Это было уже слишком лично и слишком правдиво. Я понял, что ещё секунда, и в ход пойдёт не просто тьма, а то, что находится за её гранью.

Я шагнул в гостиную, и моя аура ударила по ним волной давления, заставив обеих отшатнуться. Воздух затрещал от напряжения.

– Хватит, – сказал я тихо, но так, чтобы звенящая тишина вдавила это слово в стены. – Вы сейчас ведёте себя не как аристократки. Вы как две раненые твари, которые рвут друг друга на куски, потому что не знают, как иначе справиться со своей болью.

Я повернулся к бабушке, впиваясь в неё взглядом.

– Ты хочешь сделать Вику сильной? – ледяным тоном спросил я, выставив сестру перед собой так, чтобы бабушка не смогла сделать вид, будто не заметила её присутствия. – Так используй свой опыт, чтобы защитить её от системы, а не чтобы запихнуть её в мясорубку, из которой тебя когда‑то вытащили только чудом. Помоги мне найти законный способ отстоять Вику.

Потом я посмотрел на Юлиану, в глазах которой бушевала смесь ярости, стыда и отчаяния.

– А вы хотите ей помочь? – мой голос разрезал наступившую тишину в комнате. Ауру я немного приглушил, а вот тон менять не стал. – Так помогите. Я сделаю всё, чтобы ваша история не повторилась с моей сестрой. Но один я не справлюсь. Мне нужна ваша помощь. Помощь всех вас.

Они молчали, обе дыша тяжело, как после спринтерского забега. Бабушка первая отвела взгляд, её аура сжалась, уходя вглубь. В её позе читалась не просто злость, а глубокая, старческая усталость. Юлиана же выпрямила спину, сглатывая ком обиды в горле, и кивнула.

– Прошу прощения, ваше сиятельство, – прошептала она, и в её голосе уже не было вызова, лишь опустошение. – Это было… неподобающе.

Я видел, что конфликт не исчерпан. Он лишь ушёл вглубь, как всегда и бывает с тёмными. Но сейчас этого было достаточно.

– Нам всем нужно немного отдохнуть и перевести дух, – сказал я, разворачиваясь к столовой и подталкивая Вику вперёд. – Вы можете ненавидеть друг друга сколько угодно, но я прошу вас обеих не забывать о том, что на кону стоит судьба моей сестры.

Малый кабинет его императорского величества

В кабинете пахло старым деревом, воском для паркета и безраздельной властью. Воздух был густым и неподвижным от давящей ауры его императорского величества. Пётр Григорьевич Лутковский стоял перед массивным дубовым столом, сохраняя безупречную выправку.

Уже то, что ему не предложили присесть, означало, что император им недоволен. Глава Тайной Канцелярии только что положил на стол отчёт истребителей. Не сводку и не краткую выжимку, а полный отчёт. С пробами, спектрограммами и комментариями первой группы истребителей.

Михаил Алексеевич Романов откинулся в своём кресле и сложил пальцы домиком. Он не читал, а смотрел поверх бумаг куда‑то в пространство за спиной канцлера, и его взгляд был тяжёлым и напряжённым.

– Исцеление, стабильный фон, – наконец произнёс он ровным голосом без единой эмоции. – Интересные термины. Мои истребители монстров внезапно заговорили, как выпускники магической академии. С чего бы это, Пётр Григорьевич?

– Это показания приборов, ваше императорское величество, – не дрогнул Лутковский. – Истребители просто переписали данные.

– Я видел многое за своё правление, – император медленно провёл пальцем по гладкой поверхности стола. – Видел чудеса и катастрофы. Но никогда не видел, чтобы аномальный очаг выздоравливал. Это пахнет ересью. Или провокацией.

– Сводки с других постов подтверждают: активность очага снизилась на тридцать процентов, – мягко, но настойчиво парировал Лутковский. – Монстры отступают вглубь. Это объективные данные. И они совпадают с описанием феномена, схожего с легендами о Вестниках Тьмы.

Император резко, почти по‑кошачьи, повернул голову. Его холодные и пронзительные глаза впились в канцлера.

