Внутри оказалось довольно уютно и чисто. Небольшие столики, фикус, желтенькие занавески на окнах. За стойкой раздачи на стене висел красный вымпел с надписью: «Правофланговый коллектив».

' Море, море, мир бездонный…' – по радио звучала лирическая песня Юрия Антонова.

Пахло так аппетитно, что мы, не сговариваясь, взяли подносы и стали загружать их едой. Было утро, но мы взяли по тарелке борща, сметану, котлету с пюре и компот. Обошлось меньше двух рублей на двоих. Хлеб, соль, горчица и чеснок были бесплатными и уже стояли на столах в специальных лоточках. Мы сели за столик и, положив по щедрой порции сметаны в тарелки, с удовольствием стали есть горячий борщ.

– Свободно?

К нашему столику подсели двое: молодой модник в джинсах и пожилой усач в зеленой «лесозаготовительской» спецовке.

– Ну вот, так и пробил баллон! – поставив поднос, продолжал рассказ модник. – На ровном месте! Все из‑за этих, навозников…

– Навозники? – я опустил ложку, насторожившись сказанным.

– Ну, навоз тут вывозили, с фермы… С неделю назад, – пояснил пожилой и, попробовав борщ сказал. – Пожалуй, соли маловато…

– Главное, наглые такие! – модник возмущенно покачал головой. – То на колонку без очереди влезут, то опасный обгон затеют! Я, как их газон увижу, так уже дёргаться начинаю! Кого только на дороге не встретишь!

– Бывают и девчонки красивые, – улыбнулся я.

– Ну, это больше летом, – разулыбался модник и внезапно нахмурился. – А эти вот, навозники, уроды настоящие! Даже красоту оценить не могут. Как‑то к девчонке на заправке вязались. Красивенькая такая блондинка…

Молочная ферма, даже не ферма, а целый молочный комплекс на семьсот голов, принадлежала колхозу «Золотая нива». Мы подъехали ближе и осмотрелись. Несколько кирпичных зданий, комната отдыха, «Красный уголок». Над крыльцом висел плакат «Коллектив коммунистического труда»

– Навоз? – куривший на улице скотник, судя по запаху, не просыхал никогда. – Что, купить хотите?

– Да нам бы свой вывезти, – я врал вдохновенно, как Остап Бендер. – Говорят, у вас тут шоферы сговорчивые есть, молодые. Не обидели бы…

– Молодые? – выпивоха сдвинул на затылок шапку. – Это… у нас один молодой. Был, да недавно за прогулы уволили. Или сам уволился.

– А что за парень‑то?

– Вроде, Витьком звать… Или Виталиком. Приятель у него еще с Анисимовки… Того не знаю, как. Парни серьезные! Железо тягают, качаются, мускулами хвастались.

– Железо? А где?

– Да подвал где‑то у них… не знаю… Вроде как, в городе где‑то.

В городе… Попробуй, найди. Однако, тепло! Тепло! Горячо даже!

– На Куйбышева я одну такую качалку знаю, – вдруг произнес Гребенюк. – Официальную, с тренером.

– Поехали!

– Э, ребята! – окликнул скотник, похоже жаждущий продолжения разговора. – Вы бы сгоняли за бутылочкой, уважили бы рабочего человека.

– Пить, здоровью вредить! – выдал я лозунг и подмигнул Серёге.

– Да, мужик, ты того, завязывай, – он кивнул на плакат. – А то для тебя это так и останется только словами.

Мужик перевел осоловелый взгляд на лозунг «Мы придём к победе коммунизма» и икнул.

Тренер в спортзале на улице Куйбышева оказался сущим пижоном! Яркий бело‑зеленый ГДР‑овский спортивный костюм, синие кроссовочки «Адидас», модная прическа. Вел себя несколько высокомерно:

– Ну, к нам много, кто ходит. Сведений о посетителях не разглашаем. Да, честно говоря, и не спрашиваем.

Пижон явно отмахивался на нас, словно на надоедливых мух.

– Мы вообще то из газеты! – разозлился я. – Статью о вас написать хотим. О том, как у вас тут все здорово!

– Статью? – вопреки моим ожиданиям, тренер вовсе не испугался, а обрадовался. – Правда, что ли?

Я молча показал удостоверение.

– Так это ж другое дело! Что ж вы сразу‑то… – пижон просиял белозубой улыбкой. – И фотографировать будете? Кстати, у нас тут и девушки… Меня Владлен Петрович зовут. Можно просто Владлен.

