Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

1–2 Тряслися грозно Пиренеи, / Волкан Неаполя пылал. Две простые метафоры, намекающие на восстания в Испании и Южной Италии.

Король Испании, Фердинанд VII, во время своего жестокого правления преследовал всякую либеральную мысль и грубо попрал национальное достоинство испанцев, продав Флориду Соединенным Штатам. В начале 1820 г. в Кадисе вспыхнула революция, которую возглавили Риего и Кирога. На конгрессе в Вероне (октябрь 1822 г.) так называемый Священный Союз Франции, Австрии, России и Пруссии решил укрепить деспотизм в Испании, и в мае 1823 г. французская армия вступила в Мадрид. Фердинанд и деспотизм вернулись.

Волкан — Везувий, а его извержение — это журналистский ход. В Неаполе тирании противостоял тайный заговор (Общества карбонариев). «Недовольство итальянцев (как сказано в старом издании „Энциклопедии Британика“) тлело в течение пяти лет, но в 1820 г. вспыхнуло открытым пламенем». Австрия, которой ловко помогали Англия и Франция, подавила итальянскую революцию весной 1821 г.

Ср. в «Недвижном страже…» (см. коммент. к главе Десятой, I, 1) до некоторой степени сходные строки (21–23):

…Неаполь восставал,
За Пиренеями… судьбой народа
Уж правила свобода.

3–4 Безрукий князь… Мореи… Война греков за независимость (русское правительство сначала поддерживало ее, затем игнорировало) вспыхнула в 1821 г. Восстание против турецкого господства возглавил фанариот, князь Александр Ипсиланти (1792–1828). Он служил в русской армии и потерял руку в битве под Дрезденом. Ипсиланти, выбранный главой Этерии (тайной политической организации, оппозиционной турецкому владычеству), перешел Прут 6 марта 1821 г. (нов. ст.). Его поход был плохо организован. В июне он бежал в Австрию, а Россия отступилась от него. Война продолжалась без его участия. Россия колебалась между необходимостью оказать помощь любому в борьбе против ее старого врага — Турции и страхом перед возрождением революционной деятельности в Греции. С другой стороны, русские тайные организации, симпатизируя грекам и выступая против деспотизма Александра I, вовсе не жаждали иметь у себя дома ущербный под крылом самодержавия либерализм, играя роль освободителей за границей.

Ипсиланти упоминается и в стихотворении 1821 г. (написанном приблизительно 5 апреля в Кишиневе), оно адресовано Василию Давыдову (1792–1855), активному члену Южного общества, брату генерала Александра Давыдова; с его хорошенькой женой (Аглаей, урожд. герцогиней де Граммон) у Пушкина, как и у многих других, был короткий роман. Стихотворение состоит их шестидесяти свободно рифмующихся строк четырехстопного ямба; оно начинается:

Меж тем как генерал Орлов —
Обритый рекрут Гименея —
Священной страстью пламенея,
Под меру подойти готов;
Меж тем, как ты, проказник умный,
Проводишь ночь в беседе шумной,
И за бутылками Аи
Сидят Раевские мои —
Когда везде весна младая
С улыбкой распустила грязь,
И с горя на брегах Дуная
Бунтует наш безрукий князь…
Тебя, Раевских и Орлова,
И память Каменки любя,
Хочу сказать тебе два слова
Про Кишинев и про себя.

Генерал Орлов — он стал генералом в двадцать шесть лет — это Михаил Орлов (1788–1842), член «Союза благоденствия» (см. коммент. к строфе XIII, 3); он женился 15 мая 1821 г. на Екатерине Раевской и оставил политику. Пушкин недолго ухаживал за Екатериной в августе 1820 г. в Крыму. Он видел супружескую пару в Кишиневе, где они жили в 1821 г. Братья Раевские — Александр и Николай — сыновья генерала Николая Раевского. Каменка — имение в Киевской губернии, принадлежавшее матери Александра и Василия Давыдовых; она — племянница Потемкина; до своего брака с Львом Давыдовым была женой Николая Раевского (р. 1771); генерал Раевский — их сын.

