– Проще простого! – заключил Северьян, когда Саша принял вертикальное положение.

– Больно, – пожаловался тот, так и норовя снова завалиться на бок. – Спину больно. Посмотри, что там.

Его рук он так и не отпустил, зато сложился пополам, чтобы Северьяну удобнее было смотреть. Он ничего не увидел, спина и спина, затем перевел взгляд на то место, где она только что была…

– Спина и спина. Все в порядке. Ты просто неудобно лежал, наверное.

Из земли, хорошо заметный в примятой траве, торчал десятисантиметровый штырь арматуры.

– У меня часто что-то болит, – сказал Саша. – Но такого еще было.

– Ты только не спи, ладно? – Увиденное словно придало ему сил. Северьян присел перед Сашей на корточки, подставляя спину, закинул его руки себе на плечи и даже сумел привстать. – Я дотащу тебя до склона, – рассуждал он скорее с самим собой. – Там невысоко, я в первый раз запросто выбрался. Немного полежишь, отдохнешь, а я поднимусь и помогу тебе сверху. Готов?

– Спина, – повторил Саша. Держался он молодцом – Северьян на его месте орал бы от боли.

– Потерпи. Я сейчас.

Цепляясь за траву, он вскарабкался наверх. Поставил на колеса Сашино кресло – просто удивительно, что он вообще сюда доехал при полном отсутствии дороги, – снова лег и уперся рукой в землю. Глаза немного привыкли к темноте – Сашу он видел отчетливо.

– Руку давай!

Плохая была идея. Это не Северьян его вытащит, а Саша потянет Северьяна обратно, и все придется начинать заново. В голове мелькнула мысль, что он мог бы забрать Сашу в полупуть, как поступал с детьми этот его спятивший Паяц, – секундное дело, он все равно уже не жилец. У него в спине дыра глубиной десять сантиметров. Он собирается прыгнуть в реку.

– Я должен был умереть, – сказал Саша. – Там, на острове. В пять лет. Всем стало бы лучше.

– Заткнись. – Злой как черт, Северьян спустился обратно и снова закинул его руки себе на шею. Предупредил: – Если задушишь – убью! – и полез наверх.

Нужно было отдать должное «конверсам» – они не скользили и отлично сцеплялись с поверхностью склона.

– Что изменилось? – спросил он, чтобы не молчать.

– А?

Твою мать! Каждое слово и так давалось с трудом. Еще фраза, и у него лопнули бы глаза.

– Сакреация. Почему передумал?

– Мама, – сказал Саша и надолго замолчал. Северьян было подумал, что он умер, но руки, обхватывающие плечи, оставались горячими, и дыхание на шее не прерывалось. – Мама, – повторил он. – Я люблю ее… Все равно.

– Все равно?

– Да.

– Она умерла.

– Я знаю. – Он и сам был близок к смерти.

– Но я не хотел бы остаться без нее. Каждый из этих дней…

– Ты там плачешь, что ли? – почувствовав сырость, возмутился Северьян.

– Я не плачу. Из моей спины что-то течет.

– Ничего не течет из твоей спины, уймись. Какой была твоя мама?

– Моей.

– Понимаю, – выдавил Северьян. – А глумиться-то зачем?

– Чего?

– Листовки родителям. Это что вообще было?

– Это Паяц. Он придумал. Чтобы проверить, кто их узнает и купит.

– Я б на их месте давно нашел тебя, разрубил на куски, сварил бы себе суп и сожрал его под рюмку водки, – сказал Северьян и подавился словами.

Наверху ему показалось, что пальцы на руках остались без ногтей, а легкие – без кислорода. Сгрузив Сашу в кресло-каталку, Северьян опустился на колени, чтобы отдышаться.

– Может, ну ее, эту реку?..

Он вытер пот и обернулся: Саша смотрел на него, склонив кудрявую голову к плечу.

– Джеронимо![17]

– Да ладно. – Северьян взялся саднящими ладонями за ручки кресла. – Ты смотрел, что ли?

– У меня было много времени. Я написал дневник. Он у Люс. Забери его.

– Заберу.

– У меня дисграфия.

– Все равно заберу.

– Мне нехорошо. Нужно идти скорее.

Они приближались к реке. Северьян уже слышал ее, чувствовал запах воды. За пролеском началась песчаная коса, и колеса инвалидного кресла мгновенно увязли.

