Иллюзионист Варшавски сознался:

– Да, здесь есть волшебная комната. Кабинет Гольдони, когда он управлял этим театром и писал для него. Волшебнее не придумаешь!

– Ну ладно, я проверял вас, – снисходительно кивнул Долгополов. – Я знаю эту комнату, был там и однажды отправлялся с этой станции. Это дверь слева, в его личную гримерную.

– Спасибо, – кивнул Варшавски.

А Ева в своей песне рассуждала сама с собой о том, как же они счастливы в райском саду с ее Адамом, как весело проводят дни и крепко спят по ночам.

И вдруг все услышали:

– Молодым грех спать по ночам! Молодым по ночам резвиться надо!

Ева вскинула голову и даже отпрянула. На нее сверху из ветвей смотрела милая темноволосая девушка. Только голос у нее был грубоватый и с хрипотцой.

– Ты кто?

– Твоя подруга, – ответила та, у которой за деревом так и заплетался хвост. – Меня к тебе наш Господь послал, чтобы я служила тебе. Так вот, повторяю, молодым по ночам резвиться надо!

– Мы и так резвимся, – сказала Ева. – Бегаем друг за дружкой, играем, катаемся в траве…

– Это, конечно, весело. Но можно и повеселее. Куда повеселее! И погорячее. Ты знаешь, у какого дерева ты сидишь?

– Нет, – покачала головой Ева. – А что это за дерево?

– Это же Древо познания, Ева! Вот съешь с него яблочко и узнаешь, как по-настоящему резвиться нужно. И один, и два, и десять раз подряд.

– Так это то самое дерево, про которое говорил нам Господь? – оживилась Ева. Она сняла голову спящего Адама со своих коленей и быстро встала. – То дерево, плоды с которого есть нам запрещено?

– Подумаешь, одно-то яблочко? Кому помешает? Хочешь, напополам?

– Я боюсь. Мне сказали, что нельзя.

– Конечно, можно. Вот если бы ты все дерево решила обобрать, тогда да. А всего одно-то? Ну, Ева?

И начались уговоры!

Антон Антонович подался к иллюзионисту:

– В темноте хорошо видите, Варшавски?

– Как кошка.

– Отлично. – Долгополов сейчас принимал какое-то важное стратегическое решение. – Как только Крымов вырубает рубильник, вы хватаете Анастасию и со всех ног бежите к той самой двери, о которой мы оба с вами знаем. – Он полез в карман. – И еще кое-что, Варшавски, самое главное…

А у райского дерева тем временем развивались судьбоносные исторические события.

Ева заинтригованно спросила:

– А как зовут тебя, незнакомка, и почему я раньше тебя не встречала?

– Вот съедим яблочко, и я тебе все расскажу. За дружбу и любовь? Хотя бы надкусим, ну?

– Ну хорошо, за дружбу и любовь можно, – согласилась Ева. – И только одно. И только надкусить. Сок попробовать.

– Отлично, сейчас я принесу его. Изопьем сочку!

И Лилит стала карабкаться ящерицей вверх. А Ева сказала фразу по сценарию:

– Да у нее хвост! Как такое может быть? Она человек или нет?

Но хвост был слишком живой, подвижный, естественный! А потому не только Ева была удивлена, но и Анастасия Суржанская. И вторая – куда сильнее!

Тут Антон Антонович вдохнул поглубже и тоненько засвистел. Где-то рядом бухнул рубильник, и театр погрузился во тьму. Затопали шаги, вскрикнула девушка, и вновь затопали шаги. Затем послышалось кряхтенье и новые шажки. Второй свист, и свет вспыхнул.

Смятение публики было так велико, что весь зал выдохнул и подозрительно зароптал. На том месте, где только что была очаровательная Ева, теперь стоял, подбоченившись, невысокий старичок в парусиновом костюме с пушистыми белыми волосами и бакенбардами. Он язвительно улыбался.

А на него сверху смотрела темноволосая девушка с хвостом и яблоком в руке.

– Стырила яблочко-то? – вскинув голову, задорно спросил старичок.

– Где Ева? – ответила вопросом на вопрос девушка-змея.

– Какая такая Ева? – спросил бодрый старик.

– Ты знаешь какая, проклятый старик.

– А-а, библейская Ева? – кивнул тот. – Понятия не имею!