– Я не верю в сказки про Вестников, Пётр Григорьевич, – его голос приобрёл опасную, шипящую окраску. – В предзнаменования и прочую метафизическую чушь. Мне нужна стабильность. Преданность. Контроль. Всё, что я вижу, – это вышедшего из‑под контроля аристократа, который вообразил себя мессией.

– Сам Шаховский не объявлял себя Вестником, – осторожно заметил канцлер. – Но те качества, которые он продемонстрировал на испытании, и изменение почвы очага говорят о том, что…

– Скажи мне, Пётр Григорьевич, с каких пор глава Тайной Канцелярии стал верить во всю эту чушь? – перебил его Михаил Алексеевич. – Я назначил тебя на эту должность тридцать лет назад, чтобы ты контролировал аристократов, расследовал преступления против государства и императора. Ты должен был защищать трон от любых угроз и предотвращать любой намёк на волнения и измену.

Император замолчал на долгую минуту, дав канцлеру осознать нависшую над ним угрозу.

– И что же я получил от тебя? – его величество тихо усмехнулся. От этой усмешки у Лутковского похолодели ладони, а по спине побежал липкий пот. – Уверения в преданности и запоздалые отчёты. Я получил слухи и сплетни, будто ты вдруг перестал быть моей правой рукой, а стал деревенской бабой.

Ещё одна пауза окончательно добила Лутковского. Только теперь он понял, что оказал Константину Шаховскому медвежью услугу. Если бы он показал мальчишку случайным везунчиком и умолчал об изменениях в очаге, император его бы не тронул, но теперь всё перешло совсем в иную плоскость.

– Сначала я заберу у твоего Вестника сестру, – медленно, с расстановкой сказал император. – Потом призову на службу его бабушку. Волне пора возвращаться, что‑то её задание затянулось… ну а напоследок я заберу его брата. Но это не всё. Считаешь, что Шаховский – новый символ объединения всех тёмных магов? Так я легко лишу его этого статуса.

Михаил Алексеевич подтолкнул по столу документ. Белый лист из плотной бумаги скользнул к Лутковскому. Канцлер бросил взгляд на ровные строчки и приложил все усилия, чтобы удержать на лице бесстрастную маску.

Давыдовы просили у императора разрешения на силовое «наведение порядка» на землях Шаховских. И делали они это под предлогом защиты границ от «некомпетентности» молодого графа. Фактически, это была завуалированная просьба разрешить войну родов.

Император глянул на Лутковского с любопытством, а потом взял позолоченную перьевую ручку. Через мгновение на прошении князя Давыдова стояла размашистая подпись его величества, которую он дополнил личной печатью.

– Пустишь этот документ в дело через десять дней, – бесстрастно сказал он. – Или раньше, если мальчишка посмеет выкинуть очередной фокус. Я хочу посмотреть на лицо твоего Вестника, когда мы будем забирать его младшую сестру.

Егор Киреев стоял на гребне стены, опираясь ладонями на шершавый бетон. Ветер трепал полы его форменного плаща, забирался под бронежилет и холодил грудь. Бывший командир гвардии сделал глубокий вдох, втягивая знакомый запах остывающей за день земли, хвои и металлический привкус аномального очага.

Внизу простирались земли рода Шаховских. Его земли, которые он не смог защитить. Пальцы Егора сжались в кулаки. Ему было до сих пор горько до тошноты.

Расслабился, как старый беззубый пёс. Подпустил слишком близко Руслана, который оказался предателем. Не усилил периметр и не проверил лично каждый след, оставленный врагами.

Он расплатился за это своим званием. По‑другому и быть не могло. Командир гвардии, допустивший такое, не имеет права вести других. Это было справедливо.

Киреев видел, что Александр Зубов справляется. Новый командир гвардии был моложе и жёстче. Именно такой человек и должен стоять во главе гвардии молодого графа, который уже успел показать всем свою силу.

И он дал шанс старому псу, не прогнал на улицу и не наказал за беззубость. И Егор ни за что не упустит этот шанс доказать, что он всё так же верен роду.