– И кто вас так назвал: мама, папа, бабушка с дедушкой?

– Все вместе: сели за обедом, договорились и назвали. Или за ужином, сейчас уже точно и не скажу.

Слушая его, иллюзионист кивал: старичок был словно выточен из гранита или вылит из бронзы – не пробьешь.

– То, что вы видели, это фокус, просто фокус.

– Нет, – покачал головой старичок. – Таких фокусов не бывает, господин иллюзионист. Есть только два варианта того, что все увидели.

– И какие же?

– Либо это массовый гипноз, но ваш фокус запечатлен на камеру. Я видел вашу Клеопатру, царицу Египта…

– Я же говорил: никаких камер.

– Не я снимал, поэтому претензии не ко мне.

– Ладно, пусть будет так. Либо?

– Либо это магия чистой воды.

– Магия?

– Да, волшебство.

– Так я волшебник?

– Называйте это как хотите, но да – чудо, сотворенное с помощью запредельных сил. Потусторонних, так сказать. Того мира, который не живет по земным законам. Это старый недобрый демонический мир. Там яблоко не падает на голову Ньютону, а летит прямо вверх. Эхо произнесенного слова может носиться в эфире тысячи лет. Там покойники могут выйти из темноты и сесть с вами за один стол, чтобы разделить трапезу. Слышали о таком мире?

– Слышал. Я много о чем слышал, господин Конфуциус. И много чего видел.

– Не сомневаюсь, не сомневаюсь.

– Что вам нужно от меня? Секрет фокуса приоткрыть можно. Но секрет магии – нельзя. Для этого нужно быть посвященным. И вы должны это знать, если говорите о таких вещах.

Антон Антонович сверкнул колючими глазами:

– Но кто вас посвятил в эти тайны? Как вы делаете то, что невозможно сделать обычному человеку? – Он решил не таиться, слишком умен был его противник, чтобы играть с ним; поэтому Долгополов и взял быка за рога. – Откуда у вас такая демоническая сила? Буквально сила демиурга. Демона, знаете ли. Кто помогает вам, господин Варшавски?

Но и маг уколол его и обжег взглядом:

– Это всего лишь фокусы.

– Так я и поверил.

– А у вас есть выбор?

– Выбор всегда есть.

– Прощайте, Конфуциус, – с улыбкой кивнул иллюзионист.

Повернулся и двинулся к дверям.

– До встречи, – бросил ему в спину бодрый старичок с пышными седыми волосами и бакенбардами. – Синьор путешественник во времени!

Он успел заметить, как на пару мгновений иллюзионист задержался, словно хотел повернуться к недавнему собеседнику и что-то сказать, а может быть, сделать, но затем проследовал к дверям, открыл их и был таков.

– Путешественник во времени, – глядя на кресло библиотекаря, повторил Антон Антонович. – Вот и встретились, синьор Казанова…

С каждым такое бывает хоть однажды – мгновение решает всю твою жизнь. Это может быть образ, возникший в твоем воображении, который уже не забыть и который, подобно подсказке, поведет тебя, как поводырь слепого; случайно увиденное из окна поезда лицо, и вот уже ты на перроне и, забыв о прежнем маршруте, бежишь за своей судьбой; даже услышанная мелодия, которая решает, куда тебе идти дальше. Мелодия имеет великую силу – это чисто ангельское оружие! Шелест крыл небесных, всполохи озарений, шепот с облаков! А тут все сошлось вместе – и лицо, и мелодия, и удивительный образ, озаривший сознание и сердце.

Он лежал в пражской гостинице и смотрел в экран телевизора. У него были уже куплены билеты в Италию. Очередные гастроли. Еще одно представление, от которого будут трепетать зрители и спрашивать: «Как вам это удается, маэстро? Вы – волшебник?» И что он должен ответить на такой вопрос? Он-то знает, кто он таков. Но скажи им, сознайся, и от тебя шарахнутся, как от огня. Хватит того, что он знает сам…

Так вот, он смотрел телевизор, одну из многочисленных кабельных программ. И вдруг увидел на одной из сцен, где толком – и неясно, прекрасную девушку в белой одежде. С длинными русыми волосами, с венком на голове, она то ли плакала, то ли пела, но то, как она это делала, можно было назвать чудом. Она пела знаменитую арию Нимфы из оперы Монтеверди «Плач Ариадны» – самую пронзительную, самую печальную арию, написанную в эпоху барокко. Трое молодых людей подпевали ей сочувствующими баритонами, играли виолончель и скрипка.

