В холодном январском поднебесье одиноко и ярко завис острый серп луны. Мерцали на небосклоне звезды. Город спал. Черные башни с островерхими крышами, укрытыми снегом, смотрелись великанами на фоне ночного ультрамарина. Редко где теплился зыбкий свет в узких окошках-бойницах. Там горели факелы и бодрствовала стража. Но войны в империи на время приостановились, мирная жизнь потушила пожары вечных распрей на германской земле, успокоила сердца людей, и старинный Мюнхен, столица грозной и непокорной Баварии, оплот Виттельсбахов, мог вздохнуть спокойно.

Они подъехали к башне моста и первым воротам. За ними в широком черном обводном канале, по краям укрытом льдом и снегом, отражался серп луны.

– Представляю, сколько в этом рве загублено душ, – кивнул на аспидно-черную воду Агриппа Неттесгейм. – Ты знал, мой ученик, что Мюнхен был основан на месте монашеского скита во имя апостола Петра тысячу лет назад? А в дни жизни Спасителя тут обитали дикие кельты, носившие звериные шкуры, пока их не выбили римляне и не основали здесь свой лагерь?

– Я с ног валюсь, учитель, – жалобно пробормотал слуга и ученик рыцаря. – И продрог, и есть хочу. Ягненка бы проглотил! – Он едва не плакал. – Или козленка. И горячего вина хочу тоже!

– Потерпи, поешь и отоспишься в гостинице, – сказал Неттесгейм. – Согреешь у большого камина руки, тебе поднесут чарку глинтвейна, отрежут кусок копченого окорока с горбушкой хлеба. – Он разом переменился: – Кто тебе сказал, что наша работа легка? Сам выбрал такую.

– Я хотел работать в монастырской библиотеке, учитель. Мечтал слушать ваши лекции по демонологии. А бродяжничать я и не думал.

– Демоны не живут в монастырских библиотеках – они, подобно крысам, обитают среди людей, где есть чем поживиться. Оставлю тебя, а сам поеду искать нужного мне человека. – Он приложил ладонь ко рту и зычно крикнул спавшей страже: – Именем императора, открывайте ворота, сони!

Если кричали такое, то на многое имели право. Так попросту шутить никто не будет. В башне моста, в узком окне второго этажа, отворились деревянные створки.

– Вы говорите серьезно, учитель? – изумился ученик. – Поедете теперь, ночью? Даже не отоспитесь?

– Дело серьезное – и я буду предельно серьезен. Тем более что в гости я сам не набивался – меня позвали. И позвал не простой человек. Антоний Августин – легенда!

А вскоре лязгнул и громыхнул гигантский засов внизу. Ворота открылись, вышли два стражника. Один держал в руке фонарь. Второй, разглядывая полуночников, сказал:

– Предъявите охранную грамоту, господин.

Агриппа Неттесгейм вытащил из теплого кафтана бумагу:

– Вот грамота, с печатью императора.

– Посвети, – сказал один стражник другому, и тот поднес к бумаге масляный фонарь. – Да ближе поднеси! Тут что-то написано…

На охранной грамоте красовалась самая важная печать в империи – двуглавый орел, с пышным хвостом и гигантскими когтистыми лапами. Еще имелись убористый текст, выведенный писцом из императорской канцелярии, и размашистая подпись.

– Тут написано: «Подателю сего документа открывать все ворота империи беспрепятственно», – наизусть процитировал документ рыцарь. – Печать и подпись императора.

– Пропустить! – рявкнул второй стражник и шагнул в сторону. – Прошу нас простить, господин, такая у нас служба.

– Отлично, – бросил Неттесгейм. – Гостеприимный дом губернатора для чиновников империи встретит тебя как родное лоно, Герберт. Вперед, мой ученик!

Они проехали по мосту над сверкающим ночным каналом, им открыли вторые ворота, и два путешественника въехали в спящий Мюнхен. Стучали копыта двух коней по мощеным улицам, склизким от мокрого снега и помоев, которые стекали тут отовсюду, образуя гигантские лужи. Свежий воздух лесов и полей счастливой Баварии мигом испарился – и приторное зловоние ударило в нос двум путешественникам, но они были к тому привычные, ведь все города империи походили друг на друга, как близнецы. Разве что менялся говор, и южный баварец мог совсем не понять северного саксонца, а житель западной Швабии – обитателя восточной Тюрингии.

