— Подают и ещё как! — раздался голос из кухни: — Белла, деточка! Доставай лучшее мясо! Сейчас старик Симулус покажет, кто тут бог готовки!

— ДЯДЯ СЕМА!!! — охламоны спрыгнули со стульев и ураганом унеслись на кухню.

Послышались звуки потасовки… Костя и Вова выражали свою любовь очень странными методами. Но Дядя Сёма уже успел привыкнуть.

— Вот это кабаны! А ну-ка! Кому мороженое⁈ Ыть… — видимо, детишки благополучно настигли свою цель и бесцеремонно набросились на неё. Вернее — на него.

— Погодите… Так вы же… — официантка посмотрела на телевизор, а затем на меня.

— О! Нет. Это просто совпадение. — улыбнулся я: — На самом деле, приехал повидать старого друга.

— Вот, как… Тогда, может вам воды?

— Хех… Вы видели с кем я пришёл. Давайте бокал хорошего красного сухого!

— О… Тогда порадую вас, кое-чем из старых запасов Господина Дафваххе. — просияла официантка и поспешно удалилась за барную стойку.

Пять лет прошло с момента моего возвращения. Я благополучно отучился в «Полимаге». Да, мой уровень колдовства оставлял желать лучшего… Но всё это было для меня, чем-то несущественным.

Главное, я стал человеком. И решил последовать совету Феймоса.

Теперь надо мной не висела угроза для Мультивселенной. Не давила месть отцу. Я просто жил так, как хотел. И для меня это было достойной наградой. А ещё я, наконец-то, понял, как на самом деле выглядит счастье. Моё личное счастье.

Поэтому, каждый день был для меня, как праздник.

Ириска оказалась права. Прошлое — это лишь учитель.

А в будущем всех нас ждёт ещё очень много воистину прекрасных моментов!

Главное всегда об этом помнить.

© Гедеон А., 2025

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2025

Величественный старик с орлиным носом и взглядом хищной птицы стоял у окна своего кабинета и смотрел на летнюю Богемию. Все было хорошо и отрадно в этой стране и роскошном замке Дукс: чудесная природа, удобные апартаменты, в которых он жил, огромная библиотека, какой могли бы позавидовать и короли, достойный пенсион. Его работодатель и хозяин замка граф Йозеф Карл фон Вальдштайн был выше всяких похвал – умный, образованный, утонченный аристократ. Все было хорошо, кроме одного: омерзительной прислуги! Людишки, что окружали его, были чистыми канальями! Грязные дворовые, подлый народ, якобинцы, как он называл их в приступах гнева, которые только и мечтали, чтобы показать ему за спиной козу, напакостить, нагадить. Когда хозяин находился в долгих отъездах, они изводили старого библиотекаря как могли. Пересаливали еду, разбавляли вино, подсовывали похабные записки, в которых называли его «старым итальяшкой», и смотрели во все глаза, схватится ли он, как в прежние времена, за шпагу… Которую, впрочем, он уже давно не носил с собой. Он и ходил-то с трудом, потому что его все сильнее мучила подагра. А еще болели от ревматизма суставы рук. Сколько болезней тела пережил он, но любви все равно в его жизни было в тысячи раз больше! В сотни тысяч!

Старик смотрел на солнечную площадь перед дворцом и улыбался. Любви было больше! И вот о ней он теперь вспоминал день за днем, год за годом, в мельчайших подробностях, вновь наслаждался и укладывал свои переживания на листы бумаги. Он плохо помнил, какими блюдами завтракал вчера, но то, что было даже сорок лет назад, видел и чувствовал с фантастической точностью! В его памяти сверкали лунным золотом венецианские каналы, пришвартованные гондолы качались на волнах, ударяясь бортами друг о друга, сверкали огнем тысяч свечей огромные окна дворцов, где он был завсегдатаем и желанным гостем. Молодым повесой! Все это было, как и знакомые женские лица – сотни прекрасных женских лиц…

Старик отошел от окна, проковылял вокруг стола и медленно опустился в ладное кресло, подаренное ему лично хозяином замка графом Вальдштайном. Перед ним лежали стопки листов бумаги, частью исписанных, частью нетронутых и дожидавшихся своей очереди. Чернильница, опустевшая наполовину, стояла здесь, и гусиное перо, отертое, лежало рядом на полотняной салфетке. Старик подходил к своему писательскому ремеслу, ставшему ежедневным образом жизни, серьезно и с расстановкой. Как к ритуалу, священнодействию. Просто у него в жизни ничего больше не осталось, кроме волнующих воспоминаний, которыми он так дорожил.

