– Род… сильное слово, которое должно отзываться в сердце гордостью и верностью, да? – Илья засмеялся тем горьким смехом, после которого разве что за грань отправляться. – Ты слишком принципиальный и честный. Ты действительно гордишься своим родом, но так не у всех. Мой отец – свихнувшийся старик, для которого собственные дети ничего не значат. Он бросает нас в пекло, а потом смотрит, как мы гибнем.

– Чем‑то похоже на воспитание тёмных, – хмыкнул я. – Сильные выживают, слабые погибают

– Ты же не такой, – горячо воскликнул княжич. – Ты же боролся за врата и за свою семью. Разве нет? Разве ты не ищешь способ отказать эмиссарам императора, когда они явятся за твоей сестрой?

– Что тебе об этом известно? – процедил я сквозь зубы. – Откуда у тебя информация о моей сестре?

– Слухами земля полнится, – Давыдов покачал головой. – Рейнеке землю носом рыли, чтобы найти способ оставить девочку в семье. Да и ты разве не за этим ездил к Бергу?

– За этим, – кивнул я, усмиряя эмоции. – Но это не имеет отношения к нашему разговору.

– Я хочу… – Илья облизал губы и сжал кулаки. – Я хочу, мать его, род, которым смогу гордиться! Род, в котором борются за своих, а не вышвыривают их на улицу. Понимаешь⁈ Я устал быть частью рода, в котором всем плевать друг на друга!

Я смотрел на княжича, в глазах которого горела смесь отчаяния, ненависти и наивной веры в то, что мир можно исправить одним предательством. Он был похож на загнанного в угол зверя, который готов укусить руку, дающую ему хлеб. Это выглядело жалко и противно, но я понимал эту отчаянность молодости.

– Ты говоришь, что хочешь спасти сестёр, – сказал я равнодушно. – Это благородно, но династические браки – норма в этом мире. Что твой отец сделал такого, что его собственный сын решил пойти против него?

– Помнишь, как мы приехали к тебе перед испытанием? – затравленно спросил Илья и после моего кивка продолжил. – Отец предложил тебе младшую дочь в жёны. А ведь Алёне тогда едва восемнадцать исполнилось. Ты отказался от брачного договора, но нашёлся тот, кому плевать на возраст.

Княжич сжал кулаки и выпятил подбородок.

– Совсем недавно твоим соседом был князь Михаил Одинцов, – выплюнул он со злостью. – Дважды вдовец, чей младший сын старше Алёны на десять лет. И он был готов подписать брачный договор с моим отцом. Пришлось вмешаться… его величество очень не любит, когда его пытаются обмануть на деньги.

– Так это ты сдал Одинцовых? – я усмехнулся. – Хороший ход. Сестру ты от брака точно спас. Так к чему тогда продолжать? Делал бы дальше вид, будто ни при чём.

– Думаешь, князь Одинцов – единственный старик, охочий до молодого женского тела? – фыркнул княжич. – Отец уже нашёл нового жениха для Алёны. Может быть, ты слышал о князе Ермолаеве? Тот ещё подонок, что уже четырёх жён свёл в могилу.

– И? – поторопил я Илью, запомнив фамилию старого сластолюбца, чтобы точно не иметь с ним никаких дел.

– Отец хочет подписать с ним брачный договор после победы в войне с тобой, граф, – проговорил он, снова распаляясь. – Если отец погибнет, все договорённости пойдут гроксам в глотку! Так ты согласен на мои условия или нет?

Княжич смотрел на меня с вызовом, почти умоляя не видеть в нём жалкого предателя. Он хотел, чтобы я видел спасителя, который пытается совершить взрослый, чудовищный поступок из самых, как ему кажется, чистых побуждений.

Я не собирался доверять Давыдову. Но если княжич так хочет докладывать мне о передвижениях своей гвардии, кто я такой, чтобы ему это запрещать. Если мои разведчики подтвердят его слова, буду действовать. Ну а если нет – я забуду, что мы вообще говорили.

Я медленно кивнул. Чутьё подсказывало, что его боль настоящая. Информация всегда имеет ценность. На войне все средства хороши, а эта война уже стучится в мои ворота.

– Хорошо, княжич, – сказал я, и в моём голосе не было ни одобрения, ни осуждения, лишь холодная констатация факта. – Я убью твоего отца и не трону сестёр. Это всё, что я могу тебе сказать.