Уже сидел и смотрел на них во все глаза Адам. Пьеса принимала самый сюрреалистический поворот. К рампе выбежал режиссер-постановщик и зашипел:

– Кто вы такой? По какому праву? Где Анастасия?

– Да, – повторила вопрос девушка-змея. – Где Анастасия Суржанская? Куда ты ее дел, старый гном?

Но тот лишь усмехнулся:

– Вот ты какая, Лилит, в своей первородной красе.

Шепот в зале уже переходил в легкий гул.

– Что ты сейчас делаешь? – спросила она.

– Тяну время, конечно.

– В каком это смысле?

– В прямом.

– Ты же знаешь, старик, что я все равно найду ее!

– Это вряд ли. Вот и СМС: «Мы в карете». – Антон Антонович вскинул руку и посмотрел на часы. – Все! Мгновение в мгновение, как я и думал. Они уже в пути!

– В пути – куда?!

– Туда. И тебе, глупая ты образина, не достать их никогда. А за тобой скоро придут, и ты ответишь за все проделки. За смерть девушки-мотоциклистки Манон на той дороге, – он загибал пальцы, – за отравление Карины, за покушение на убийство Анастасии. Много за что. Терпение там, – он ткнул пальцем вверх, – закончилось. Беги, Лилит! Шевелись, помогай себе хвостом!

– Чертов старик, – процедила она.

– Нет, черти – это по твоей части. Демоны всякие. Мы с другой стороны.

– Псс! – прячась за занавесом, махнул ему рукой от края сцены Крымов. – Псс-псс! Заканчивайте спектакль, Антон Антонович, уходим! А то они полицию вызовут! – Детектив поклонился обескураженной их наглостью хвостатой Лилит. Даже руку приложил к груди: – Здрасте! Мое почтение, сударыня! Вы сегодня особенно очаровательны.

Долгополов повернулся к залу, низко поклонился публике и заковылял в сторону занавеса.

– И чем скорее ты смоешься, тем лучше для тебя! – бросил он вполоборота. – Прощай, Лилит, прощай!

Они сидели на площади Сан-Марко, пили вино и смотрели в сторону Большой лагуны. День был солнечный, прогулочные катера разрезали широкую водную гладь, торопились по своим маршрутам водные трамвайчики с туристами, и с чувством морального превосходства над цивилизацией и всякой техникой неторопливо работали своими длинными веслами важные гондольеры.

– Что же с ней стало? – сделав затяжку и выдохнув дым в сторону, задумчиво пробормотал Крымов.

– Исчезла, как я ей и подсказал.

– Ушла навсегда?

Антон Антонович пожал плечами:

– На век или на два по нашим меркам. Теперь она забралась в те измерения, где ее трудно будет изловить даже ангелам-мстителям.

– Но она не найдет их, двоих влюбленных?

– Нет, и знаете почему?

Крымов затушил сигарету в пепельнице. Долгополов пытал его хитрым взглядом.

– Да не мучайте уже меня, злой вы человек.

– Я отдал ему свой золотой ключ.

– Свой? Что это значит?

– Ключ, который я дал Кристоферу Варшавски и его подруге, от тех мест, где Лилит никогда не появится. Там ее разорвет, как человека, попавшего в безвоздушное пространство. Глазенки ее дьявольские вылезут.

Антон Антонович откинулся на спинку стула, надвинул панаму на глаза и счастливо улыбнулся. Он представил, как Варшавски и Анастасия, распахнув дверь, заскочили в свой космический трамвайчик и этот бродяга увидел на скамейке свой звездный плащ. Но не тот, который он срывал с плеч и отдавал своей ассистентке перед каждым аттракционом, а другой, который положен был ему от начала времен. Тот, которым укрыла плечи старого Джакомо Казановы богиня Лилит, когда пришла за его жизнью. Плащ славы, плащ бессмертия, плащ надежды. Антон Антонович видел, как Варшавски и Анастасия, завернувшись в этот плащ, летят и смотрят в окна трамвайчика, за которым звезды от бешеной скорости превратились в золотые лучи.

– Чему улыбаетесь, коллега? – спросил Крымов.

– Да так. Вспоминаю и представляю.

Нет, что-то темнил его старший товарищ по кличке Профессор! Как всегда, он знал намного больше, чем говорил.

– И как же вы теперь без ключа от всех дверей?

– Во-первых, мне сделают дубликат.

– В Небесной канцелярии?

Долгополов крючковатым пальцем приподнял край панамы и воззрился на Крымова: