Молодая женщина подняла голову:

– Прошу вас, не надо! Это потом еще не наступило! Я не хочу знать этого потом!..

– Да будет так, – сказал Горецкий, протянул руку и помог обнаженной женщине подняться, а потом и собрать ее платья. – Спасибо тебе, милая, я передам, что ты была на высоте! – Он не удержался и коснулся губами ее щеки. – Прощай!

– Прощайте, – сказала она и раскланялась перед всеми. – Прощайте все! И хранит вас Бог!

Переступила порог зеркала и скрылась в нем. А Горецкий достал из другого кармана другой ларчик, уже серебряный, открыл его, зачерпнул оттуда серебряной пыли и бросил ее в живое зеркало. И серебряная пыль рассыпалась по отражающей поверхности – и зеркало погасло, стало самым обычным, в котором отразилась гостиная Аделаиды Калюжной…

К этой гостиной самодовольно обернулся и новоиспеченный кудесник. В его глазах и требовательной улыбке читался один только вопрос: «Ну как вам, чудаки, мое чудо?»

– Как жаль, – снисходительно бросил Горецкий, – что знаменитую авантюристку и женщину великих талантов французы расстреляют в 1917 году по обвинению в шпионаже в пользу Германии. Она откажется от повязки на глаза и пошлет солдатам воздушный поцелуй. Один из солдат упадет в обморок…

Все было гораздо хуже и драматичнее, чем он мог предполагать. Можно в шутку напугать кого-то, а потом рассмеяться: вот, мол, я каков! А вы-то сдулись! А можно напугать и до смерти…

Горецкий смотрел на бледные в полумраке лица – все затихли. Ему боялись аплодировать, как боялись бы аплодировать колдуну, который на их глазах совершил нечто, что до самых основ потрясло сердца и умы людей. Чудо оказалось чересчур чудом. Зрители просто затихли от ужаса, который внушил он им своей силой и мощью.

Юленька сжалась на своем стуле и боялась пошевелиться. Она трепетала как осиновый листок на холодном ветру – еще один порыв, и ее унесет в никуда. Но не она, милая, перепуганная до смерти девочка, сейчас была ему интересна. Она просто не могла понять, что увидела и чего это должно было стоить – ему! Он увидел лицо Аделаиды – любимой и ненавидимой столько лет! – ошеломленное; она была почти парализована в своем кресле хозяйки салона, разбита, в ней едва теплилась жизнь. Она увидела того, кто сильнее ее в тысячи раз, как и сказал дух ведьмы Земфиры.

– Это был гипноз, Горислав Игоревич? – с блаженной улыбкой спросила одна из старушек, предсказательница и гадалка на кофейной гуще. – Вы нас так ловко обманули?

Как бы всем хотелось, чтобы все было именно так! Всего лишь гипноз!

– Можно тебя на минуту, – сказал Горецкий хозяйке повелительным тоном, не предполагающим пререканий и отказов. – Есть разговор.

Он открыл двустворчатые двери, вышел из гостиной и направился по коридору к дальним комнатам. Аделаида нашла в себе силы подняться и, удержавшись за подлокотник, слегка покачиваясь, двинулась за ним. Но даже шепота не понеслось им вслед – все выжидали. Аделаида закрыла двери и пошла по коридору.

– Куда мы идем, Горислав?

– А ты догадайся – ты же прорицательница.

Спальня хозяйки был самой дальней комнатой. Горецкий открыл перед Аделаидой дверь, вежливо пропустил ее вперед, и когда она вошла, закрыл за ней дверь. И провернул замок. Кажется, она все поняла, но не смела ничего сказать. Он помнил, тут всегда приторно пахло восточными благовониями. Он хорошо помнил, как она встречала его в этой комнате – снимала короткий халат и оставалась нагой. Фантастически сексуальной, настоящим магнитом для любого мужчины. Помнил, как она улыбалась – влекущей, манящей женской улыбкой.

– Ну, улыбнись мне как прежде, – приказал он.

Она не посмела его ослушаться – даже постаралась, но эта улыбка была улыбкой пленницы, битой рабыни, готовой получить новый удар плетью.

– Раньше ты улыбалась лучше.

– Раньше ты был другим, – прошептала она.

– Это верно, – согласился он. – Ты хочешь задать вопрос – спрашивай, не стесняйся.

