— Любуешься? — Гребенюк принес с кухни графинчик самодельной наливки, стопочки и плавленый сырок «Дружба».
— По рюмочке выпьем. Напряжение снять… — наливая, улыбнулся Серега. — Не, не, не отказывайся! Мы ж уже не школьники…
— Да мать не любит…
— Понимаю. У нас лимонный куст есть. Листок пожуешь, и запах отбивает напрочь! Помню, как-то в пятом классе… А, в общем, давай! — Гребенюк поднял стопку. — За то, что все хорошо кончилось. И вчера… и сегодня…
Выпили.
А вкусная наливка! Похоже, сливянка.
— Это терен! У бабки в деревне растет.
Ну да, та же слива.
— Еще по одной… И больше — все! А то мать обидится. Да и батя… Хотя он-то наливку редко. В основном — водку. Знаешь, такая, за четыре семьдесят, с зеленой этикеткой.
— Андроповка!
— Во-во, она самая и есть… Эх, вовремя мы вчера…
— Так я же говорю, сирена!
Метель я все же не выдал. Некрасиво бы как-то было. Она меня предупредила, а я… Да. Да, судя по всему она навела — Метель!
— Слушай, а Метель… она кто вообще?
— Ага-а! — Гребенюк засмеялся. — Глаз положил? Напрасно! У нее знаешь, кто родоки? У-у-у! Ты и она — не две пары в сапоге! Батя дипломат, говорят, дома практически не бывает, постоянно в командировках за границей.
— Так что же она тогда… В таком обществе… обитает…
— С жиру бесится. А, может, просто по-кайфу.
— И все же хорошо, что мы вовремя свалили!
— Ну да… — покивал Серега. — Ну, а даже если бы замели? Чтобы мне было то? Из путяги не выгонят!
— А я вообще, грузчик!
— Вот-вот… Замели бы, и черт-то с ним! Сообщайте, куда хотите.
— Ага… А родители?
— Ну… это — да… — Гребенюк вскочил на ноги. — Слушай, а что мы в тишине-то сидим? Сейчас «Пэрпл» поставим!
— Да я пойду уже. Мать там… Спасибо, Серый…
«Радиотехника», магнитофон, пласты фирменные, за полтинник точно, — поднимаясь по лестнице, думал я. — Откуда у Сереги такие деньги? Ну, стипендия рублей сорок. Где-то халтурит? Скорей, фарцует… Отсюда и знакомства такие! М-да-а'.
* * *
Посылая меня в колхоз на «Праздник полей», главред Николай Семенович решил, что кроме последующего очерка — или репортажа — было бы неплохо, если б я заодно что-то там поснимал. Так сказать, для оживления текста. За фотоаппаратом — и за наставлениями — я и был направлен к Сергею…
— Значит, так! — открывая дверь кабинета, Плотников искоса взглянул на меня. — Ты когда-нибудь фотографировал? Ну, там, хотя бы на «Смену»?
— Раньше на «мыльницу» снимал, а сейчас, как все, на смартфон… Ой! — забывшись проговорился я и тут же исправился. — С фотоаппаратами, увы…
— Поня-атно… — Сергей распахнул шкаф и задумался. — Значит, «Зоркий» тебе не дадим. Для новичка сложновато. Там дальномер. «Зоркий» — сложновато, а «Смена» — странновато! О, почти стихи! Скажут, что это за корреспондент такой, со «Сменой».
Вытащив из шкафа фотоаппарат «Смена 8М» в черном блестящем футляре, Плотников взял его в руки, и посмотрел с какой-то трагической задумчивостью.
«Как принц Гамлет на череп бедного Йорика», — усмехнулся я.
— С другой стороны, для новичка фотик, конечно, хороший, простой. Выдержка и диафрагма по символам. Да и выставлять ничего не надо. Диафрагму на шестнадцать — и вперед, к репортажной съемке!
— Сереж… А репортажная съемка, это…
— Это когда ты снимаешь быстро и все подряд! — расхохотался Плотников. — С другой стороны, помни: в пленке всего тридцать шесть кадров! Так что экономь… А в «Смене» счетчик кадров отвратительный! Фиг узнаешь, сколько ты уже наснимал. А хуже того, что затвор и перемотка не взаимосвязаны.
— То есть?
