– Кошмар, – буркнул Гардио, стараясь не смотреть на мостки и липу, на которой уже готовили петлю. – Это варварство. За убийство по страсти отнимать жизнь у преступника, который раскаялся и даже не пытался бежать.
– Он убил свою жену, – заметил Атос в своей обычной немногословной манере. – Родного и близкого человека, доверявшего ему. По-моему, все просто – смерть за смерть. Весьма справедливо.
Они стояли слева и справа от меня – один был жесток, а другой хотел милосердия. Я на секунду почувствовала себя душой, за которую борются демон и ангел. Правда, мои друзья не боролись и вообще вряд ли обращали на меня внимание. Именно поэтому я должна была что-то сказать. А мне так хотелось походить на Атоса.
– Убить самого близкого человека, не ждущего удара, – подло. Он заслужил смерть.
Во взгляде, который кинул на меня Атос, почему-то читалось не одобрение, а скорее тревога. Но я не обратила на это внимание и во все глаза разглядывала деревенских жителей. За толпой в отдалении от нас стояла весьма странная пара. Женщина с маленьким мальчиком, державшим ее юбку. Сомнений не было: они оба были с Заокраины.
Бывшее государство, располагающееся за Краем, откуда прибыл Атос, было уничтожено каким-то магическим взрывом многие годы назад. Вот так, за одну ночь. Его народ раскидало по соседним странам, но без дома и без надежды его обрести эти люди быстро стали изгоями. От взрыва образовалось магическое облако, которое накрыло целый народ, наделив их талантом: предсказывать, гадать, создавать амулеты и привороты. Но ни в Королевстве, ни в приграничных государствах никто не любил магию. У нас были свои Поглощающие и Слепящие (так иногда именовали Сияющих, а в отдаленных глухих уголках их звали и вовсе Ослепляющими), и мы не доверяли мистическим искусствам – обычно они вели к смерти.
Внешность заокраинцев (или «ока» как стали называть их после уничтожения страны) была также весьма непривычной для наших земель. Если люди из Края часто, как Атос, обладали пепельной шевелюрой и смуглой кожей, то ока словно умножали эту внешность в десять раз. Эта была южная нация с шоколадной глянцевой кожей и абсолютно белыми волосами.
Женщина и мальчик были лучшими представителями ока, словно срисованные из книг, которые я читала. Одетые в национальные одежды, пестрящие яркими цветами и множеством слоев, обвешанные с ног до головы амулетами, бусами, браслетами и кольцами, – они смотрелись дико в этой горной деревне, словно попугаи среди серых воробьев.
Женщина была уже немолода, но все еще статна и привлекательна. Мальчику было лет пять, а может, и того меньше. Он держался за юбку женщины, словно малыш. Мать и сын ока в таком месте? Взгляды их были прикованы к одной точке. Внезапно послышался резкий хруст.
Я против воли повернула голову и тут же пожалела об этом. Убийца уже качался под липой на короткой пеньковой веревке. Обошлось без длительных мучений – когда его столкнули с помоста, он повис, а петля сломала шею. Зрелище было неприятным и в чем-то неправильным. Я, разозлившись на себя, снова посмотрела на ока, но те уже были довольно далеко от места казни. Женщина с мальчиком направлялись к выходу из деревни, тому, через который мы должны были пройти после отдыха и ужина.
У липы задержался только один селянин. Я не поверила своим глазам, но он покупал кятку, которой убийца совершил свое преступление. Он уверял старосту-судью, что инструмент еще неплох – и послужит ему. Я лишь покачала головой: у горцев, видимо, совершенно другие понятия о смерти. Мне пришлось догонять Атоса и Гардио, уже нашедших нам кров на ближайшие часы.
* * *
Старосты в горных селениях звались главоочами. Именно в дом местного главооча мы и направились вместе с его пухлой и жизнерадостной женой, пожелавшей «захватить интересных путников» именно для своего стола.
Она рассадила нас и начала заставлять глиняными блюдцами и горшками грубую столешницу, покрытую льняной скатертью. Как по волшебству перед нами возникли суп из житицы, мясное рагу с горным водянистым картофелем, пирожки, жаренные в виноградных листьях, и много ароматного чая с лавандовым цветом и медом для сладости. Сам хозяин дома вошел чуть позже, вздыхая:
– Теперь он будет там до утра болтаться. Убрали бы и раньше, да ведь нельзя! Традиция.
Жена, и без того носившаяся по дому, словно ураган, мигом подлетела к мужу и перехватила у него шерстяной тулуп, погладила по плешивой голове и подтолкнула к столу. И все это в одно движение. Будь она мечницей, а не домохозяйкой, у меня не было бы ни одного шанса против такой скорости.
– Ну что ж, пусть висит, – печально сказала она, раскладывая ложки. – Утром похороним в святой земле, и пусть что грешник. Свое уже отмучился.
– Святая? – заинтересовано протянул Гардио, уже набивший сытным рагу обе щеки. – А кому поклоняются у вас в деревне?
– Дай подумать. – Староста присел. – Кашми-хлебопашцу, Ириде-ткачихе, да и пара идиотов – горным баранам.
Его жена осуждающе громко поставила перед ним плошку:
– Ну и что, что баранам? Люди-то хорошие. Не бродяги какие-нибудь.
– Ах, оставь…
– Таким людям нельзя позволять даже проходить через нашу деревню! Не то что покупать хлеб, Гейбо.
– Вы об ока? – вдруг догадалась я.
