Воздух внутри был спёртым и пыльным, пахло старой бумагой и слабым, едва уловимым ароматом засохших трав. Всё было как описывал брат: массивный дубовый стол, простой стул и на стене – большая пожелтевшая от времени карта сибирского очага.

Но Боря не упомянул о главном. Карта была испещрена не только флажками, но и тонкими, почти каллиграфическими линиями и символами, нанесёнными чёрными чернилами. Это было похоже на отчёт.

Я подошёл ближе. Надписи были сделаны рукой моей матери.

'Участок семь‑девять‑Б. Энергетическая аномалия. Рост некротического фона на двенадцать процентов за квартал. Вероятность формирования теневого кармана.

«Зона тишины. Полное отсутствие монстров. Причина неизвестна, требует изучения».

Рядом с некоторыми отметками стояли даты. Последняя была за месяц до гибели родителей.

Это была не просто карта аномального очага. Маргарита изучала его систематически, методично, как учёный. И её что‑то беспокоило. Рост некротического фона, формирование теневых карманов…

В моём мире мы называли такие места «карманами низкой реальности», там практически не было перехода между реальностью и изнанкой – всё пространство занимала тень. И из неё в мир изливались полчища демонов. Здесь эти места назвали Гиблыми Топями, судя по карте.

Я обвёл взглядом кабинет. Он был пуст, ни полок, ни какой‑либо мебели кроме стола и стула. Я проверил стол, в нём не оказалось выдвижных или потайных ящиков. Скорее всего, Маргарита забрала всё с собой в очаг, но в домике я не нашёл никаких других бумаг, кроме писем её детям и чертежей деда.

Но я уже понимал, что Маргарита вышла на след некромансеров и отслеживала их активность, «зоны влияния» и возможные места формирования теневых карманов.

Теперь я точно знал, что они с отцом погибли, сражаясь с некромансером. И они его убили, раз уж Грох притащил мне его сердце.

Отправляться на поиски указанных Маргаритой мест я не собирался в ближайшее время. Мне нужно стать сильнее, чтобы сразиться сразу с несколькими некромансерами. А ещё мне нужно потренироваться с молотом и забрать из сокровищницы кинжалы отца.

Точно, сейчас и схожу. Я вышел из кабинета матери и спустился на подземный этаж. Кинжалы лежали в чехлах на полке с оружием. Я взял один из них в руки и сжал рукоять.

Я совсем ничего не почувствовал. Ни отклика, ни сопротивления, ни каких‑либо особых свойств. Кинжал лежал в моей руке обычным куском металла, пусть и выкованного талантливым оружейником.

Ну что ж, обычные кинжалы мне тоже подойдут. Я захватил их с собой, а потом мой взгляд наткнулся на сложенные в углу холщовые сумки с артефактами Давыдовых. Я тогда их закинул сюда, а потом отвлёкся.

Надо бы их разобрать.

Я занялся сортировкой, складывая защитные артефакты Давыдовых к уже имеющимся таким же. То же самое я сделал с атакующими. Потом дошло дело до редких, их я тоже добавил к небольшой коллекции – как раз туда, где лежали артефакты бастарда князя.

В конце концов я добрался до невзрачного камушка, заполненного чистым светом. Я же хотел отдать его Юлиане, чтобы она смогла однажды вернуть свой направленный дар. Только нужно заказать у ювелира оправу и цепочку – для помолвочного кольца камень великоват, а вот для подвески вполне подойдёт.

Я задумался. Стоит ли говорить Юлиане об истинной сути этого подарка? Обнадёжить её или пусть всё произойдёт само со временем?

Пожалуй, выберу второй вариант. Однажды Юлиана просто почувствует, как её дар возвращается, и сама решит, что с ним делать.

Для магов этого мира потеря направленного дара считалась пожизненным клеймом, которое будет гореть на лбу человека до его смерти, а то и после. В моём мире мы научились справляться с выгоревшим даром, ведь пока цел источник и пока стихия отзывается на твой зов – ты всегда можешь вернуть утраченное.

Другое дело, что потеря направленного дара всегда сопряжена с травмой. Маг просто‑напросто боится собственного дара и тех страданий, что он ему принёс. Потому даже в нашем мире мало кто стремился вернуть его.

