«О Господи! – думал Джакомо. – Теперь она предлагает мне обмануть его, своего любовника!»

Это предложение возбудило его. На нее просто нельзя было обижаться! Нежная в своем предельно изощренном женском коварстве, она растравила его воображение.

Старый Казанова напишет:

«Это письмо меня ошеломило. Но, поразмыслив и найдя свою роль куда привлекательней той, что выбрал себе мой соперник, я от души рассмеялся».

А затем молодой Казанова взял бумагу, перо и чернила и написал письмо в ответ, где были такие строки:

«Клянусь, что ничто не позволит твоему странному другу заподозрить, что мне известен его секрет. И знай, что я, полный любви к тебе, сыграю свою роль как великий актер».

Когда он пришел в «домик сладострастия», то с порога спросил:

– Ты мне не скажешь, кто наш зритель?

– Пока нет, – интригующе улыбнулась она, – но наберись терпения. – Она перешла на шепот: – Вначале мы будем распалять его страсть разговорами, ты не против?

– Я – против? Да я мастер любовного диалога, милая!

– Отлично! Я подмигну тебе, когда он займет свое место и комедия начнется!

Спустя много лет после этой сцены уже старый Казанова, посмеиваясь, выводил пером на бумаге в замке Дукс:

«Спрятавшийся за стеной мужчина слушал следующее: «Мое желание так велико, – сказал я, – что ты будешь его ощущать сегодня всю ночь». – «А ты увидишь, дорогой, как я ценю такие жертвы!» – «Я готов приступить хоть сейчас, но, думаю, чтобы жертвы оказались действеннее, нам стоит вначале отужинать. Я с утра выпил лишь чашку шоколада и съел салат из белков, приправленный уксусом “четырех разбойников”». – «Милый мой, что за безумие! – воскликнула она. – «Четыре разбойника»! Так же можно и заболеть». – «А я сейчас и болен, дорогая. И стану здоровым только тогда, когда перелью их всех прямо в тебя!» – «Ах ты, проказник! Не думала, что тебе требуется возбуждающее». – «С тобой – кому оно может понадобиться? Но все же мои опасения не напрасны: если запал зажжен, а выстрела нет, то пистолет разорвет». – «Бедный мой ангел, не надо отчаиваться, это тебе не грозит, ты никогда не стреляешь холостыми».

С каким удовольствием старый Казанова описывал эту сцену:

«Ужин был сервирован, и мы перешли к столу. Великолепные блюда разожгли наш аппетит, она ела за двоих, я за четверых…»

А еще они говорили – много говорили и смеялись! Уж если устраивать спектакль, так по всем правилам.

«“Где ты научился так болтать, да с такой кучей модных французских слов?” – спросила она. “В светском обществе Парижа, преимущественно у женщин, они такие выдумщицы”, – ответил я. После пунша мы отведали устриц, причем лакомились ими самым приятным для любовников способом: каждый брал устрицу с языка другого. Но вот часы пробили полночь и настал час главных удовольствий!..»

И наконец старый Казанова фиксировал заключительные аккорды этой сцены в домике на Мурано:

«После последнего подвига, завершенного нами уже при свете дня, мы были так изнурены схваткой, что моя прелестная монашка даже испугалась за меня. Шутками я успокоил ее, и вскоре она уже смеялась от всего сердца…»

– Почему ты так всматриваешься в мои глаза? – спросила она.

– Потому что хочу и боюсь увидеть в них изумрудно-золотой блеск.

– Почему изумрудно-золотой? У меня синие глаза.

– Вот именно. Этот блеск глаз принадлежит одной древней богине, которая вселяется в женщин, подобных тебе, и проживает с ними земную жизнь.

– Женщин, подобных мне?

– Да, живущих страстью. Но когда она уходит, получив то, что хотела, они ничего не помнят об этом.

– И ты это уже видел?

– И не один раз, милая.

– Ты пугаешь меня, милый Джакомо.

– И в мыслях не было.

– И как ее имя?

– Не скажу. Это тайна.

Марина задумалась.

– И каково это, заниматься любовью с богиней?

– Бесподобно, пока ты охвачен любовью и страстью. Но только пока это происходит. – Он испытующе смотрел в ее глаза, против воли желая увидеть в них тот изумрудный свет. – А потом… приходит опустошение.

