– Правда?

– Сто процентов. Будем на «ты», хорошо?

– Отлично.

Он подошел к бару, открыл его, достал бутылку виски и плеснул себе в стакан на донышко.

– Ну не решила же она, что я привел тебя книжку почитать? Сама подумай. Или устроить тебе сеанс медитации и перемещения в пространстве и времени. – Варшавски постучал ногтем по бутылке. – Тебе выпивку не предлагаю. Пока. До того как.

– Ясно. А будет перемещение?

– Еще как будет, – кивнул он. – Только переместишься не ты, а пространство и время. – Он сел в другое кресло, напротив нее. – Они переместятся ради тебя и для тебя.

– Так это будет магия? Чудо? Волшебство?

– Самое настоящее.

– А если ты заколдуешь меня и так и оставишь заколдованной? Это возможно?

– Еще как возможно. Я знавал одного нечистого на руку психиатра, неплохо владевшего гипнозом. Маленький такой головастик, вечно сексуально озабоченный. На такого в обычном режиме модели не клюют. А у него рядом всегда были длинноногие красотки. Причем он ими распоряжался. Пойди туда, сделай то. И они бегали как дрессированные собачки. Я сразу понял, в чем тут дело: он пользовался своим искусством, лучше сказать наукой, и своим положением врача. Они приходили к нему на прием, пожаловаться, поплакать, рассказать о своих бедах, депрессиях, он начинал их лечить, заговаривал зубы, вставлял кодовые словечки, заставлял отвечать на вопросы в определенном порядке, прикладывал к голове руки, усыплял речью, то есть уводил в транс, а хуже этого нет ничего, тут уже человек становится не властен над собой, и дамочки сами не успевали заметить, как оказывались в его власти. А когда та или иная красотка ему надоедала, он расколдовывал ее, частенько устраивал скандал и отпускал с миром. А она потом прийти в себя не могла и не понимала, что она делала рядом с этим карлой, да еще служила по его указке. А он уже терзал очередную жертву.

– А откуда ты про него столько знаешь?

Кристофер рассмеялся:

– А я встретил одну из его жертв. Очаровательную богиню. Что уж тут греха таить – прельстился на ее мордашку, ножки и грудь. Правда, она сама первой подошла после моего выступления. Вот она все и рассказала об этом соблазнителе. И уточнила, что две его пациентки покончили жизнь самоубийством.

– Ого!

– Вот именно: ого. Я потом навестил его и показал ему кое-что. Пару-тройку картинок, эпизодов. Из его прошлого и будущего. После этого он оставил свою практику соблазнителя и манипулятора.

– Но что именно ты ему показал? Если не секрет, конечно?

– Для тебя не секрет. Приоткрыл на самую малость двери в ад. И сказал ему, что он там окажется, если не прекратит свои темные делишки. Прекратил. После этого его как ветром сдуло.

– Круто, пан Варшавски.

– Ну, хватит разговоров, – сказал Кристофер, отставил бокал с остатками виски и встал. – Будем работать. Да?

– Да, – кивнула Анастасия.

Она тоже хотела было встать, но он остановил ее:

– Ты сиди. Я подойду к тебе сзади. Главное, ничего не бойся и не страшись путешествия, которое тебе предстоит сделать.

– Далеко?

– Поверь мне, это будет твое самое увлекательное путешествие. И в ту самую музыкальную страну, о которой ты мечтала уже давно.

– Ты знаешь, о чем я мечтала? Как самонадеянно.

– Представь себе. О чем и о ком. Ты увидишь его уже скоро. Готова расслабиться, пани?

– Доверяюсь и расслабляюсь.

Он встал за ее спиной и поместил руки ей на голову так, что ладони легли на виски.

– Вдохни поглубже, Анастасия. А на выдохе закрой глаза.

Она выполнила.

– Хорошо. Когда почувствуешь теплоту, расслабься еще сильнее, а когда станешь подниматься и окажешься в состоянии полета, не бойся. Ничего не бойся. Просто лети! Ветер странствий сам подхватит тебя.

– Хорошо: ничего не боюсь и готова к полету. Действуй, маг и волшебник!