Я развернулся и шагнул к лесу, оставив его одного. Через пять минут ходьбы ко мне присоединились разведчики, а через десять – остальные бойцы. Мы молча дошли до машины и выехали в поместье.

Обратная дорога прошла в гнетущем молчании. Гвардейцы, видя моё настроение, не решались нарушить тишину. А я сидел, уставившись в темноту за окном.

Но видел я не ночной лес, а лицо Ильи Давыдова, искажённое ненавистью к собственному отцу и отчаянной надеждой, что я стану его палачом. На душе было мерзко и гадко, будто я извалялся в грязи.

Предателей я ненавидел всем сердцем, несмотря на все их оправдания и «благие» намерения. Люциан тоже считал, что моя смерть станет благом для мира. И он тоже нашёл тех, кто проведёт ритуал в самом защищённом месте моего Храма.

Да и плевать мне на княжича. Его предательство – не моя проблема. Даже если бы я не согласился на сделку, он уже предал своего отца и свой род.

Вездеход, наконец, остановился у особняка. Я молча вышел, кивнул гвардейцам и направился в дом. В голове стучала одна и та же мысль – предательство, даже самое благородное, пахнет мерзостью. И этот запах теперь будет преследовать и меня.

– Ваше сиятельство! – окликнул меня Зубов, который, судя по всему, дожидался моего возвращения. – Как всё прошло?

– Княжич Давыдов предложил мне сделку, – я кратко, без лишних эмоций, изложил суть разговора. – Я согласился выполнить его условия в обмен на информацию.

– И что мы теперь будем делать? Ждать отмашки от княжича? – со скепсисом спросил Зубов.

– Нет, конечно, – я пожал плечами. – Он может делать, что хочет. А мы будем готовиться к войне. Сделай так, чтобы мы были готовы защищаться в любую минуту, хоть прямо сейчас.

– Это я уже сделал, господин, – быстро ответил командир гвардии. – Ловушки, растяжки, контроль и разведка, вооружение – всё в боевой готовности.

– Это хорошо, – медленно проговорил я, задумавшись. – А если я скажу тебе, что хочу объявить войну первым? Что тогда?

– Состав нашей гвардии сейчас – одна тысяча сто семнадцать человек, – Зубов встал по стойке «смирно» и прижал кулак к груди. – Если хотите пойти в атаку, то мы это сделаем. Треть гвардии Давыдовых застрянет в бою на перешейке у Среднего Лебяжьего, остальных мы догоним у поместья князя.

– Это именно то, что я хотел услышать, – я посмотрел на командира гвардии с уважением. – Будьте готовы наступать по приказу в любой момент, но пока сроки те же. У нас осталась неделя на то, чтобы доставить Викторию в столицу.

Я оставил Зубова на улице и зашёл в дом. Агата доложила, что всё тихо, а Грох недовольно пробурчал что‑то о том, что потратил столько времени зря. Ведь ни засады, ни атаки не случилось. Щёлкнув его небольшим сгустком силы, я услышал протяжный стон, похожий на извинение, и лёг спать.

Одно хорошо, что Вика вернулась в гостевые покои, и сегодня мне не придётся искать место для ночёвки. Я уснул сразу же, как только моя голова коснулась подушки. А проснулся, когда на улице уже вовсю светило тусклое осеннее солнце.

Когда я спустился на поздний завтрак, не застав никого из домашних, спокойно поел и направился к себе в кабинет. Каково же было моё удивление, когда я увидел Герасима, подпирающего дверь.

– Господин, Юлия Сергеевна и её сиятельство Орлова сейчас в малой гостиной, – сказал он с небольшой заминкой. – Они… допили чай и ожидают вас.

Я хмыкнул. «Допили чай». Значит, за время моего отсутствия они успели провести полноценную психологическую войну и, судя по тому, что не разнесли половину особняка, заключили временное перемирие.

– Спасибо, Герасим, уже иду.

Я глубоко вздохнул, ощущая тяжесть в плечах, и спустился на первый этаж. Малая гостиная использовалась только для приёма нежданных гостей и тех, на кого нужно произвести впечатление. Последний раз я там был, когда приезжала проверяющая комиссия, чтобы убедиться, что я принял родовой дар.

И это было показательно. Раз бабушка выбрала именно эту гостиную, то до сих пор считала, что Юлиане не место в нашем доме.