Я повернул голову:
— Наташа?
— Нарзан!
— Два коржика и два нарзана!
— Тридцать шесть копеек… У нас с наценкой!
Я протянул рубль.
Получив сдачу, сунул в карман брюк.
Коржики оказались черствыми… Впрочем, мою милую спутницу это, похоже, ничуть не смущало. Как и меня…
— А ты работаешь? Учишься? — первой полюбопытствовала Наташа.
Я отвечал честно:
— Отучился уже. Сейчас поступаю в Техноложку… Матушка хочет, чтоб туда…
— А ты?
— А я… Да мне все равно, сказать по правде.
Синие глаза вспыхнули:
— Как так — все равно? Это ж твоя жизнь! На кого выучишься, тем и станешь!
Ага, ага… Знала бы ты!
— Да так… Я бы, может, на журналиста пошел. Кабы была такая возможность.
— Понимаю, — допив нарзан, кивнула Наташа. — В ЛГУ попробуй еще поступи. Особенно, сразу после школы. Кстати, ты в какой учился?
— Во второй.
— А я в третьей. В прошлом году закончила…
— И?
Мне тоже сильно хотелось знать, где же она теперь?
— Поступила… На юридический… Ну, по направлению.
На юридический! Ничего себе! И так скромно об этом говорит? Значит, скоро уедет… Семестр!
— Пока на практике.
Ах, какая улыбка! Какие ямочки на щеках…
— В прокуратуре, секретарем.
Прокуратура!
— Прокуратура? Ну-у, там народ солидный. Помощники, прокуроры… Жаль следователей нет…
— Почему же нет? Очень даже есть! По тяжким преступлениям…
Ах, да… лоханулся! В те времена ещё были!
— И ты тоже мог бы! На заочное… Или для начла — в пед, на филологический.
— В пед? Нет уж, спасибо.
Вот уж никогда не тянуло в педагогику! Как и в технолагу… Если б не отец…
— С техническим — отец настоял.
— Отца надо слушать! — Наташа неожиданно вздохнула. — А я вот, с дедом… одна…
Захотелось расспросить, что случилось с родителями, но постеснялся, слишком уж грустной стала вдруг моя спутница. А ведь мы сюда не грустить пришли.
— Ну, что? — предложил я. — Пожалуй, пора и в зал.
— Да, да, пошли! — её глаза снова заискрились синими сапфирами. — Мне так Челентано нравится. Правда, я с ним два фильма только видела — «Блеф» и «Серафино». Деду тоже понравились. Правда, он сказал — грубый талант. Ну, про Челентано…
Едва усели сеть, как погас свет. Начался сеанс. Сразу стало как-то волнительно, словно бы в ожидании волшебства. Как в детстве! Не-ет, кинотеатр, это вам не телевизор!
— Ой, смотри, смори, как он!
На фильм народ реагировал бурно, можно сказать — непосредственно. Смеялись, хлопали в ладоши. А уж когда Орнелла Мути показала грудь!
Ну, тут — да-а… Ничего не скажешь!
Особенно в углу ржали, где-то на первых рядах. Собралась гопота какая-то. Шуточки пошлые, комментарии, хохот глумливый… Я б таких вообще в кинотеатры не пускал! Ага… вот опять заржали. Лошади, блин…
Я осторожно взяла руку Наташи в свою. Девчонка не возражала. Славно было так сидеть. Вспоминать юность.
Черт побери! Да какое там — вспоминать? Начать с нуля. Заново прожить жизнь… Может быть удастся что-то исправить, с учетом прошлых, ошибок, что совершил много лет назад. Если их вообще можно исправить. Может быть, ничего такого нельзя? Живи, как жил, созерцай. Вот, как кино.
— Ка-кой классный! — Наташа шепнула на ухо. — Лихо виноград давит!
Локоны ее пощекотали щеку. Приятно, черт.
— А музыка? Я такую уже где-то слышала… Но, это точно не Челентано.
— «Бони М», — я тоже узнал эту песенку.
— Точно, «Бони М»! — шепнула девчонка. — А ты в музыке шаришь!
Еще б мне не шарить. Я и пластинки покупал — конечно, не за сто рублей, и даже не за сорок, а наши — за три, три пятьдесят. Ну, и на старенькую свою «Дайну» что-то у друзей переписывал. Или с радио. Передача такая была — «Ваш магнитофон». «Вы уже приготовились к записи: Внимание… Мотор!»
Под бодрящую музыку пошли финальные титры. Не дожидаясь окончания фильма, народ подался к выходу. И та гоп-компания — в первых рядах.
