¹ Сей муж судьбы. В Болдине, в день благих решений, в лицейскую годовщину 19 окт. 1830 г. Пушкин решил уничтожить строфы «Десятой главы» и некоторые ее строки перенести в другое стихотворение.

В стихотворении «Герой», написанном примерно в то же время (оно было готово к началу ноября и опубликовано в 1831 г.), мы, таким образом, обнаруживаем в совершенно ином контексте (обращенном скорее к отваге деспота, чем обличающем присущую сильным властителям нелепость, которую не мог преодолеть даже Наполеон), следующие строки (14–17):

Историческая неопределенность заменила власть Пия VII, есть и другие незначительные изменения. «Странник бранный» становится «бранным пришлецом», «самозванцем», «захватчиком», «чужеземцем». «Все он» — отголосок отрывка из «Мессинских элегий» Казимира Делавиня, кн. II, № VI, «Наполеону» (1823): «Одинокий, на скалистом берегу… / В глуши изгнания, и все же он — везде…».

Далее, строки 37–45 «Героя» доводят начатое в Десятой главе, VIII, до иллюзорного конца, предлагая рифму «покоя» для «героя» и завершая онегинское чередование рифм (37–45 = ecciddiff).

Стихотворение «Герой» построено как диалог между Поэтом и Другом. Оно состоит из шестидесяти шести строк и одной трети строки. За исключением строк 36–45, произвольная схема рифмовки не имеет сходства с «ЕО». Друг спрашивает Поэта, какое событие в жизни Наполеона поразило его больше всего, и приведенный выше отрывок — ответ Поэта. Тогда Друг замечает, что строгая история отрицает реальность описанного поэтом впечатляющего события. Поэт красноречиво парирует (строки 63–66):

А Друг спокойно отвечает (строка 67):

Стихотворение содержит намек на мужество, публично продемонстрированное царем Николаем 29 сент. 1830 г. во время его посещения Москвы в разгар эпидемии холеры, когда невежественные люди, подстрекаемые антиправительственной пропагандой, обвиняли власти в преднамеренном отравлении народа.

В прочитанном Пушкиным в присутствии Державина знаменитом юношеском стихотворении «Воспоминание в Царском Селе», созданном в течение трех последних месяцев 1814 г. и состоящем из 176 ямбических стихов, двадцати двух строф (строки 1, 2, 4 и 8 четырехстопные, а остальные — шестистопные с рифмами ababecec), предвосхищаются некоторые элементы «Героя» (1830) и Десятой главы, VIII (1830) с любопытной точностью в деталях.

В строке 138 «Воспоминаний» — то же определение «пришлец» из «Героя» (строка 14), заменившее «странника» Десятой главы, VIII, 1; ср. строки 137–138:

Тема исчезновения, которая в Десятой главе, VIII, 4 и в строке 17 «Героя» представлена в описании исчезновения «тени зари», четко намечена в строке 152 «Воспоминаний» и в строках 149, 152 — в связи с Наполеоном:

Та же тема возникает в стихотворении 1823 г. «Недвижный страж» (я уже упоминал его в коммент. к Десятой главе, I, 1, строки 39–42):

Строка 5 строфы VIII Десятой главы и строка 36 «Героя» предвосхищены строками 46–48 в «Недвижном страже» (с такой же рифмой «героя» — «покоя»):

³ Папою венчанный. Заимствование. Ср., например, начало последней строфы в знаменитом излиянии Беранже (ок. 1825) «Народная память»:

Это еще один пример парадоксального воздействия на Пушкина рифмоплетов, им же презираемых.

⁴ тень зари. Если бы Пушкин хотел сказать, что Наполеон исчез, растворился, сгинул, он бы употребил выражение: «тень на заре». Интересно, не была ли его странная памятная «тень зари» — утренний призрак или иллюзия восхода солнца — навеяна образом из «Бонапарте» В. Гюго (март 1822 г.) Вот конец последней (пятой) части этой одиннадцатой оды из «Од и баллад», кн. I:

В библиотеке Пушкина были «Оды» Гюго (3-е изд., Париж, 1827).