Она обняла его сзади, и он почувствовал это упоительное тесное прикосновение обнаженного женского тела.

– Решила быть гостеприимной хозяйкой, – под шум воды проворковала она. – И потом, не хочу надолго оставлять тебя одного, милый Кристофер.

Эти три дня пролетели одним чудесным мгновением. Широкая постель стала их убежищем. Но надо было набираться сил, и мангал во дворе ее дома почти не затухал. Она пела ему романсы под гитару, и делала это восхитительно. Да, эта роскошная женщина заслужила не только дом, но и замок, ее любовник и впрямь оказался скупердяем.

Во время часов любви он ей признался, кто таков на самом деле. Маг, волшебник, чародей.

– На меньшее я и не рассчитывала, – с улыбкой сказала Полина.

Кристофер Варшавски понимал, что спасительное течение подхватило и понесло его в другую сторону, чего он вовсе не ожидал, но так случилось. «Иногда обстоятельства и впрямь сильнее нас, смертных людей, – думал он, – и остается только подчиниться их воле…»

Полуденное солнце в этот счастливый день казалось особенно щедрым к Венеции. Забравшись на крышу маленького дворца своей дорогой гондолы, затесавшейся между сотнями других, широко расставив ноги, Джакомо Казанова смотрел вдаль, на широкий простор большой Венецианской лагуны. Там сейчас разыгрывалось великолепное ежегодное действо, символический спектакль, не менее любимый венецианцами, чем карнавал…

Потеряв Генриетту, отказавшись от нее навсегда, Джакомо Казанова не просто загрустил – впал в отчаяние. Он решил завершить свое спонтанное путешествие по Европе и вернуться домой. Компания сенатора Брагадина и двух его друзей отвлекла его, но лишь частично. Мудрые книги и сеансы магии немного излечили молодого повесу, но лишь на время. Трудно жить и думать о чем-то с разбитым сердцем. Рано или поздно ты возвращаешься к своей боли. И только поистине яркое событие и новое знакомство способны хоть как-то отвлечь тебя.

Каждый год в Венеции проходила торжественная церемония «Обручение с морем». Дож республики на своей золоченой царственной галере «Букентавр», со всей многочисленной свитой, выплывал на середину Венецианской лагуны и бросал в синие воды золотое кольцо. Официально праздник был учрежден едва ли не в тысячном году от Рождества Христова и объединен с праздником Вознесения. И с тех пор каждый год дож бросал в лагуну свой перстень с трогательными и возвышенными словами: «Мы женимся на вас, Море!» Действо символизировало владычество Венеции над Адриатикой, а заодно и над всеми другими морями, где плавали смелые первопроходцы-венецианцы.

Сотни гондол, богатых и не очень, выходили в тот день в Венецианскую лагуну. Всем хотелось посмотреть, как дож в красном одеянии под звуки труб торжественно снимает с безымянного пальца кольцо и бросает его в воду. Многие венецианцы следовали его примеру и, кому было не жалко, тоже бросали на счастье свои кольца и другие золотые и серебряные предметы в воды лагуны.

В том памятном году, забыв о прежних несчастьях, запретив себе горевать и решив жить одним днем, Джакомо Казанова тоже вышел на своей гондоле в Венецианскую лагуну. Он оделся в лучший камзол, водрузил на голову шляпу с роскошным плюмажем, вооружился шпагой. Как-никак, а он был офицером республики в отставке. Джакомо пробился через другие лодки, нашел выгодное место и среди прочих горожан, под вой труб и барабаны, бросил вслед за дожем кольцо, снятое с безымянного пальца левой руки.

С соседней лодки за ним наблюдали двое: молодой худощавый мужчина в черном камзоле и шляпе, его ровесник, и прехорошенькая девушка. Вот она-то во все глаза смотрела на красавчика Джакомо. Поймав ее взгляд, Казанова как можно торжественнее и грациознее запустил в волны свой перстенек и поклонился вслед подарку, как бы отдавая честь Венеции.

– Не жалко? – спросил его с соседней гондолы молодой мужчина.

– Немного, – ответил Джакомо, – это из фамильного наследства. Достался от матушки. Но чего не сделаешь ради любимой Венеции?

Ответ восхитил девушку и заставил улыбнуться молодого мужчину с острым и хитроватым взглядом.

– Представляете, синьор, – вкрадчиво начал незнакомец, – сколько на этом дне под нами золотых украшений? Был бы я рыбой, натаскал бы мешков десять золота.

