчалъ.
1 Скажи: которая Татьяна? Начиная с этого места, Татьяна будет все время присутствовать в главе Третьей, за вычетом тех двух мест, когда в рассказ непосредственно вторгается автор с обещаниями в будущем написать роман в прозе (XI–XIV) и рассуждениями о кокетках в сравнении с Татьяной (XIV, XXV), о писании писем, о дамской грамматике (XXII — XXIII, XXVII–XXX); кроме того, есть еще «Песня девушек», собирающих ягоды (хореический трехстопник с долгими окончаниями), и завершающее отступление (XLI, 9–14).