– Э‑э‑э, мы не совсем… – начал Гребенюк, но я ткнул его локтем «молчи лучше».

– Фотографировать, конечно же, будем, – заверил я. – Но, пока просто поговорим, прикинем. Чтоб не с бухты‑барахты.

– О, это правильно!

– Владлен Петрович, – начал я опрос. – Значит, это единственный в городе спортзал‑качалка?

– Ну‑у… – задумался тренер, пытаясь сообразить, стоит ли откровенничать, чтобы не спугнуть журналиста и не лишиться бесплатной рекламы. – Еще парочка есть. Но, наш самый лучший! Прямо вот так и напишите…

– Обязательно, – заверил его я. – И хотелось бы… чтобы на интервью контингент у вас был… порядочный, что ли…

– У нас все порядочные! – выпятил грудь Владлен.

– И что, никакая шантрапа не приходила? – я доверительно склонил голову набок. – Дело‑то такое. Понимаешь? Серьёзные люди могут заинтересоваться. Не хотелось бы их разочаровывать.

– Да были тут двое… – хмыкнул понимающе тренер. – Пахло от них как‑то… ну, нехорошо пахло… Шарились, шарились, а потом старый гриф пропал… А потом и четыре «блина»! Новые! Я еще с ними, ну, с этими, хотел переговорить, а от них и след простыл! Вот ведь гады. Нет, не подумайте, что жалко! Попросили бы по‑людски, договорились бы. А то так…

– Что же они, на дому, что ли, теперь качаются? – я затаил дыхание.

– Почему «на дому»? – пожал плечами тренер. – Тоже мне еще, тайна! Старый хлебозавод знаете? Ну, как на Анисимовку ехать?

Из спортзала я успел позвонить Сидорину, но того на месте не оказалось, пришлось оставить информацию дежурному. В очередной раз убедился в необходимости скорейшего внедрения мобильной связи, это бы решило много проблем. В частности, нам бы не пришлось сейчас действовать в одиночку, совершенно не представляя, когда прибудет помощь, да и будет ли она вообще.

К старому хлебозаводу мы подъехали уже в сумерках. Бросили машину на повороте, в зоне видимости, чтобы тем, кто будет ехать за нами было бы легче сориентироваться, куда мы пошли. По обеим сторонам дороги были практически непроходимые заросли, а редкие фонари, горящие через одного, практически не освещали дорогу. Но это позволяло нам незаметно подобраться к хлебозаводу.

Приземистое здание из красного кирпича, выглядело запущенным и мрачным. Но толстые трубы теплотрассы были недавно обмотаны стекловатой, похоже кустарно, так как кое‑где прорывались облачка пара.

– Похоже, здесь и отопление, – осматриваясь, негромко заметил я. – С комфортом устроились, гады!

Висевший на двери подвала новый амбарный замок убедил нас, что здесь все‑таки кто‑то бывает, хотя бы изредка.

– Нам бы как‑нибудь проникнуть внутрь… – Гребенюк озадаченно потрогал замок. – Может, монтировочкой?

– Давай‑ка лучше пройдемся вокруг. Посмотрим.

Не может же такого быть, чтобы местные жители на кирпичи ничего не растащили? И не позарились на стекла?

Так и оказалось! Со стороны леса, зияли провалами черные подвальные окна. Узковато, конечно, но…

– Ну, что, Серега? Полезли…

Скинув куртку, я проник внутрь почти без проблем, а вот Гребюнюк был поплечистее меня, и еле‑еле протиснулся.

– Уфф! Эх, фонарик бы!

А вот тут он был прав! Этого мы что‑то не предусмотрели…

– Ничего… – чиркнув спичкой, Серега прошел вперед, к распахнутой двери. – Интересно, где ее могут держать? Может, позвать! Валентина‑а! Валя‑а‑а!

От сводов подвала отразилось гулкое эхо. Спичка догорела… вторая… третья… десятая…

И тут я заметил еще одну дверь! Припертую чем‑то тяжелым… Ну да, гриф от штанги!

– Серег, посвети, – сказал я, отбрасывая гриф в сторону. – О, да тут еще и засовчик…

Дверь со скрипом открылась и прямо над моей головой что‑то со свистом пролетело. «Ухх» и ударилось в стену. Я обернулся, и тут же мне в спину уперлось что‑то острое. Пика?