– Моя жена, Сикфа, чересчур болтлива и остра на язык. – Староста шикнул на супругу. – Я держусь тех взглядов, что, коли без воровства и убийства – так все люди неплохи. А ока даже стоит пожалеть – уж сколько столетий мотаются по чужим землям.
– Они отрабатывают проклятие, которое на себя навлекли их деды и прадеды.
Резкий голос справа чуть не заставил меня подпрыгнуть. Атос, в общем и целом не любивший застольных бесед, редко вставлял слово. Но теперь он ответил с тихой, едва сдерживаемой яростью. Жена главооча закивала:
– Молодой рыцарь прав. Они прокляты, и в том только их вина. Нельзя пытать природу магией и не ждать ответного удара.
Но Атос словно не слышал ее слов. Он продолжил:
– Из-за внешнего сходства с крайнийцами нас часто путают. Считают, что раз мы из соседних стран, то мы тоже неучи, воры и голодранцы. Такое родство выставляет нас не в лучшем свете.
– Ах, душечка! – Хозяйка, подлетев к Атосу, неожиданно потрепала его по щеке, да так, что мой друг смутился и покраснел. – Ну, кто же вас спутает? Вы не похожи совсем! Край – развитая страна, я слышала, у вас даже строится университет – куда уж выше. Вы совсем не родня ока!
Атос заулыбался, и обстановка за столом чуть разрядилась.
Я меланхолично жевала, уставившись на огонь в очаге. Он напоминал мне прошлые дни и костер Кэрка. А староста был, видимо, славным человеком.
– Вы не могли бы рассказать сказку или предание?
– Сказку? – Гардио выглядел удивленным. А вот Атос, кажется, понял мою просьбу. В его радостной улыбке появилась нотка ностальгической грусти.
– Что-то вроде местного предания? – Главооч пожевал губами. – Вы, путешественники, всегда так любите наши местные байки. Что ж, я, пожалуй, могу кое-что рассказать.
Сказание Гейбо:***Выбор беспутного Малута
Вы сегодня стали свидетелями не самого радостного события в нашей деревне. Да, такое случается и у нас тоже: люди воруют, дерутся, спиваются, а иногда и убивают. Но каждый человек в своей жизни делает выбор: стать злым или нет. И я хотел бы рассказать вам сказание из нашей местности о трудности выбора.
В нашей деревне, во всяком случае, по словам старожилов, жил когда-то парень Малут. Он был здоровенный детина и мог бы быть гордостью своих родителей, если бы не одно «но». Парень просто не мог принимать какие бы то ни было решения. От совсем простых до самых важных.
Он хотел бы жениться, но не знал, кого выбрать: хохотушку Рыжую Битси или же серьезную Тайлу. Он хотел работать в поле, но не мог решить, что ему засевать: житицу или горный овес. Он хотел перемен, но не знал, ехать ему в город или подниматься еще выше в горы и обзаводиться собственным хозяйством.
За каждым выбором Малут видел только возможность ошибки, и она страшила его. Он размышлял: «А что, если я выберу не то, ведь я же буду грустен и недоволен. Лучше тогда вообще не выбирать». Но жизнь текла, и Малут начал понимать, что в его рассуждениях правды мало. Сверстники переженились и завели детей, у всех процветали поля и огороды. В конце концов наш герой получил в своей деревне прозвище – беспутный Малут. И прилипло оно к нему так, что все – от детей до стариков – называли его только так.
Тогда Малут решил, что единственная, кто поможет ему – это богиня местного родника Калалады. Ведь если не под силу богине заставить его делать выбор, то никто уже не поможет. И Малут отправился в путь.
А надо сказать, родник Калалады находится высоко в горах, и дорога туда довольно сложная. Кусты так и норовят столкнуть с тропы, камни осыпаются на горных переходах, и земля уходит из-под ног. Много страху натерпелся Малут, но все твердил себе: «Нельзя же вечно быть беспутным! Уж богиня-то мне поможет». Он перебирался над пропастью по веревке, перепрыгивал расщелины, и двигало им лишь желание получить помощь богини.
Наконец Малут достиг родника, над которым, склоняясь и любуясь на свое отражение, проводила дни вечно юная богиня Калалада.
– Богиня! – срывающимся голосом вскричал Малут. – Я больше не могу так жить – никак я не могу сделать выбор, все мне кажется, что последствия меня погубят. Дай мне своей божественной силы, чтобы делать выбор и не бояться.
Но богиня лишь нахмурилась:
– Ты, беспутный Малут, шел ко мне через овраги, кручины, горы и расщелины. Каждый раз ты знал – оступишься и упадешь, разобьешься насмерть. Но каждый раз, чтобы дойти до меня, ты делал выбор идти дальше, вперед. Твое желание увидеть меня было так сильно, что ты делал выбор не думая – плохо или хорошо тебе будет. Как тело твое дышит – выбирая вдох и выдох, так и ты, сильно желая чего-то, – выбираешь сердцем. Так чего же ты хочешь от меня, Малут?
И парень пристыженно опустил голову:
– Спасибо, богиня. Все, что я желал – то получил.
И Малут направился обратно в деревню. Страх перед выбором отступил, да и был ли он когда-то? Малут сделал предложение Битси, и через месяц начал возделывать рощу дикого винограда. Виноград вышел совсем плох, но Малут больше не боялся – он просто снова сделал выбор и засеял житицу. Вот она уродилась на славу.
В нашем селе мы помним Малута, потому что постоянно делаем выбор, который и определяет наше будущее. Но каким бы оно ни было, чтобы оно наступило, выбор надо делать, и бояться его не стоит.
