Джакомо становился своим в этой семейной компании. А когда он рассказал о своей «неаполитанской одиссее», как нашел с аристократом-однофамильцем общего родственника из пятнадцатого века, флотоводца Теодоро Казанову, то поднял свои ставки до небес. Ну а когда он предложил «фамильную» перламутровую табакерку в качестве подарка синьоре Лукреции (жаль было презента неаполитанской герцогини Маталона, но чего не сделаешь ради любви!), чтобы спутница никогда не забывала о его компании, тут уже все семейство растаяло. Адвокат даже поблагодарил Бога за то, что Тот послал им такого интересного и щедрого собеседника и, возможно, истинного друга. Двое суток пути бесконечно сблизили путешественников.

Но если поначалу юный галантный спутник просто пришелся по вкусу синьоре Лукреции, то потом все стало меняться на глазах. Между ними будто образовалась тончайшая невидимая связь, разорвать которую уже никто бы не смог. Джакомо понял, что он желанен. Оставалось только проверить его догадку.

Во время очередной ночевки случилась смешная нелепость. На улице бранились солдаты, стучали в двери гостиницы, адвокат вышел в коридор, чтобы посмотреть, чего им ждать, и попросил Джакомо успокоить женщин. Джакомо с радостью выполнил поручение, присел к дамам на кровать, в темноте ища руки Лукреции. Правда, поначалу он нащупал руки Анджелики, и та вскрикнула и вырвалась. Но мудрая Лукреция все поняла. А потом случилось так, что дверь за адвокатом захлопнулась, и основательно, и попасть в комнату тому оказалось затруднительно. Теперь уже он барабанил в дверь. Все трое в темноте столпились у дверей, пытаясь ее открыть, и тут рука Джакомо нашла то, что искала, – легла на талию Лукреции, одетой в ночную рубашку, и легла чересчур нежно, а затем и ниже и со всем жаром юности, и она не убрала ее. Обоим стало ясно: это сигнал к действию. Нужно было только найти время и место…

И вот наконец они в Риме. Семейство адвоката оставляет Джакомо адрес, где они остановились, и они прощаются.

Рекомендательные письма сделали свое дело: Казанову благословил сам папа римский, а могущественный кардинал Аквавиве взял его к себе на службу секретарем с отличной зарплатой. Жить и столоваться он должен был во дворце у кардинала. Еще одно небо в алмазах для прыткого молодого человека!

Но все это было ничто в сравнении с Лукрецией! Долго ждать встречи с предметом любви и страсти терпения в себе он не нашел. Такова юность! И в один из вечеров Джакомо ветерком понесся в дом к Лукреции де Валатти. За ужином адвокат пошутил, что юный аббат влюбился в его жену. Отчего-то эта мысль вызвала у весельчака смех. И напрасно. Джакомо пообещал, что посвятит его супруге оду, адвокат сказал: будем ждать! Всю ночь Джакомо корпел над произведением и утром отослал его семейству. А скоро получил приглашение съездить с ними за город, прокатиться по живописным окрестностям Рима. В Тестаччо их дожидались жених Анджелики и его семья. Но зачем им понадобился в компании юный аббат? По дороге адвокат опять забавлялся, сказав Джакомо с глазу на глаз, что жена выучила его оду наизусть. Для юного пиита это была отличная новость! Она только приближала его к цели.

Много раз они пересаживались из одной кареты в другую, меняясь местами, пока совершенно случайно, а может быть, и не только, аббат оказался вместе с Лукрецией.

– Я ждал этого, ждал с первой нашей встречи, – горячо проговорил Джакомо. – Вы – мой идеал…

– Я сделала все, чтобы привезти вас сюда, милый мой, и наконец остаться наедине с вами. Идите же ко мне…

Казанова десятилетия спустя вспомнит эти счастливые и горькие минуты в экипаже.

Да, они не тратили слов! Но дорога вместе была такой короткой! Пылкие объятия, готовность женщины отдаться ему даже несмотря на то, что кругом – за границами этого крохотного мирка на колесах, сосредоточенного в темной карете с задернутыми шторами, – ее муж и родня. Но получить то, чего они так страстно желали оба, они не успели. В самый важный для любовников момент послышались крики, и караванчик карет стал замедлять ход.

Только Джакомо не был готов остановиться – его благоразумие просто испарилось, – это сделала она. Лукреция все горячее шептала ему на ухо:

– Хватит, хватит же! – А потом гневно оттолкнула его: – Перестаньте, Джакомо!

