Ну, с нее что взять? Изначально понятно было, что из себя представляет.

А этот! Притворялся приличным! Яблоки ему во все труднодоступные места!

Голова начала слегка кружиться, но слоумо почему-то не появлялось. И это означало только одно. Если не оглушу сковородкой императора, то обматерю точно!

До взрыва осталось немного.

— Всех из посольства тщательно проверяли еще до того, как вы пересекли границу.

— Плохо проверяли, — огрызнулась я. — Про крестьянку я не шутила. Ну, может, землю я не пахала, но лучше бы так. Работа приличная, нужная, уважаемая. А я… чернь, рожденная в грязи и не видящая в жизни ничего кроме вечных побоев пьяного отца.

Император покачал головой, прошептав что-то вроде «невозможно».

— Очень даже возможно. От отца я сбежала, предварительно ограбив, а потом отравила парня, который хотел на мне жениться, и отправилась искать лучшей доли. Только после этого меня приняли в дом леди Корбетт, и через время графиня сделала меня своей личной камеристкой.

Злые, холодные слова слетали с уст, а я понимала, что не могу остановиться. Вот он, тот самый взрыв.

— Так что да, в посольство все же смогла затесаться самозванка с очень сомнительной репутацией, — продолжила я, уже не скрывая иронии в голосе. — Можете арестовывать. Я что, зря репертуар Вароваек вспоминала?

— Это кто? — Заинтересовался император.

Я нахмурилась, пытаясь уложить в голове происходящее.

— Это единственный вопрос, который вас интересует? А как насчет того, чтобы узнать, насмерть я отравила своего жениха или нет.

— Зачем? — Пожал плечами Его Величество. — Он явно не подданный империи. Пусть с ним власти Виндзора разбираются.

Теперь вздохнула уже я. Я, конечно, понимаю, что тру-краймы его закалили немного. Но я как бы в предполагаемом убийстве признаюсь. Тут вообще-то афигеть нужно было!

— И о каком заключении ты вообще говоришь? Даже если бы ты не была… В любом случае, я не врал. Ты действительно помогла мне отразить нападение и, возможно, спасла жизнь.

— Медаль полагается? — Спросила я, скривившись. — Подданство? Грамота какая-то, наверняка. А можно отказаться?

— Отказаться?

— Да, Ваше Величество, есть такое слово.

Серые глаза прищурились, посмотрев на меня со странным выражением.

Что, убивать будут? Да пожалуйста!

Надоели мне все! И мир этот жуткий. И вечные проблемы. И необходимость скрываться ото всех, постоянно опасаясь за свою жизнь и свободу. И Дамиан-Какого-Вообще-Черта-Пристал-Первый тоже надоел!

Куда в очередь на плаху записываться?!

Император встал, снова подошел ко мне. Причем с таким напором, что я невольно отступила назад. И отступала до тех пор, пока не уперлась спиной в стену.

А ему этого как будто было мало. Он расставил руки по обе стороны от моего лица, заключая в ловушку, перекрывая обзор.

— Что она такого сделала, чтобы заслужить такую преданность с твоей стороны? Почему ты продолжаешь пытаться вернуться к ней? Даже после все этого! Я не понимаю, Элейн!

Это он про принцессу-садистку? Нужна она мне! Возвращаться я к ней не собиралась. Но и шило на мыло менять не хотелось.

Принцесса была честнее. Честно предлагала сдать меня в бордель. А не пыталась за красивыми жестами спрятать неприглядные намерения. Меня ведь явно в любовницы этому дракону готовят. И от этой перспективы так мерзко на душе становилось, что хоть в петлю лезь.

Не потому что он мне не нравился как мужчина. Как раз потому, что слишком нравился. От кого-то другого такое предложение, наверное, не звучало бы столь оскорбительно.

— А что мне еще делать? Оставаться здесь? В качестве кого? Знаете, Ваше Величество, я хоть и низкого происхождения, но у меня есть свои принципы.

— Это я уже понял.

— Тогда, может быть, позволите мне уйти, Ваше Величество?

Пригвоздив меня к стене еще и взглядом, он ответил с легкой хрипотцой в голосе и убийственно серьезно:

— Нет.