Морея (южная часть Греции) — штаб-квартира Этерии. Весной 1821 г. Ипсиланти начал руководить операциями из Кишинева, и довольно странное «мигание» — намек на его общение с Мореей, где уже высадился его брат.

В своем кишиневском дневнике Пушкин сделал следующую запись от 2 апр. 1821 г.:

«Вечер провел у H.G. [не установлена][99] — прелестная гречанка. Говорили об А. Ипсиланти; между пятью греками я один говорил как грек — все отчаивались в успехе предприятия Этерии. Я твердо уверен, что Греция восторжествует, и 25 000 000 турков оставят цветущую страну Еллады законным наследникам Гомера и Фемистокла».

В той же записи, а также в письме (начало марта, корреспондент не установлен) наш поэт восторгался Ипсиланти и его смелостью. В Десятой главе, IX, он совсем иной. Уже к 1823–24 г. очевидно разочарование Пушкина. Так, в черновике письма из Кишинева или Одессы к неустановленному адресату, основываясь на весьма ограниченных и в известной степени провинциальных наблюдениях, Пушкин пишет о греках:

«…толпа трусливой сволочи, воров и бродяг, которые не могли выдержать даже первого огня дрянных турецких стрелков… Что касается офицеров [греческие офицеры, которых он встретил в Кишеневе и Одессе], то они еще хуже солдат… никакого представления о чести… Я не варвар и не проповедник Корана, дело Греции вызывает во мне горячее сочувствие, именно поэтому-то я и негодую, видя, что на этих ничтожных людей возложена священная обязанность защищать свободу».

Примечательно слово «варвар». Им пользуется Николай Тургенев в 1831 г., говоря о Пушкине (см. коммент. к строфе XVI, 9–14).

X

   Я всех уйму с моим народом! —
 2 Наш царь в покое говорил…

Здесь, вероятно, содержится намек на конгресс в Вероне в 1822 г., на котором, согласно «Дневнику» Чарлза Кавендиша Фулка Гревилла (запись от 25 янв. 1823 г.): «Российский император говорил как-то [герцогу Веллингтонскому] о целесообразности посылки армии в Испанию; и, кажется, действительно думал, он может это сделать».

XI

   ...................................
   ...................................
   А про тебя и в ус не дует
 4 Ты, Александровский холоп
   Кинжал Л[увеля], тень Б[ертона]
   <не>…

Исходя из современных событий, Пушкин, мне думается, обращается в этой строфе к тому же самому «Закону», который был главным действующим лицом в его оде «Вольность» 1817 г. Я сочинил (принося извинения тени нашего поэта) следующую модель с той лишь целью, чтобы прояснить свое понимание начала XI строфы:

Молчи, Закон! Наш царь танцует
Кадриль, мазурку и галоп,
А про тебя и в ус не дует,
Ты — Александровский холоп.
Кинжал Лувеля, тень Бертона
В виденьях не тревожат трона…

5 Это загадочная строка. Слово «Кинжал» в рукописи написано достаточно ясно, так же как и заглавные буквы «Л» и «Б». Но третье слово в этой строке, хотя оно написано уверенной рукой, трудно расшифровать. Как большинство комментаторов, я читаю его как «тень». Первые две буквы этой «тени» отличаются по виду от тех же букв в слове «тень» в строфе VIII, 4 («тень зари»), однако это варианты почерка одного человека. Тут важно близкое сходство первых двух букв в слове «тень» (XI, 5) с первыми двумя буквами слова «тем» (V, 1); и поскольку третья буква в слове «тень» (XI, 5) идентична третьей букве в слове «тень» (VIII, 4), я уверен, что никакое другое прочтение, кроме «тени» в строфе XI, 5, невозможно.

вернуться

99

Согласно словарю Л. А. Черейского («Пушкин и его окружение». Л., 1975, с. 91), речь идет о Елене Гартинг (примеч. пер).

215
{"b":"268424","o":1}