Он, в сущности еще мальчишка, свободный в своем выборе, готовый кинуться в первый накативший любовный шторм, кому не от кого было бежать и прятаться, разве что от разгневанных рогатых мужей, сразу не понял ее. Молодой соблазнитель все еще был в плену своего желания.

Лукреция с отчаянием посмотрела ему в глаза:

– Вы сошли с ума!

– Да, сошел, – честно признался он возлюбленной.

Только тут он опомнился и отстранился от нее, сердце его бешено колотилось.

– Боже, как мы несчастны! – горячо прошептала она.

Это был крик ее души – замужней женщины, влюбившейся в другого и готовой изменить мужу.

– Приведите себя в порядок, Джакомо, немедленно, – оправляя платье, торопливо сказала она. – Мы приехали…

Они сидели друг против друга, сжавшись, как нашкодившие подростки, когда карета остановилась и слуга почтительно открыл перед ними дверцу и замер в легком поклоне.

Дома Джакомо бросился в постель и застонал, сжимая в кулаках подушку, утопив в ней лицо. Слишком коротким было расстояние между Тестаччо и Римом! Неутоленная страсть разрывала его на части. Мысли о Лукреции сжигали его живьем. Так шли часы. А потом он забылся сном…

Джакомо проснулся в середине ночи и ясно почувствовал, что он в комнате не один. Он огляделся – никого. Громко цокали часы на стене. И тогда неясное предчувствие заставило его взглянуть на зеркало в дальнем углу. Нечто живое и манящее было там! Он сбросил ноги с постели и осторожно подошел к нему. И тотчас оцепенел. Перед ним стояла Лукреция – там, в отражении! Но стояла обнаженной, какой он представлял ее каждый день и час. Какой вожделел ежесекундно…

– Откуда ты здесь? – задал он вопрос, уже понимая, что спрашивает глупость.

Ее не могло быть ни здесь, ни в этом зеркале. Он просто спал – это был сон! Очень явственный сон, где можно все потрогать, почувствовать запахи и услышать звуки.

– Ты же такой хотел увидеть меня?

– Да! – горячо ответил он.

Она улыбнулась его искренности.

– Ты не узнаешь меня, Джакомо?

– О чем ты?

– Вот о чем…

Ее изображение дрогнуло и стало меняться. И вот уже это была не Лукреция, а та самая Прекрасная Дама, что однажды спасла его и уже являлась ему. Конечно же, она могла приобретать любые черты, какие захочет. Она взяла образ той, что была ему сейчас нужнее всех остальных.

– Узнаю, – ответил он. – Но зачем вы здесь?

Он спрашивал это, а сам жадно оглядывал ее с головы до ног – она была самим совершенством. Ее рыжие волосы были убраны в тугой греческий узел на темени, завитки шли от ушей. На тонкой золотой цепи между острыми торчащими грудями сверкало все то же украшение – золотой ключ со змеей. Браслеты, кольца, тонкая золотая нить через живот чуть выше пупка. Все в ней было вызывающе обольстительно!

– Когда-то я не успела рассказать мальчугану, у которого шла носом кровь, все, что хотела. Да и какой был смысл делиться с ребенком? Но ты уже расправил крылья, Джакомо. Ты уже стал понимать, что нет ничего важнее в этой жизни, чем притяжение между мужчиной и женщиной. Это притяжение дало жизнь земному миру. – Она приблизилась к незримой преграде и неотрывно смотрела ему в глаза. Как же он был очарован этим взглядом! А еще ее близостью!.. – Когда-то меня оскорбили! Да, посчитали недостойной стать первой матерью в этом мире, я была слишком чрезмерной, на их взгляд, и меня отвергли, выставили за дверь, предпочли мне другую; но я – именно я! – подарила миру иное – не первое дитя, но страсть и боль, разочарование, все муки ада, через которые проходят влюбленные. – Ее глаза светились ярким изумрудно-золотистым светом, и все сильнее. – И без чего жизнь человека стала бы скучна. Этой школы не проходят те, кто обручаются юными в церкви, живут долго и счастливо и умирают в один день, – усмехнулась она. – Большинству уготованы сладострастие и мука, рев души и скорбь плоти! О, этот зов плоти! От которого смертные сходят с ума. И все это в полной мере я уже подарила тебе. Остается только взять.