Нужно было возмутиться. А еще лучше, вспомнить старые добрые времена, когда я глушила всех окружающих сковородой и другими подручными предметами.

Эх, хорошее было время… примерно этим утром.

Но вместо этого я стояла, вжавшись в стену, и пыталась вспомнить, как правильно дышать. А все потому что я, наконец, подняла глаза и посмотрела на императора. Это было огромной ошибкой.

Все слова застряли в горле.

Его взгляд затягивал, почти гипнотизировал. Хотелось смотреть, не отрываясь. Хотелось вдыхать его запах, в котором чувствовался едва уловимый аромат яблок.

Лена, ну тудыть его об стену! Стокгольмского синдрома тебе не хватало! Давай, влюбляйся дальше в мужчину, который тебя запер непонятно с какими целями! И с которым у тебя точно не может быть никаких отношений!

У тебя ведь мало проблем в жизни!

От греха подальше, я снова опустила взгляд. Ну, так, на всякий случай.

— Я все же арестована?

И почему голос такой хриплый?

— Не совсем, — тихо ответил император.

И этот низкий шепот почему-то вибрацией отозвался во всем теле, вызвав мурашки.

Отвратительно! Просто ужасно! Это лечится?

— То есть я могу выйти из этой комнаты?

— Можешь, — отозвался он все тем же низким голосом.

А потом оторвал от стены одну ладонь и заправил мне прядь волос за ухо, как бы мимоходом погладив по щеке.

Дыхание перехватило. Ну вот, сейчас точно инсульт накроет!

Тараканы мигрировали из головы и почему-то поселились в районе живота. Да, обычно в этом контексте говорят про бабочек, но я ведь себя знаю! У меня могут быть только тараканы!

Впрочем, были и плюсы. Я все же могу уйти отсюда!

Казалось бы, вот оно счастье. Сомневаюсь, что он стал бы так нагло обманывать. Все же принцип «слово царя тверже сухаря» должен действовать во всех мирах. Правда?

Но врожденная дотошность заставила уточнить.

— И как далеко могу уйти?

— Мм… Все крыло в твоем распоряжении.

Понятно. Правильно я не спешила радоваться.

Так, Лена, хватит тут пломбиром растекаться, пора брать себя в руки. Тут твоя судьба решается.

Сейчас он огласит мне мои новые «обязанности» и график работы тоже озвучит. Много мурашек останется?

Я вздохнула, прикидывая, какую тактику использовать. А потом махнула рукой и решила показать то, что чувствовала на самом деле. Обиду. Жгучую, разъедающую.

И когда снова подняла глаза, мой взгляд уже отражал уже совсем другие эмоции.

— Что прикажете дальше, Ваше Величество? — Спросила безжизненным, механическим голосом, который в моем родном мире мог принадлежать какому-нибудь роботу, но никак не живому человеку.

Он прищурился. Обхватил мой подбородок двумя пальцами, заставляя запрокинуть голову.

— Ты что, боишься меня?

Вообще-то нет. Не боялась. Хотя стоило бы, конечно.

Но ему знать об этом было совсем необязательно, поэтому я ответила уклончиво:

— Посмотрите на то, в каком я нахожусь положении, Ваше Величество.

Он замер, как будто только сейчас сообразил, что прижал меня к стене и отрезал все пути к отступлению, а потом выругался и поспешно отошел на несколько шагов.

— Прости.

Я даже обрадоваться не успела, что исчез такой раздражающий фактор, как император, вызывающий у меня тахикардию.

Услышав его последнюю реплику, глаза полезли на лоб.

Нет, я уже поняла, что испортила императора, но не настолько же. Правители не извиняются! Тем более перед служанкой. Такого абсурда даже в диснеевской Золушке не было.

Да и вообще, я на Золушку не тяну. Максимум на лошадь, которая ее карету тащила. Ну, ту самую, которая раньше еще крысой была. Вот эта роль больше мне подходит.

И на тебе! Император прощения просит.

— Как говорил Конфуций: «чел, бедолага, ему уже не поможешь», — прошептала я едва слышно.

— Что?

— Ничего. Ваше Величество, не подскажите, по какому случаю домашний арест?

Он задумался. Как будто пытался сообразить какую-то причину на ходу.