Так решили в горкоме ВЛКСМ, указание спустили главреду…
Серега сильно возмущался:
– За что меня‑то, Николай Семенович? У меня и возраст уже… и жена скоро родит…
– Так, а кого, Сережа? – редактор умел убеждать. – Саше в армию скоро, другим по двадцать семь… Ну, а остальные и вообще старики‑разбойники. А мы тебе квартальную премию за общественную нагрузку. И дружину снимем!
– Правда, снимете?
Тут Серега и «поплыл». Все сотрудники редакции (даже кадровичка «Горгона»!) были записаны в «добровольную» народную дружину и были обязаны пару‑тройку раз в месяц отдежурить, патрулировать улицы вместе с участковым или нарядом ППС. Так что два‑три вечера в месяц пропадало, а, учитывая, что у нас и так‑то один в неделю выходной, выходило кисло. Правда, полагались отгулы… На усмотрение начальства, опять‑таки…
Но Николай Семенович был трудоголик, и совершенно искреннее считал такими же всех остальных.
– Заварка‑то у нас осталась?
– Ага… – я вытащил из шкафа полпачки грузинского чая. – Еще на три раза хватит, точняк! Черт… печенье‑то купить забыли!
– Ничего, голью попьем.
Любые съестные припасы, вафли, печенье, и прочее, редактор строго настрого запретил хранить в шкафах, во избежание появления мышей. А они все равно появлялись с завидной регулярностью!
Поэтому, приносили с собой утром и за день должны были съесть, или унести с собой домой. Николай Семенович закрывал глаза лишь на сахар, но чтобы хранился в посуде с плотной крышкой.
– Ну, голью, так голью… Что там, кстати, со сторожем?
Этот вопрос я задал не просто так, видел, что Серега чем‑то взволнован и явно хочет чем‑то похвастаться, что‑то рассказать. Вон, даже сахар просыпал.
– А сторожа‑то, Ваню этого, взяли! – радостно выпалил Плотников. – Я дядю Мишу по пути встретил, так он и рассказал. В деревне сторож скрывался… в этой… как ее… в Маврине! Ну, ты знаешь, колхоз «Золотая нива». Там у него бабкина изба… А сама‑то бабка нынче в городе гостит.
– Хм… – хлебнув горячего чайку, я покачал головой. – Интересно, откуда это дядя Миша все так хорошо знает?
– Так у него же родственники повсюду! – хохотнул коллега. – И знакомых тьма. А поговорить дядя Миша любит. Особенно, когда выпьет.
– А‑а! – я, наконец, догадался. – Так ты с ним в рюмочной встретился?
Неподалеку от редакции, на углу, как раз недавно открылась рюмочная. Их вообще стали понемногу разрешать, особо не афишируя. Ну и правильно! Чем по дворам да по подъездам, пусть люди лучше в помещении сидят, выпивают, так сказать, культурно, с обязательною закуской. Выпили по чуть‑чуть, и домой. Ну, а кто меры не знает, тех в ЛТП, на излечении от алкоголизма, в принудительном порядке. Опять же, правильно: если ты алкоголик, так нечего по рюмочным шастать и антиобщественным своим поведением советский народ позорить!
– Ну, в рюмочной, – признался Серега. – Ты знаешь, какие там пирожки вкусные бывают? И с капустой… и с луком, и… и беляши… Вот, как‑нибудь зайдем! Правда, выпивка там дороговата, наценка, да обязательный бутерброд.
– Зайдем, коли время будет…
Я задумался.
Сторожа взяли в глухой деревне. Получается, буквально через пару‑тройку дней. Однако, быстро! А еще говорят, у нас милиция работать не умеет! Или…
Или это не милиция? КГБ?
Если предположить, что сторож как‑то связан с самиздатом, с этим чертовым «Черным временем», ведь шрифт‑то был типографский! А значит, Ваня связан и с Весной, и Весна мог…
Стоп! Саня! Это только твои предположения. Ничем пока что не подтвержденные.
– Сань, Семеныч что‑то к пленуму просил, – поставив чашку на стол, вспомнил Плотников. – Ну, каждый чтоб по материалу. Политика там, история КПСС и все такое…
Ага, ага… что‑то об этом я уже думал…
– А когда пленум‑то?
Сергей пожал плечами:
– Ну, обычно в декабре. К Новому Году ближе. Время есть еще… но, не так уж много. А рубрика уже должна появиться – «Навстречу декабрьском пленуму ЦК КПСС!»
