Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

«Медный всадник» связан с «ЕО» и несколькими превосходными строфами, в которых та же система рифм, что в «ЕО», — они составляют «Родословную моего героя» (1832); Пушкин не сразу решил, какого из двух Евгениев одарить этой родословной, и в конце концов она досталась совсем другому герою (Ивану Езерскому). См. Эпилог, следующий за коммент. к Десятой главе.

11 Лед на Неве начинает ломаться и река вскрывается между серединой марта и серединой апреля (конец марта и конец апреля по новому стилю). Обычно через две-три недели льда не остается совсем, хотя случается, что отдельные льдины замечают даже во вторую неделю мая. В строфе XXXIX снег на улицах превращается в грязь. Для некоторых читателей «иссеченные льды» — это плывущие льдины, остатки ледяного покрова, который разломан напором воды, трением и таянием, тогда как в действительности речь идет о прекрасных глыбах аквамаринового цвета, вырубленных из замершей реки, — они красуются на поблескивающем снегу, ожидая, когда приедут доставить их, куда требуется. По совету Тургенева, Виардо передает это место так: «le soleil se joue sur les blocs bleuâtres de la glace qu'on en a tirée» <«солнце играет на голубоватых глыбах, высеченных из льда»>.

Ср. Вступление к «Медному всаднику» (написано в октябре 1833 г.), строки 75–83:

Люблю, военная столица,
Твоей твердыни дым и гром[81],
Когда полнощная царица
Дарует сына в царский дом,
Или победу над врагом
Россия снова торжествует,
Или, взломав свой синий лед,
Нева к морям его несет
И, чуя вешни дни, ликует.

Читатель помнит, что по той же Дворцовой набережной Онегин прогуливался с Пушкиным в мае 1820 г.

14 — XL, 1 Перенос из строфы в строфу, один из очень немногих примеров такого рода в романе. Великолепный образец художественной логики, заключенной в том, что такой перенос есть в главе Третьей (XXXVIII, 14 — XXXIX, 1: «И задыхаясь, на скамью / Упала»), где Татьяна бежит в парк, но там ее отыщет и выскажет ей свои назидательные сентенции Онегин. И вот теперь роли переменились: уже Онегин, у которого перехватывает дыхание, спешит туда, где ему объяснят, что есть любовь.

XL

   Стремитъ Онѣгинъ? Вы заранѣ
   Ужъ угадали; точно такъ:
   Примчался къ ней, къ своей Татьянѣ
 4 Мой неисправленный чудакъ.
   Идетъ, на мертвеца похожій.
   Нѣтъ ни одной души въ прихожей.
   Онъ въ залу; дальше: никого.
 8 Дверь отворилъ онъ. Что жъ его
   Съ такою силой поражаетъ?
   Княгиня передъ нимъ, одна,
   Сидитъ, не убрана, блѣдна,
12 Письмо какое-то читаетъ
   И тихо слезы льетъ рѣкой,
   Опершись на руку щекой.

5–8 Вся сцена напоминает происходящее во сне. Словно в сказке, перед героем безмолвно распахиваются двери. Он оказывается в волшебном замке. И, точно ему это грезится, перед ним Татьяна, перечитывающая одно из его трех писем.

12 какое-то. Обычная функция этого оборота родственна неопределенному артиклю, а не указанию на некое свойство, но тут слово определяет суть строки, приобретая дополнительный смысл.

XLI

   О, кто бъ нѣмыхъ ея страданій
   Въ сей быстрый мигъ не прочиталъ!
   Кто прежней Тани, бѣдной Тани
 4 Теперь въ Княгинѣ бъ не узналъ!
   Въ тоскѣ безумныхъ сожалѣній
   Къ ея ногамъ упалъ Евгеній;
   Она вздрогнула, и молчитъ;
 8 И на Онѣгина глядитъ
   Безъ удивленія, безъ гнѣва...
   Его больной, угасшій взоръ,
   Молящій видъ, нѣмой укоръ,
12 Ей внятно все. Простая дѣва,
   Съ мечтами, сердцемъ прежнихъ дней,
   Теперь опять воскресла въ ней.

10 Ср. описание внешности Сен-Пре, прощающегося с героиней, в «Юлии» Руссо (от Юлии к г-же д'Орб), ч. III, письмо XIII: «бледный, осунувшийся, небрежно одетый» прощается с больной Юлией. Ср. также сетования Динара в «Валерии» мадам де Крюднер, письмо XLII: «…вы видите эти потухшие глаза, эту зловещую бледность, эту впавшую грудь».

XLII

   Она его не подымаетъ,
   И, не сводя съ него очей,
   Отъ жадныхъ устъ не отымаетъ
 4 Безчувственной руки своей....
   О чемъ теперь ея мечтанье?...
   Проходитъ долгое молчанье,
   И тихо наконецъ она:
 8 «Довольно; встаньте. Я должна
   Вамъ объясниться откровенно.
   Онѣгинъ, помните ль тотъ часъ,
   Когда въ саду, въ аллеѣ насъ
12 Судьба свела, и такъ смиренно
   Урокъ вашъ выслушала я?
   Сего дня очередь моя.

В одном из любимых романов Татьяны — «Вертер», во французском переводе Севеленжа (1804), — мотив признания и прощания приобретает более страстный оттенок: «[Вертер] покрывал ее дрожащие губы огненными поцелуями. [Шарлотта] нежно их отклоняла… „Вертер“, — вскричала она наконец, и в голосе ее суровость смешивалась с высшим благородством. [Вертер] позволил ей выскользнуть из его объятий», после чего она лишилась чувств. Она бросилась прочь из комнаты. Он вскочил на ноги и крикнул ей вслед через дверь: «Прощай!» <пер. Н. Касаткиной>.

1 Она его не подымает. «Elle ne le relève pas» (см. ком-мент, к главе Третьей, XXXIII, 1).

2–6 очей... Бесчувственной… О чем... мечтанье… молчанье. Чарующее повторение «ч» в этих строках.

XLIII

   «Онѣгинъ, я тогда моложе,
   Я лучше, кажется, была,
   И я любила васъ; и что же?
 4 Что́ въ сердцѣ вашемъ я нашла?
   Какой отвѣтъ? одну суровость.
   Не правда ль? Вамъ была не новость
   Смиренной дѣвочки любовь?
 8 И нынче — Боже! — стынетъ кровь,
   Какъ только вспомню взглядъ холодной
   И эту проповѣдь... Но васъ
   Я не виню: въ тотъ страшный часъ
12 Вы поступили благородно,
   Вы были правы предомной:
   Я благодарна всей душой....
191
{"b":"268424","o":1}