Я скомкал записку и бросил её в урну. «Прости, Наташка, но сейчас мне реально не до выяснения отношений. Я тебя люблю, но это потом. Когда всё остальное закончится.»

За спиной раздался скрип тормозов, и я почувствовал, что это Волга. И что это за мной. Но вот какая, бордовая или серая? Я оглянулся и вздохнул с облегчением.

«Серая».

Сидорин опустил окно и махнул рукой «садись». Без лишних слов я сел на пассажирское сидение рядом с ним, и машина с тихим ворчанием отъехала от обочины.

– Ну что, постигаешь прелести одинокого променада? – улыбнулся Сидорин и бросил на меня короткий взгляд, постукивая пальцами по рулю.

– Вроде того, – уклончиво буркнул я, старая поскорее избавиться от романтических мыслей о Наташе.

– Догадываешься зачем я здесь?

Я кивнул.

– Есть вопросы?

– Есть, – начал он без лишних слов. – Расскажи‑ка мне, пожалуйста, почему это наш местный журналист Александр Воронцов сломя голову носился по городу с отцом‑изобретателем и его юным гением, и натолкнулся на явку шпионов? Случайное совпадение?

– Я же уже рассказывал…

– Мне нужны подробности, –жестко потребовал он и припарковался в тихом месте. – Начни с самого начала. Не для протокола, конечно.

Я тяжело вздохнул и всё ему рассказал. О странном сигнале, возникшем в телефоне во время испытания, о том, как мы решили отправиться на охоту за «призраком», совершенно не подозревая, чем всё закончится, о самодельном пеленгаторе на заднем сиденье «Москвича», о наших поисках по городу. Рассказал про старушку‑хозяйку, про её квартиранта, «инженера‑связиста», который постоянно находился в командировках.

Рассказал только факты. Информацию о Метелкине я не стал озвучивать, хотя теперь практически на сто процентов уверен, что он как‑то с этим связан.

– И самое странное, – я сделал паузу, встречая его взгляд. – Там, в книжке, была фотография. Тот самый тип, который за отцом моим шел. Тот, кого вы… ликвидировали. И ещё один мужчина, помоложе. Рядом.

Сидорин медленно выдохнул, его лицо стало каменным. Он достал пачку «Беломора», но курить не стал, просто теребил её в пальцах.

– М‑да, ситуёвина конечно… – он не договорил, но на языке явно было что‑то ругательное. – Наши люди сейчас следят за той квартирой, но… – он глубоко вздохнул. – Есть все опасения, что ждать мы можем очень долго. Вы ничего не трогали?

– Ничего, – заверил его я. – Мы ушли, как только всё поняли. Я сразу позвонил вам.

Он кивнул, его взгляд слегка смягчился.

– Правильно сделал. Чертовски рискованно было лезть туда, понимаешь? Могли и на ловушку нарваться. Надо было нам заранее сообщить.

– Так кто же знал, что мы на такое нарвемся? – удивился я. – Мы же думали, это какой‑то бытовой прибор фонит. Холодильник там, или телевизор. Просто отцу и Коле, как изобретателям, было интересно выявить причину постороннего шума. Ведь, даже если он находится вне диапазона слышимости, то всё равно вредит здоровью людей, находящихся неподалёку. Вот и хотели выяснить, что это и насколько распространяется вредный звуковой сигнал.

– Вот к чему приводит простое человеческое любопытство, – сказал Сидорин.

– Это не простое любопытство, – возразил я. – Им было очень важно узнать причину возникновения сигнала, чтобы устранить её в схемах сборки в промышленном масштабе. Понимаете, такие технологические шумы могут резонировать, накладываясь на подобные и вызвать катастрофу.

Сидорин удивленно уставился на меня, не веря ни единому моему слову. Да я и сам бы не поверил, если бы не ставшая в будущем доступной информация о взрыве термоядерной «Царь‑бомбы» 30 октября 1961 года на Новой Земле, вызвавшем сейсмические волны и атмосферное давление, которые были зафиксированы в разных частях света, трижды обогнув земной шар. Но я не стал говорить об этом, чтобы не объяснять, откуда мне известна секретная информация из военного архива.

– Возможно, – согласился он. – Работа проделана отличная, но теперь это наше дело.

– Естественно, – кивнул я.