За его спиной потрескивали дрова в огромном камине и от огня шло приятное тепло. В таких замках даже летом было прохладно, тем более ему с его болячками. Когда-то он хватался за перо и писал сразу на одном дыхании по десять-двадцать листов, потом выпивал кубок вина и продолжал работу. Но годы шли, и сил становилось меньше. И писалось уже не так бойко, как прежде. Он часто по-стариковски клевал носом в своем удобном кресле, подаренном графом. А иногда просто засыпал, и тогда его голова с роскошной седой шевелюрой склонялась к груди. Только во время дремы смягчались его черты, и огромная хищная птица с горбатым клювом словно забывала, что всю жизнь она жила охотой.

Вот и в ту полночь с 3 на 4 июня 1798 года он заснул за рабочим столом. Мерно трещали дрова в камине. А когда Джакомо очнулся, то понял, что сейчас в комнате он не один…

И был прав – из каминного марева только что к нему неслышно вышла женщина, черты которой он очень хорошо знал с детства. Она была в роскошном платье с декольте, в седом высоком парике и газовой накидке – черной, с золотыми звездами. Он пока еще не видел ее, но уже чувствовал ее присутствие. Год за годом он все чаще вспоминал о ней и, хоть и против своего желания, знал: их встреча все ближе.

– Это ты? – обо всем догадавшись, наконец прошептал он.

Старик увидел ее искаженный образ в серебряном кофейнике. Она стояла уже позади него.

– Это я, милый, – услышал он знакомый голос из-за спины. – И ты ждал меня – не мог не ждать.

Он скосил глаза и увидел край ее платья и полупрозрачный черный плащ, усыпанный золотыми звездами:

– Да, я ждал тебя, Лилит.

Она положила руки ему на плечи. Он вздрогнул, но потом смирился, затих.

– Великий хитрец, ты прожил одну счастливую жизнь, полную любви и приключений, потом в своих воспоминаниях повторил ее, вновь наслаждаясь своими подругами, а теперь еще решил предоставить всему миру переживать свои чувства, желания, страсти. Целым поколениям!

– А так будет?

– Еще как будет! Говорю же: хитрец!

– Но не это сейчас волнует мое сердце.

– Говори, еще есть время. Немного, но есть.

– Скажи, мы уходим навсегда?

– К чему этот вопрос?

– Хочу знать.

– Это зависит не от меня. Моя власть велика, но вернуться тебе или нет, выше моей воли. Но мне кажется, что однажды ты еще увидишь солнце. Младенцем, юнцом, мужчиной.

– Тогда ответь, я встречу ее вновь? В том, запредельном мире или вновь на земле?

– Вот ты о чем. Как я не догадалась сразу? – Ее лицо исказилось гневом. – Нет, ты никогда не встретишь ее. Больше никогда. Я разлучила вас не для того, чтобы ты вновь увидел ее.

– Ты разлучила?

– Конечно!

Кривая усмешка пробежала по его губам.

– Ты ревновала меня к ней, не так ли?

– С чего ты взял?

– И ненавидела ее?

– С чего ты взял такую глупость?

– С того, что ты никогда не могла понять ее. Не могла понять нас с ней, меня и мою Генриетту, потому что тебе этого не дано. Никогда не дано было любить так, как это Господь позволил людям. Я не о страсти, не о плотском, я о душе, Лилит…

Гостья склонилась к его уху:

– Ах ты, неблагодарный старик.

Она непроизвольно так сильно сжала его плечи, что библиотекарь сморщился от боли, но сдержался и даже нашел в себе силы улыбнуться:

– А вот мне, много грешившему, было дано это чудо – и за него я отдал бы все то, что ты подарила мне. Все бури сердца, все вожделения и грезы, все ненасытные ночи! Отдал бы все за нее одну!