Это была не просто музыка! Одна из тех мелодий, из-за которых Господь Всемогущий может однажды помиловать эту землю и род человеческий…

И вот девушка пела, взывала к возлюбленному, оставившему ее, а сердце мага и волшебника сжималось от восторга и счастья, потому что именно эти чувства испытывает человек, который однажды, после перехода по темному тоннелю длиной в долгие жизни, увидел в конце яркий луч света. Зовущее окошко! Девушка пела на итальянском, но чуткий слух мэтра определил, что в нем звучат иные нотки. Куда более северные! И он не удивился, когда прочел в титрах, что концерт проходит в далеком Санкт-Петербурге, выступает группа «Невский мадригал», а певицу зовут Анастасия Суржанская и она студентка пятого курса консерватории.

Кристофер сбросил ноги с дивана, позвонил своему антрепренеру Говарду Страйку, сказал, что последнее выступление выбило его из колеи, что он отменяет ближайшие гастроли, что Говард и ассистентки-близняшки отправляются в оплачиваемый отпуск в Венецию, плавать по каналам и наслаждаться видами, а сам он, иллюзионист Варшавски, улетает ночным рейсом в Санкт-Петербург. Просто так надо. Просто он так хочет. Просто это не обсуждается! А если кому-то что-то не нравится, то недовольных никто не держит. Да, все вот так серьезно. Наконец, и маги могут болеть, простужаться, получать воспаления легких, вывихивать ноги и ломать руки, тянуть связки. И если некий гений умеет вызывать призраков прошлого и материализовывать их в пространстве, это еще не значит, что этот же гений может вылечить за пару дней переломы костей. Чудес, как известно, не бывает. Все живут по одним законам Вселенной. Одним словом, пусть он, Говард, придумает сам что захочет. Для этого и существуют администраторы. Он, Кристофер Варшавски, ему полностью доверяет.

Уже утром он летел в Россию. В этот самый час, когда иллюзионист Варшавски смотрел в иллюминатор на июньские облака, два детектива, стар и млад, два охотника, решившие устроить на него облаву, отсыпались в одной из пражских гостиниц, накануне здорово набравшись отменным пльзенским пивом. Думать не думая, что большая рыба, выскользнув из рук, уже сделала им хвостом. Потому как старший из двух детективов получил точные сведения: «Его ждут в Риме. Аттракцион «Безумства императора Нерона».

Слова забавного старичка, брошенные в лоб, все еще звучали в ушах иллюзиониста: «Кто вас посвятил в эти тайны? Как вы делаете то, что невозможно сотворить обычному человеку? Откуда у вас такая демоническая сила? Демиурга, демона? Кто помогает вам, господин Варшавски?»

Нет, старик Конфуциус был непрост! И не просто так он пришел к нему на представление. Да еще с этим крепышом, который так и царапал его взглядом, когда он вышел из кабинета библиотекаря замка Дукс.

Глядя на перистые облака до горизонта, под гул турбин Кристофер Варшавски вспоминал, как двадцать лет назад он, пятнадцатилетний юноша, встретил ту прекрасную рыжеволосую даму с глазами удивительного изумрудного цвета. Яркого, какими бывают глаза у кошек особой породы. Вот и она была – особой. Он скучал в библиотеке: заказал редкую старинную книгу и теперь дожидался ее уже битых два часа. Книга была по оккультным наукам, но связанным с тайнами любви, в интернете ее следов не существовало, а здесь, в Праге, на родине средневековых чернокнижников, в библиотеке Академии наук, она имелась точно. Ради нее он выучил латынь!

Рыжеволосая дама в темно-синем деловом брючном костюме, подтянутая, спортивная, этакая наездница, которой не хватало только жокейской шапочки с козырьком и кнута, села рядом с ним на диванчик, закинула одну ногу на другую.

– Юность не должна грустить, – сказала она.