Первым делом они добрались до гостиного двора, где останавливались только государственные чиновники, измерявшие территории империи на быстрых конях, если это были гонцы, или в крытых деревянных повозках, похожих на неуклюжие домики на колесах, если являлись епископами, судьями и другими важными лицами. Рессор еще не придумали, поэтому внутри такие первобытные кареты были щедро обложены одеялами и подушками, чтобы сеньоры по дороге не отбили себе бока и зады и по прибытии не превратились в сочные котлеты.

Все узнав про улицу Оружейников и кое-что прикупив у хозяина гостиницы, долго кланявшегося важному гостю, Неттесгейм сказал:

– Не передумал? Можешь поехать со мной, но я не настаиваю.

Герберт и впрямь еле держался на ногах.

– Прошу меня извинить, учитель, но я хочу в постель. Иначе я просто умру. А зачем я вам нужен мертвый?

– Как скажешь, мой ученик. Добрых снов.

Неттесгейм отпустил школяра ужинать и почивать, а сам направил коня по нужному адресу и скоро остановился у двухэтажного каменного дома с черепичной крышей. Он бодро спрыгнул с коня, отстегнул от седла раздутую сумку, поднялся по ступеням и громко, но сдержанно ударил кулаком в дверь три раза, затем еще три, и еще. Как и было указано в письме.

И уже скоро услышал из-за двери сухой голос:

– Кто там?

– Доброй вам ночи! Я – мастер Агриппа Неттесгейм, – ответил гость Мюнхена. – Прибыл по просьбе мэтра Антония Августина Баденского.

Ему открыл пожилой долговязый слуга с длинными седыми волосами, в сильно заношенном камзоле и изрядно стоптанных сапогах. Как видно, в этом доме жили небогато и духовную пищу предпочитали прочей.

– Доброй ночи, господин, – сказал пожилой слуга. – Хозяин ждал вас со дня на день. Сейчас я открою ворота, и вы заведете коня во двор. Прошу вас.

Через пару минут открылись ворота, и рыцарь завел коня в небольшой дворик. Слуга запер ворота, бросив широкую просмоленную доску на два крюка, перехватил у гостя узду и повел коня в сарай.

– Я накормлю его сеном, – сказал он.

– Так мэтр не спит?

– Мэтр жжет свечи, – коротко ответил слуга. – Все как обычно.

Уже скоро они вошли в дом с черного входа. Гостиная была поделена на две части широкими деревянными балками, они же проходили и по потолку. Тут стоял широкий длинный стол с шестью стульями, и был камин, выложенный грубым камнем. В нем сейчас призывно горел огонь. Как и любой гость, тем более в зимнюю пору, да еще после долгого путешествия, Неттесгейм направился именно к огню. Сонные языки пламени медленно пожирали дрова, жадно ползали по ним, зная, что добыча никуда не уйдет и можно наслаждаться ею сколько угодно. Пылали угли внизу, каждый походил на чье-то медленно сгорающее сердце, многие укрывал седой налет. Они уже свое отгорели. Все как у людей, думал гость: яркий всполох жизни – и мертвая седина в конце.

Согрев руки и растерев кулаки, Неттесгейм распрямился и заглянул на вторую половину залы. Там открывалась кухонная сторона, и она была переполнена всякой всячиной. Стояла изразцовая печь. Висели на крюках корзины с луком и чесноком, сетки с травами и прочей сушеной мелочью, стояли по полкам кувшины, большие и малые, глиняные тарелки и миски, кастрюли, висели деревянные сита, медные половники, разделочные доски и прочая кухонная утварь, что может понадобиться при готовке. Все было скромно и приспособлено для дела.

– Вас угостить вином, мастер Неттесгейм? – спросил слуга.

– О нет, это я угощу вином вашего хозяина. Не привык приходить в гости с пустыми руками, особенно когда меня зовут. А вот кубки и тарелки нам понадобятся. Надеюсь, ваш хозяин не против доброй чарки?