Я закончил сортировку артефактов и поднялся на первый этаж. Стоило мне шагнуть в холл, как из гостиной вышли бабушка и Юлиана. Обе держали в руках бумаги, видимо, с учебным планом.

– Мы всё подготовили, – сказала Юлиана, хмуро оглядев меня. – Быстро ты восстановился.

– Есть такое, – я махнул рукой и начал подниматься на второй этаж.

Уже в кабинете я сел в своё кресло, взял протянутые листы и пробежался взглядом по ровным строчкам. Бабушка делала ставку на интенсивную практику и раннее знакомство со сложными проклятьями, а Юлиана – на медитативный контроль и постепенное усложнение задач.

– Не годится, – я отложил оба листа. – Ни то, ни другое. Виктория не будет просто впитывать и переваривать проклятья. Она будет их анализировать и разлагать на составляющие, изучать их природу.

– Но… – возразила было бабушка, но тут же смолкла, наткнувшись на мой взгляд.

– Первый месяц – только диагностика, никакого поглощения, – я кивнул бабушке. – Ты подготовишь для неё слабые проклятья, но сделай так, чтобы они были максимально разнообразными, – я перевёл взгляд на Юлиану. – А ты научишь её чувствовать энергетическую структуру проклятья, находить в нём слабые точки.

– Это… нестандартный подход, – сказала Юлиана с неожиданным интересом.

– Ну так и ситуация у нас нестандартная, – я качнул головой. – Я не хочу, чтобы моя сестра стала просто живым фильтром. Я хочу, чтобы она стала экспертом и понимала, с чем имеет дело, и контролировала это.

Юлиана посмотрела на меня с уважением, а бабушка поджала губы и кивнула, явно недовольная тем, что я вмешался в процесс обучения. Неужели она рассчитывала, что я позволю ей сломать Вику так же, как она сломала Юлиану?

Когда женщины вышли из кабинета, я подошёл к окну. За ним уже сгущались вечерние сумерки. Где‑то там в глубине очага скрываются люди, предавшие свою человечность.

Интересно, сколько их там и кто за ними стоит?

Ночь выдалась беспокойной. Я метался по кровати, проваливаясь в сон и выныривая в реальность. Незадолго до рассвета я понял, что же меня беспокоило.

Вчерашний день был слишком насыщенным, а моё реактивное восстановление за счёт силы уничтоженных сердец сделало только хуже. Я рассредоточил внимание и чуть не позабыл о главном.

Неизвестный мне Жнец не просто принёс сердца некромансеров и оставил записку. Он проник в мой дом, в мою же спальню, обошёл защиту поместья, а я ничего не заметил. Пока что он вроде бы на моей стороне, но это очень спорное утверждение, ведь он – тёмный.

А тёмные редко заключают союзы и встают на сторону друг друга. В этом наша самая большая проблемы – мы одиночки. И если кто‑то пришёл с миром в мой дом – у него наверняка есть для этого причины, и это всё что угодно, но не акт доброй воли.

Я накинул домашние штаны и спустился в сокровищницу. Усевшись на холодный пол, я прикрыл глаза и сосредоточился на защитной структуре поместья.

Я просмотрел каждый узел, каждое сплетение, но не нашёл никаких вмешательств, прорывов или смещений. Всё было на месте и работало как надо. Тогда как неизвестный мне тёмный маг сумел попасть в дом?

Пришлось прокрутить в голове всё, что было связано с незнакомцем.

Я вспомнил, как лежал после боя с Давыдовым и смотрел в небо невидящим взглядом. Сначала надо мной появилась тень, а только потом его лицо.

Я резко открыл глаза. Вот оно что. Это вполне может быть ответом на все мои вопросы.

Борис говорил, что ему больше не нужно уходить на изнанку, что тень сама льнёт к нему, ластится как ручной питомец. Он сумел укрыться в месте силы, когда я помогал Вике с проклятьями. И ведь я его даже не заметил.

Выходит, что у Жнеца та же направленность дара. И он, и Борис в будущем – оружие тьмы, безвольное, безэмоциональное и исполнительное.