Когда вышли из кинотеатра, уже стемнело. На проспекте зажглись фонари, витрины магазинов окрасились тусклым желтоватым цветом — ностальгически милым. Впрочем, встречались и зеленые: «Промтовары», «Продукты», «Гастроном»…
— Трамвай? — предложил я.
Наташа расхохоталась:
— Да я здесь недалеко живу, не помнишь?
— Помню.
Я улыбнулся, кивнул. Хотя, на самом деле почти ничего не помнил. Да и улыбка вышла какой-то глупой.
— Я провожу?
— Буда рада… Тут через детский садик — напрямки.
Здорово!
Какое же это счастье, идти под руку с красивой девушкой… и чувствовать себя молодым… Да какие там, молодым — юным! Восемнадцать лет, Господи-и! Недавно, кстати, и стукнуло…
— Эх! Где мои семнадцать лет? На Большом Каретном! — невольно напел я.
Наташа скосила глаза, улыбнулась:
— О! Дед тоже Высоцкого уважает. Он вообще бардов любит. Визбора, Окуджаву…
Честно сказать, я бардов как-то не очень — больше рок, или даже диско, «новая волна»…
Вслух я, конечно, ничего такого не сказал… Не успел!
— Э! Закурить не найдется?
От ограды детского садика отделилась компания — четверо парней. Один постарше — лет двадцати, патлатый, в джинсах и кепочке, второй, наверное, мне ровесник — круглолицый, с наглой ухмылкой. В клешах, надо же! Наверное, недавно из деревни. Ну, еще крутилась рядом парочка шакалят лет по четырнадцати.
— Так как насчет закурить?
Грамотно подвалили. Старший — впереди, за ним круглолицый, а по флангам — мелкота. Мелкота мелкотой, но и от них можно было ждать чего угодно.
— Не курю!
Я сжал кулаки и приготовился к драке, понимая, что ее уже не избежать. Ничего! Как-нибудь выкручусь, случаи бывали… А вот Наташе бы лучше уйти и как можно быстрее! Девчонка красивая… слишком…
— Наташа, беги!
— Э-э, как это беги, красавица? — подскочив, круглолицый схватил Наташу за руку.
— Цепочку подари! — сунув руку в карман, недобро прищурился главарь. Узколицый, патлатый, с редкими пошлыми усиками.
— И еще — часики. А какие у нас часики? «Заря», да?
Остальные глумливо рассмеялись.
— Зря смеетесь! — неожиданно громко бросила Наталья. — Ваше противоправное деяние, дорогие мои, именуется грабежом! Статья сто сорок четвертая У-Ка!
— Че-го?
— Уголовного Кодекса! — охотно пояснила Наташа.
Ну, отчаянная же девчонка, ага!
— Грабеж, совершенный организованной группой… От четырех до десяти лет! Кто хочет? Я могу быстро организовать вам.
Парни застыли.
Круглолицый от неожиданности выпустил Наташину руку.
— Что, испугались? Тоже мне, кореша!
Мерзко щурясь, патлатый главарь резко вытянул руку, намереваясь сорвать с Натальи цепочку.
Ну, тут уж я ждать не стал!
Кулак словно сам собой рванулся к скуле этого чертова гада. Гад, правда, уклонился — удар пришелся вскользь!
— Ах та-ак? Бейте его, парни!
— Помните о статье! — закричала Наташа. — Кто тут в тюрьму захотел? Десять лет! С конфискацией!
— И в тюрьмах люди живут!
Главарь двинул мне поддых… Ах-х… Не очень-то хорошо… Тут еще и эти, недопески… Но меня просто так не возьмешь! Лови крюка — с левой прямо в челюсть! Подонок аж чавкнул и расстелился на асфальте. Но подскочили дружки. Толпой! Вот ведь сволочи! Навалилась.
И тут…
Один недопесок вдруг, скуля, отлетел в сторону… второй… Круглолицый схватился за печень…
Кто-то вступился, ну, надо же!
Я скосил глаза…
Гребенюк!
Он-то как здесь? Откуда? Надо же, не побоялся! Ну, так он же… Ну да, боксер…
Я тоже пришел в себя, тоже кому-то двинул.
И патлатого в скулу таки достал! Н-на! Получи, фашист, гранату.
Встретив недюжинный отпор, враг ретировался со сверхсвистовой скоростью.
— Ничего, еще посчитаемся! — выкрикнул из темноты главарь.
— Давай, давай! — продув на кулаки, Гребенюк презрительно хмыкнул. — Хук слева получил уже… Получишь и справа. И апперкот!
— Спасибо, сосед! Вовремя ты…