Мне почему‑то захотелось рассказать про Метелкина, ведь он был ключевой фигурой во всем этом деле. Но я благоразумно промолчал. Потому что надо было аргументировать начало слежки на ним и причины, по которым я, заподозрив Метелкина в шпионаже, сразу не сообщил в соответствующие органы. И почему скрываю фотографии, пытаюсь шантажировать его.

Сидорин не тот человек, что удовлетворится недомолвками и намеками. Он потянет за ниточки и мне придётся признаться, что я прибыл из будущего, чтобы спасти СССР, который находится на грани гибели. И чем это закончится? Прощай мама, папа, Наташа и дорогая редакция, всё то, к чему я так стремился.

– И, Александр… – Сидорин снова посмотрел на меня, и в его глазах читалось нечто похожее на признание. – Чтобы в дальнейшем не пришлось разгребать последствия, твои, или ещё чьи‑то там, позвони, прежде чем устраивать самодеятельные экспедиции. Для этого я тебе и дал свой номер.

Он сказал это без упрёка, просто, как констатацию факта. Как старший товарищ, указывающий на ошибку, которую больше повторять нельзя.

– Я понял, Андрей Олегович.

Сидорин завел машину и мы, выехав на проспект Гоголя медленно влились в поток машин.

– Ты домой?

– Домой.

– Подвезу, – он свернул на Ленина и присмотрелся к странной парочке, оживленно о чем‑то беседующей у магазина «Рыба». – А это там… Хромов что ли?

Я пригляделся. Да, она самый, Коля Хромов. Стоит с какой‑то женщиной, о чем‑то общается. Постой… Так ведь эта та же самая хозяйка квартиры, что сдает комнату шпиону! Вот так встреча! Похоже, парень попал в неприятную ситуацию. Он оглядывался по сторонам, а она наседала на него, о чем‑то оживленно рассуждая.

– По‑моему нам надо вмешаться, – холодно сказал Сидорин и припарковался у обочины. – Пойдём, посмотрим, что там.

– А, милок, и ты здесь! – обрадовалась старушка, увидев меня. – Что же вы не заходите? Вы же красненькую обещали!

Не забыла все‑таки про телефон, который так хотела получить. Вот и наседает на Колю, увидев знакомое лицо на улице.

– Обещали, сделаем, – сказал Коля и быстро бросился к машине, оставив нас на растерзание общительной собеседнице.

Сидорин приглядывался к бабушке – ее лицо ему показалось знакомым, но видимо все никак не мог ее вспомнить.

– Подвезем Колю? – отвлекая его, произнес я.

– Отвезем, – кивнул Сидорин.

Мы, наскоро откланявшись, быстро погрузились в Волгу, и Сидорин резко нажал на газ.

– Кто это? – спросил Сидорин, посматривая на старушку в зеркало заднего вида.

– Да так, старая знакомая, – соврал Коля.

Видимо тоже понял, что не стоит сейчас говорить сотруднику КГБ о том, что беседовал с тем, кто сдает комнату шпиону, дабы избежать долгих расспросов, объяснительных, и протоколов.

– Ну, то, что «старая» это понятно, – хохотнул Сидорин. – Но я и не предполагал, что у тебя есть такие знакомые.

– Так мы же, – начал Коля откровенничать, но я толкнул его в бок, и он быстро сориентировался. – Так мы же, это… в очереди познакомились. Я ей помог картошку до дома дотащить.

– А что за «красненькую» ты ей обещал?

– Так это… свеклу, – нашелся Коля. – Она хотела борщ сварить, и нас угостить.

Воскресное утро вполне соответствовало моему внутреннему настроению. Мерзко, сыро, слякотно без всякой надежды на проблеск чего‑то светлого. Тягучая, напряженная субстанция, похожая на смолу, заполняла разум, отключая его от способности мыслить.

Я встал с кровати и босыми ногами по холодному полу потопал в ванную. Появилась мысль, принять холодный душ, но что‑то остановило меня от этого безумного поступка. Наскоро умывшись и почистив зубы, я вернулся в свою комнату и, дрожа от холода, принялся одеваться. Мама ещё вчера уехала на дачу к подруге, чтобы помочь той высадить семена на рассаду. Так что о завтраке придётся позаботиться самому.