– Это был ты – о ком говорила сущность? Тот, чья сила велика? Это о твоем присутствии в гостиной говорила ведьма Земфира?

– А там был еще кто-то, подобный мне?

– Как ты получил это могущество? – Она не спрашивала – умоляла ответить. – От кого? С кем пересеклась линия твоей судьбы? Кого ты встретил?

– Понравилось?

– Мне было страшно. – Она положила ему руки на грудь. – Дай мне немного этой силы! Прошу, дай!

– Хочешь моей силы? Хочешь еще разок обобрать меня?

– Тогда ты был другим.

– Слабым? Беззащитным?

Она опустила глаза:

– Не мучай меня. Что было, то было. Дай мне себя нынешнего!

– А ты меня вынесешь, нынешнего? Не спятишь, как твоя мать, которая после очередного сеанса у какого-то мага сунула голову в петлю?

– Я не знаю, но хочу твоей энергии.

Он рассмеялся ей в лицо.

– Что ты смеешься? Ты бы мог собирать стадионы, Горислав.

– Возможно, в ближайшем будущем. Если мне захочется. Сейчас я хочу другого – вставай на четыре точки.

– Что?

– Я поделюсь с тобой энергией – вставай на четвереньки.

– С какой стати?

– Ты слышала: делай.

Повелевающий тон буквально парализовал ее.

– А твоя девчонка?

– Моя девчонка останется моей. Да к черту! Ты слишком много болтаешь, Аделаида! Сколько можно?

– Я не хочу так по-скотски. – Она отрицательно покачала головой.

Он прихватил ее за локоть.

– Ты не поняла: я хочу. Я!

– Вот так грубо? Ты никогда не был таким.

– И жаль! Ты пользовалась моей добротой сколько могла. Пока не забрала все, что у меня было. И оставила подыхать. – Он с силой подтолкнул ее к кровати. – Вставай на четвереньки, я тебе сказал.

Она взглянула на дверь.

– Я запер ее. Давай же – не тяни. Там целый зал охреневших чудаков. Не будем давать им повод к сплетням.

– Я не дам тебе.

– Что?! – Внезапное бешенство, чувство, мало ему знакомое прежде, охватило его.

– Ты слышал.

– Да куда ты денешься, ведьма? – Он повернул ее к себе спиной, толкнул на кровать и задрал до талии ее платье, а потом и стянул до колен трусы. – И закуси подушку, я тебя знаю…

Когда-то эти любовные рукоятки он сжимал с такой страстью, что весь мир переставал существовать для него. Сейчас все было иначе: злость управляла желанием! Жажда мести. Он получал то, чего хотел все последние пятнадцать лет. И получал сполна. Бывшая любовница только закусила велюровую подушку, когда он делал это с ней. А когда отпустил ее, она медленно повалилась на бок и долго и прерывисто дышала.

– Это был не ты, – прошептала она.

В глазах ее блестели слезы.

– Это был я настоящий, – стоя над ней, ответил он.

Затем она медленно встала с кровати и одернула платье, хрипло спросила:

– Да что с тобой стало, Горецкий?

– Много чего. А что еще будет впереди!

– Возьми меня в свой полет, прошу тебя, – осторожно обняв, она умоляла его. – Возьми только меня! Горислав, возьми…

– Я подумаю.

Он вышел к гостям как ни в чем не бывало, она тенью следовала за ним. Через полчаса он чинно попрощался с хозяйкой и ее гостями, взял спутницу, которая не знала, как себя вести, готова была сквозь землю провалиться, и покинул столь вожделенный когда-то для него дом.

Возвращаясь в такси домой, они упрямо молчали. Но у каждого была своя причина – Горецкий получил то, чего когда-то, брошенный безжалостной стервой, хотел больше всего на свете. И о чем теперь думал как о случайной и дерзкой шутке. Прежде она так дерзила, теперь это сделал он. От сексуального влечения к ней не осталось и следа. Униженная и слабая, она была ему больше не нужна. Все ее обаяние и вся ее привлекательность сгинули бесследно. Осталась только одна уже немолодая гадалка, готовая ползать перед ним на коленях, вымаливая крупицу обретенного им таланта. Обретенного таинственным, неведомым ей способом, отчего этот талант становился привлекательнее в тысячи раз.