— То есть, затвор взвести забыл, кнопку нажал, перемотал машинально… Вот тебе и пустой кадр! Или наоборот, перемотать забыл, два снимка на один кадр влепил! Поди, потом, разберись, что там наснято? У меня таких снимков целая коллекция! Черт! — Сергей вдруг хлопну себя по лбу. — Во я дурак-то! У нас же где-то «Вилия» была! Обычная, не «авто»… Где же она, черт? Что-то не вижу… А-а! Людмиле Ивановне давал, субботник снимать! Так, верно, с тех пор у нее и валяется! Ты, Сань, посиди, я сбегаю…
Сказал, умчался. Сергей Плотников. Двадцать три года, женат. Детей пока нету… Не знаю, какой он журналист, но, человек, похоже, хороший…
Усевшись за стол, я с любопытством рассматривал убранство кабинета. Вернее сказать — кабинетика, размерами примерно три на четыре метра, зато с большим окном. Два стола, один с телефоном, шкаф с папками, печатная машинка «Янтарь». Еще одна машинка, старинный «Ундервудъ», стояла на шкафу. И как ее только туда взгромоздили? Печатать на машинке я наловчился, еще будучи опером, пусть неправильно, двумя-четырьмя пальцами, зато очень даже быстро. А что? Пишущая машинка основной инструмент оперативника, используется куда чаще, чем пистолет, а, бывает, и чаще, чем мозги!
Еще в кабинете имелись две настольные лампы, большой потрет «В. И. Ленин» в черной раме, (как без него?), настольный календарь и репродукция картины Шишкина «Утро в сосновом лесу». Да! Между репродукцией и шкафом еще поместился иностранный календарь за позапрошлый год с глянцевой красоткой в бикини.
Чего-то здесь явно не хватало! Что-то казалось странным…
Ну, да! Ни компьютера, ни ноутбуков, ни принтера! Как, спрашивается, работали?
Посылая меня в колхоз на «Праздник полей», главред Николай Семенович решил, что кроме последующего очерка — или репортажа — было бы неплохо, если б я заодно что-то там поснимал. Так сказать, для оживления текста. За фотоаппаратом — и за наставлениями — я и был направлен к Сергею…
— Ну, вот… Нашел!
Плотников вернулся очень быстро и положил на стол фотоаппарат, такого же размера, как и пресловутая «Смена», только чуть посимпатичней.
— Выдержка-диафрагма, как и в «Смене»… Но! — объясняя, Сергей поднял вверх указательный палец. — Оптический видоискатель со светящееся рамкой! Удобно строить кадр… Впрочем, не это главное. Видишь, курок? Перемотка кадра и взвод затвора одним пальцем! Уж тут точно не ошибешься, при всем желании…
— Диктофон, увы, у нас пока что в ремонте, — вручив мне «Вилию», продолжал инструктировать Плотников. — Берешь блокнот, пару авторучек и карандаш… Знаешь, такой, цанговый… Да вот он, в стакане, бери! Мали что там? Паста кончится или от жары потечет… Всяко бывает… И успевай записывать! Мой тебе совет — записывай все. Анализировать что важно, а что нет потом будешь. Ты когда едешь-то?
— Завтра, с утра… Билет уже купил на семь тридцать, — похвалился я.
— Это правильно! — Сергей одобрительно кивнул. — Завтра суббота, у многих выходной. Вот и ринутся по деревням да по дачам… у кого есть… Ну, что? Раз, говоришь, готов… Удачи, коллега!
* * *
Несмотря на ранний час, народу в старенький «круглоугольный» ПАЗик набилось множество. На каждой остановке втискивались, будто автобус резиновый. Несмотря на купленный заранее билет с местом, пришлось уступить место пожилой женщине…
— Вот спасибо, сынок!
В автобусе стало душно, и я открыл люк.
— Молодой человек! Закройте — сквозняк! — немедленно заголосила какая-то тетка в шиньоне.
— Не, не, не закрывай! Жарища-то, умереть можно, — возразила другая.
— А я говорю, сквозняк! Сейчас простужусь и умру! — не унималась обладательница внушительного шиньона.
Они принялись спорить о том, закрыть или открыть люк, каждая угрожая немедленной скорой кончиной то ли от жары, то ли от холода.
— Парень, — негромко, но отчетливо сказал какой-то дедок. — Ты люк открой, а потом закрой. Пусть обе сдохнут.
Это несколько примирило спорщиц, они дружно набросились на дедка, который сидел тихонько у окна и весело похохатывал. Чем закончилась эта история я не знаю, потому что автобус остановился как раз на моей остановке.
Я вышел из душного салона, с наслаждением вдохнул свежий сельский воздух и огляделся. Кирпичный павильон с большой буквой «А» оповестил, что я прибыл в местечко под названием «Золотая… ива». Ну да, буковка «Н» отвалилась… или ее специально сбили местные остряки…