– Наметки есть, – покивав, я спрятал улыбку. – И даже не одна.
– Ну, ты крут! – искренне восхитился коллега. – А что за темы?
– Ну‑у… – я загадочно устремил взгляд в потолок и продолжил голосом контрабандиста Лелика из фильма «Бриллиантовая рука». – Мне надо посоветоваться с шефом! Он сейчас у себя?
– Да, вроде, никуда не собирался.
* * *
– НЭП? – выслушав, Николай Семенович растерянно обернулся на портрет Ленина, висевший на стене сзади.
А дальше…
То ли Ильич ему одобрительно с портрета кивнул, то ли свои какие мысли проскочили, а только главред вдруг улыбнулся:
– А что? Неплохая идея! В конце концов, история партии… Как раз к пленуму! Только ты уж, Александр, подойди к этому основательно! В библиотеку, в архивы сходи. Сам понимаешь, тема‑то очень серьёзная. Что‑то еще?
– Рационализаторы и изобретатели, – быстро выпалил я. – Наши, Зареченские…
– Ты таких знаешь? – редактор устало пригладил редкие седые волосы. – Вообще, и это неплохо бы. Помниться, у нас лет десять назад даже рубрика такая была. Ну, что ж, дерзай, Саша! Но… со мной во всем советуйся!
Я вышел окрыленный. Как мне казалось, именно через статьи о НЭПе можно было подвести того же товарища Серебренникова к мысли о необходимости изменений в экономике… точнее, хотя бы к осознанию самой возможности таких изменений. Что же касаемо изобретателей, то у меня таковые имелись: родной отец и инженер Николай Хромов, Коля. Пора уже было начинать продвигать телефоны!
– Николай Семенович! Можно у вас «Блокнот агитатора» попросить?
– Да, пожалуйста, Саша! Читай. Повышай политическую грамотность.
* * *
А еще нужно было не забывать о Викторе Сергеевиче, отце Метели. Кстати, как я узнал недавно, фамилия у него оказалась обычная, простая, Метелкин. Отсюда и прозвище «Метель». Внезапно промелькнула мысль, что не будь у Марины такой высокопоставленный папа, быть бы ей «Метлой».
Простая фамилия и о‑очень непростая должность. Дипломат, куратор и сотрудник аппарата ЦК! Да еще и шпион в придачу.
Давить на него нужно постоянно, давить, не давая опомниться, ковать железо, пока горячо!
Еще раз послать фото. И, на этот раз, еще и письмо. Кратко и с конкретным заданием. Скоро пленум ЦК, на котором обычно решают важнейшие вопросы. И раз уж товарищ Метелкин туда вхож, так этим надо пользоваться! И я уже знал, как… Уже сам, как шпион, действовал! А как же, коли уж затеял такую игру, так, что можно было запросто спалиться напрочь!
В первом киоске, у остановки, я купил четыре газеты, «Правду», «Комсомольскую правду», «Советский спорт» и «Сельскую жизнь». Обычные газеты с миллионными тиражами, которые покупали все.
То же самое я купил и на проспекте Энгельса, потом, на Маяковского, у дома Метели, там тоже стоял киоск. Еще хотел заглянуть в «Мелодию», да не успел:
– Привет, Золотая рыбка!
Так меня могла называть только Метель!
Она и была. В новеньких, с многочисленными карманчиками, джинсах «Даллас» (не «чистая» фирмА, ФРГ или Западный Берлин), в распахнутой куртке «Аляска», из‑под которой виднелась ослепительно белая водолазка. Крутой и модный прикид!
– А ты чего здесь? По мне соскучился? Ла‑адно, шучу!
Маринка широко улыбалась, и вообще, выглядела на редкость радостно, что с ней в последнее время случалось нечасто.
– Да я вообще‑то «Мелодию»…
– Х‑ха!
В том, что эта взбалмошная девчонка немедленно выскажет причину этой своей радости, так сказать, поделится, я нисколько не сомневался.
И впрямь, даже и спрашивать ничего не пришлось.
– Ты знаешь, Весну из ментовки выпустили! – обрадовано сообщила Метель. – Ну, его же взяли недавно… Наверное, за тот квартирник. Я уже хотела папашку подключать, хоть мы с ним и в контрах… А тот, оп! Сам Весна позвонил, сказал, что выпустили. Видать, разобрались, кто есть кто.