Все так и было, как он сказал: тепло окутало ее с головы до ног, особенно в трех чакрах, и чакры в груди и животе горели сильнее всего. А потом ее потянуло вверх, она поднялась над собой, и тут ее буквально сорвало с места; набирая скорость кометы, она понеслась вперед. «Это его кабинет в доме аптекаря, его отца, в Кремоне, – услышала она сквозь пелену. – Кабинет никак не похожий на аптекарский… – Она увидела: скрипки и виолончели висели на стенах, виолы, лютни, гитары. – И как иначе, – продолжал голос, – в этом городе родились величайшие мастера: Амати, Гварнери, а позже Страдивари, Бергонци. «Котел гениев!» – так назовут этот город. Они словно сговорились, эти волшебники, чьи сердца и руки создавали шедевры – лучшие музыкальные инструменты мира. И тут родился он – еще один гений. Тут он постигал истины гармонии, законы музыки, тут прислушивался к звукам Вселенной, которые с раннего детства уже касались его слуха и несравненного сердца…»

Молодой человек в черном камзоле с белым отложным воротником что-то воодушевленно писал на листах бумаги. Это были нотные листы! Он записывал скорописью, было видно, что прилив вдохновения гонит его вперед, что музы так и парят над ним, задевая его голову и лицо крыльями, щебечут и шепчут подсказки. Анастасия хорошо знала, кто перед ней – это был двадцатилетний Клаудио Монтеверди, она по многочисленным портретам знала его лицо, и молодое, и зрелое, и старое; сейчас он сочинял новое произведение, возможно, очередной любовный мадригал или мотет для многоголосого исполнения, именно этими композициями он прославился в первый период своей жизни.

«Клаудио!» – не удержалась и позвала она.

И он обернулся на ее голос – и дух перехватило у Анастасии, потому что их глаза встретились, взгляды между вселенными и временами пересеклись. А потом налетел вихрь, захватил кабинет, сорвал инструменты, закружил нотные листы и все унес прочь, но на этом месте она увидела другое. Это уже была не Кремона, а Мантуя, и Монтеверди вдохновенно руководил огромным хором при дворе герцога Винченцо Гонзаги. А поодаль, у колонны, стояла очень красивая молодая женщина в пышном платье, слушала хор, и слезы текли по ее щекам. Анастасия знала, как ее зовут: это была Клаудия Каттанео, придворная певица, солистка Мантуанской оперы. А потом было венчание: к Монтеверди подвели его невесту, Клаудию, перед алтарем им возложили на головы короны и объявили мужем и женой. Как же они были счастливы! И вот уже Клаудия плакала и убивалась от горя, потому что, знала Анастасия, она рожала одного ребеночка великому композитору за другим, но они умирали, не прожив и нескольких лет, и это горе разбило сердце Монтеверди. А потом и убило его прекрасную жену Клаудию, она просто не перенесла смертей своих деток. И после этого постаревший гений раннего оперного искусства, написавший сотни произведений и не нашедший в себе сил оставаться в Мантуе, уехал по приглашению дожа Венеции в республику на островах, на должность капельмейстера собора Сан-Марко. К тому времени он уже принял постриг. Какие оперы вышли из-под его пера – «Возвращение Улисса», «Коронация Поппеи», но целиком без остатка отдаст он свое сердце опере «Ариадна». Он будет сидеть у клавесина, и сочинять эту пронзительную мелодию, и, не умея сдержать слезы горя, плакать, как сейчас его Ариадна, брошенная возлюбленным. Он тоже был брошен, но иначе, он тоже потерял своих родных и близких, его оставили на земле одного, чтобы он и дальше, до самой смерти, ловил эти отзвуки Вселенной и переносил их на нотные листы. Его волосы уже были седы, руки не так верны, как прежде, но он писал карандашом ноты, торопился не успеть, забыть что-то, упустить.

«Клаудио, я плачу вместе с тобой!» – сама со слезами на глазах прошептала Анастасия.

И вновь он оглянулся на нее – и опять взгляды их встретились. Пусть слабо, но он улыбнулся ей. Это было словно напутствие через века. В эти самые мгновения и налетел вихрь, схватил нотные листы и унес их прочь. И только несколько из них остались под рукой композитора на столе. Анастасия уже знала, что это. Ее сокровище! Выстраданное ею, прожитое, ранившее ее когда-то еще юное сердце. Опера «Ариадна» канет в Лету, пропадет для человечества, от нее останется только одна партия – «Плач Ариадны». А потом она услышит колокольный звон – это будут бить колокола на Сан-Марко, провожая в последний путь великого итальянца, прах которого похоронят в венецианской церкви Славы Святой Девы Марии братьев францисканцев.