– Причал, – сказал Саша и указал рукой в темноту. – Там есть причал, он идет по наклонной в воде. Я проверял – там глубоко. Доставь меня туда.

– Не доедем. – Северьян попытался продвинуться вперед еще хотя бы на сантиметр, но ничего не получилось. – Мне придется оставить тебя здесь. Перенести кресло, а потом тебя.

– Если бы я знал, что ты такой, то давно бы нашел тебя сам.

– Какой такой?

– Надежный.

– Только не спи, – предупредил Северьян, сгружая его на песок. – Если уснешь, я – надежный покойник.

Саша терял сознание. Стоило только отойти, и вместо этого доброго и обреченного парня здесь будет скакать его альтер-эго в шутовском наряде, и еще неизвестно, кто посмеется последним.

– Не спи! – крикнул Северьян и попытался влепить ему пощечину, но рука натолкнулась на невидимую стену имени Северовой непорочности. Саша посмотрел на него соловым взглядом будущего мертвеца. – Как их звали? Ну? Называй имена.

– Снежана…

– Громче!

– Снежана – Слоня.

Он схватил кресло и потащил его к дамбе. Чертово кресло. К чертовой дамбе.

– Лиза – Птича, Кира – Козароза, Боря – Мыш…

– Не слышу!

– Женя – Китти… Дилсуз…

Дамба действительно шла под уклон. Тормоз. Здесь должен быть тормоз. Да, вот так. Подожди немного.

– Дилсуз – Сплюшка! Миша, мистер Зай… Детки мои… Маленькие…

Обратно он вернулся в два прыжка.

– Мамочка.

Прежде, чем поднять Сашу на плечи, Северьян хорошенько его встряхнул.

– Ты идешь к ней! – заорал он. – Прямо сейчас идешь к ней!

– Иду, – согласился Саша. – На, возьми. – В ладони Северьяна оказалось что-то, напоминавшее скомканный носок. Он бегло взглянул на него и спрятал в задний карман джинсов.

Они оба шли к ней, скрытой под черной водой, и чертов Паяц бесновался на изнанке города, но не мог им помешать – ни Северьяну, когда он сажал Сашу в кресло и отпускал тормоза, ни Саше, когда он шел в разгон по причалу в трясущемся кресле, но потерял сознание чуть раньше, чем рухнул в воду. Оставшийся на берегу Северьян успел заметить, как в брызгах воды мечется на краю дощатого настила тщедушная фигурка в клоунском наряде, но вода уже заполняла Сашины легкие подобно тому, как петля совсем недавно пережимала его собственное горло, и ничего нельзя было изменить, да, ничего нельзя было изменить.

К дому девушки по имени Люс он вышел через полупуть. К счастью, она не бродила по лесу и не лежала, распростершись на кровати в одном исподнем. Северьян застал ее в сенях, где была обустроена летняя кухня. Изба-пятистенок – он частенько в таких бывал. Внутри обязательно отыщется русская печь, а потолок настолько низок, что хочется пригнуть голову, чтобы не впилиться макушкой в люстру или потолочную балку.

Входная дверь была открыта настежь, от улицы сени отделяла только москитная сетка – судя по всему, недобрых гостей здесь не боялись.

Люс сидела за покрытым клеенкой столом, повернувшись к входу спиной. Не желая ее пугать, Северьян дважды постучал в дверной косяк.

– Дядь Толь, я же сказала, что нам ничего не надо.

Он кашлянул. Заподозрив неладное, Люс наконец обернулась и вскочила с места.

Без своей шутовской раскраски она выглядела гораздо младше. Совсем девчонка с круглым лицом и полными губами. Встретил бы на улице – не узнал.

– Это ты, – сказала она и отчего-то попятилась. В том, что в его руке нет топора, Северьян был уверен.

– Я.

– А где Саша?

И снова он услышал ходики, такие же громкие, как в доме Ван-Вана. Секунда за секундой, удар за ударом – прямо в темя.

– Он умер.

Она не моргая смотрела ниже его лица – то ли на плечо, то ли за спину.

– Кровь. Кровь! Убийца! – взвизгнула она по-бабьи пронзительно. – Где он? Помогите! Убийца!

На то, чтобы скрутить ее и зажать ладонью рот, понадобилось не больше пяти оглушительных тиков секундной стрелки.