Предложение было по душе Джакомо. Он и сам не раз задумывался о том же, особенно когда подкатывала нужда. Даже хотел нанять пару молодых босяков-рыбаков, чтобы они поныряли, но и лагуна была глубока, и, если бы об этом узнали, его самого тут же утопили бы за такое кощунство. Но прямота ровесника пришлась ему по душе, хотя и насторожила, как всегда настораживает подкупающая наглость пройдохи.

– Оставим это золото Посейдону, – высокопарно молвил Джакомо.

– Я Пьетро Капретта, – кивнул молодой мужчина. – А это моя очаровательная сестра Катерина, – указал он на спутницу.

Представился и Джакомо. Выброшенного кольца ему было совершенно не жалко, он стал его владельцем не так давно в одном из игорных домов, да еще не совсем честным образом, и так или иначе хотел от него избавиться.

– Чем вы занимаетесь, синьор Казанова? – спросил его ровесник.

Их лодки качались на волнах и время от времени задевали друг друга бортами. День был солнечный. Все благоволило Венеции обручиться с морем. Над лагуной неслась музыка – трубили трубы, где-то играли струнные. Весело смеялись венецианцы, поднимая бокалы в честь любимого праздника и во славу своей республики.

– Я люблю путешествовать, – неопределенно ответил Джакомо. – Это мое основное занятие. Но по образованию я доктор права. Учился в Падуе. А каково ваше поприще?

– Занимаюсь поставками обмундирования в армию.

– Что ж, благородное занятие, скажу это как лейтенант республики в отставке.

Все поражало в Джакомо тех, кто с ним только-только знакомился. И еще больше, когда его узнавали поближе. Ему и лгать не приходилось, только бери и пересказывай свою биографию. Оказались поражены и этот поставщик Пьетро Капретта, хоть он и старался скрыть свои чувства, и его очаровательная сестра Катерина.

– У вас, наверное, отличные связи в армии? – спросил Пьетро Капретта. – К тому же вы законник. Если хотите, можете войти в долю, – полувсерьез-полушутя заметил он, – у меня как раз есть выгодное дело на двоих.

Все бы ничего, но приемчик был хорошо известен Джакомо – так прощупывают незнакомцев, в том числе богатых простаков. Он бы прошел мимо этого Капретты, вернее, проплыл бы, но очаровательная юная Катерина, так жадно смотревшая на него, сулила ему будущее наслаждение. Он это чувствовал сердцем, плотью, умом, всем своим существом.

Они расстались по-приятельски, когда возвращались по Большому каналу, и к тому времени уже называли друг друга по имени.

Вторая встреча Казановы и Капретты с его сестрой вышла драматической и курьезной. Она бы могла оказаться и трагической, но вмешалась комедия, и все обошлось. Они сговорились встретиться, но, не доехав до условного места, карета с Пьетро и его сестрой перевернулась на мосту. Только чудом никто не сорвался в воду. Катерину спасло платье, которым она зацепилась за чугунный парапет. Она кричала и изо всех сил дрыгала ножками в смешных панталонах. А ее брата так и совсем придавило. Казанова вовремя подоспел и помог вытащить девушку и освободиться Пьетро.

С этого дня он стал ближайшим другом их семьи и зачастил к Пьетро домой. Пьетро Капретта рассорился с отцом, сбежал из дома и жил сам по себе, а сестрица Катерина приходила к нему в гости. Ей куда интереснее было проводить время со старшим братом, чем со сварливым отцом. Катерине исполнилось шестнадцать, она была удивительной красавицей, к тому же кареглазой блондинкой, редкое сочетание, и, конечно, девственницей, потому что дожидалась своего мужчину и мужа.

И этот мужчина явился ей в образе Джакомо Казановы, который очень скоро сделал Катерине предложение руки и сердца. Это был лишний повод забыть о горестях прошлой жизни. Он вдруг почувствовал, что хватит ему страдать по Генриетте, которая все больше превращалась в призрака, и пора полюбить вновь и по-настоящему. И не просто полюбить, но жениться! И он сделал Катерине предложение руки и сердца. Разумеется, девушка это предложение немедленно приняла, но вот ее отец ответил отказом. Тогда Джакомо упросил Брагадина стать их Гименеем, этаким престарелым богом любви и посланцем Афродиты. Сенатор поехал к отцу Пьетро и Катерины и тоже получил отказ, но с оговоркой. Отец намеревался определить дочь в монастырь на Мурано сроком на два года, а вот когда ей исполнится восемнадцать и с головой у нее будет получше, она может выходить за своего избранника. Если этот повеса ее дождется, конечно. Отец ни минуты не сомневался, что за эти два года такой опытный хлыщ, как Джакомо Казанова сделает еще сотню предложений руки и сердца девушкам Венеции и всей Европы.