– Тебе надо меньше заниматься магией, – с улыбкой сказала она. – Мне пора.

– Куда, милая?

– В монастырь, конечно. Отмаливать грехи. После ночи с тобой их немало. Полдня буду стоять на коленях.

– Ты уже настоялась на коленях, тебе мало?

– Не богохульствуй. Теперь я буду стоять перед распятием.

Очень скоро она была облачена в монашеское одеяние.

– Сама скромность, – усмехнулся он.

– Дай мне слово немедленно лечь спать и унять все бури сердца, души и тела, – попросила она.

– Даю, сестра. Тем более что бури тела вы уже уняли.

Она нежно поцеловала его в губы:

– Ночь была восхитительна. Обязательно извести меня перед отъездом в Венецию, милый. Уверена, у нас впереди еще много сюрпризов.

– Даже не сомневаюсь в этом, – ответил он.

Но пришла пора им познакомиться – Джакомо и таинственному любовнику Марины, заядлому вуайеристу и хозяину порочного особнячка на Мурано. Об этом Марина и сообщила в письме Казанове, приглашая его на ужин втроем.

В означенный день и час он пришел в «дом любви», где на этот раз его поджидал сам хозяин. Смеркалось, в гостиной горели свечи, загадочный хозяин стоял у окна, глядя на уходящую в осеннюю ночь Венецию.

– Разрешите, мужчины, я вас представлю друг другу, – сказала Марина.

Хозяин обернулся. Ему было около сорока лет, привлекательный, доброжелательный, с насмешливым взглядом человека, которому известно многое, но не кичащегося этим. Одет он был предельно изысканно, безо всякой золотой мишуры на камзоле, которая так нравилась легкомысленному Джакомо. Но самое главное, его лицо было невероятно знакомым Казанове! И не просто знакомым, он жал этому человеку руку и даже говорил с ним.

– Кардинал Франсуа Пьер де Берни, – торжественно и с улыбкой сказала Марина. – Посол королевства Франция в республике Венеция. – Затем она перевела взгляд на второго своего мужчину. – Джакомо Джироламо Казанова, путешественник, маг, чародей, юрист, офицер в отставке, человек мира. Прошу друг друга любить и жаловать, дорогие мужчины.

– Мир тесен, не так ли, синьор Казанова? – с улыбкой спросил де Берни, но прозвучало это скорее как утверждение.

И тут Джакомо вспомнил! Их представили друг другу на званом обеде у посланника Венеции во Франции. Это было пару лет назад. Они отлично поговорили и сошлись во вкусах, в том числе и в литературе.

– Месье де Берни, ваше преосвященство, – галантно поклонился венецианец. – Я просто не ожидал, что хозяин этого дома и друг синьоры Морозини и вельможа, с которым я имел честь беседовать в Париже, одно и то же лицо. И что вы свидетель очень многого, чего другим видеть и слышать было бы непозволительно.

– Это и к лучшему, – радушно откликнулся де Берни. – Не нужно будет лукавить, строить из себя кого-то, льстить, притворяться, мы можем сесть за стол как старые добрые друзья и приступить к ужину. Тем более что у нас есть объединяющая сила в лице прекрасной синьоры. Наш божественный магнит!

Они пожали друг другу руки.

– А теперь ужин, мои кавалеры, – сказала Марина, взяла под локти обоих любовников и повела их в столовую.

Когда дружеский пир был в разгаре, кардинал де Берни попросил Джакомо в подробностях рассказать ему свою версию их знакомства с Мариной, ничего не скрывая, и тут уже сыграла свою роль юная Катерина, отправленная суровым отцом в монастырь. Их с Джакомо гражданское обручение, гнев ее отца, выкрутасы брата, обещание выкрасть Катерину и жениться на ней и то, как юная болтушка рассказала своей старшей подруге в монастыре о своем великолепном женихе и как Марина придумала эту восхитительную авантюру с его, Джакомо, соблазнением.

– И что с того? – удивилась Марина. – Она каждый день обливала меня слезами, рассказывая, как скучает по своему восхитительному любовнику, и вот разожгла во мне аппетит. Я просто не могла пройти мимо. Наливайте вино, мужчины.

Казанова и де Берни переглянулись – и рассмеялись одновременно. Она была удивительной женщиной, эта Марина Мария Морозини, абсолютно естественной и почти невинной в своей абсолютной развращенности.