И еще ей было отчаянно жаль Шанну. Забавную Шанну, ершистую с виду, но так желающую всем угодить. Она ведь и правда верит, что чертова дыра с луковой вонью и общей кухней может быть домом. Что магазинные пельмени – это домашняя еда, а мутный парень с двумя душами заменит ей семью. Улыбается, шутит. Каждую ночь не спит, чтобы у Антона Князева был шанс проснуться.

И от этой темы глаза защипало…

Ника шмыгнула носом. Еще раз. И еще.

Запрокинула голову, чтобы слезы затекли обратно. Наверху бескрайним шерстяным одеялом темнело осеннее небо.

– Ник, Ника-а…

Ой, нет. Когда утешают, только хуже становится. Сейчас снова извиняться начнет. А она – плакать.

Но Шанна не начала.

– Ты это… На Тоху не очень обижайся, ладно? Есть у него такой пунктик. Фобия. Что из-за Игни кто-то пострадает, а отвечать придется ему.

Ника молчала, только сопела громко. Мало ли, какие у кого пунктики! Что, теперь на людей из-за этого кидаться?

– Он не зря боится. Один раз так и случилось. Игни чуть не покалечил живого человека.

– Я… н-не знала. Ничего себе, – всхлипнула Ника. Слезы удалось унять, а вот с голосом пока не совладала.

– Тоха после этого много времени потратил, чтобы хоть как-то его приструнить. – Шанна присела рядом. – Игни долго не принимал то, что с ним произошло. Бесился. Ненавидел всех вокруг. Себя. Тоху. Живых. Есми. Вообще всех. Он и сейчас-то не подарок. А в тот раз просто совпало. То ли кто-то не так на него посмотрел, то ли замечание сделал… Игни слетел с катушек. Силу не рассчитал или нарочно – не знаю, врать не буду. Ты же видела, как это происходит. С Есми. А теперь поставь против Игни обычного, не слишком трезвого дядьку. Хардкор?

– Ну, – согласилась Ника.

– Тоха жил тогда в очень маленьком городе, – продолжала Шанна. – Его быстро вычислили. Пришли к родителям. Те попадали на колени. Умоляли мужика пострадавшего забрать заявление, кучу денег ему заплатили. Мол, сын их несчастный с головой не дружит. В психушке полеживает, справка есть… Дурачок якобы, что с него взять.

Она помолчала, глядя в черноту за кованой оградой, где вниз, к реке, круто уходил склон набережной.

– А чтобы это не повторилось, Тоха вынужден и за собой следить, и за Игни тоже, – договорила Шанна минуту спустя. – Его Наставник научил. Сказал, что Тохе нельзя… м-м… спать с девушками. Нельзя терять контроль. Иначе все полетит к чертям.

Ника вскинула удивленные глаза на свою собеседницу. Ничего себе порядочки!

– Вот и я так же ресницами хлопала, когда узнала, – усмехнулась та. – А теперь подумай, стоит ли на него дуться. Или фиг бы с ним. Покричали – разбежались. Завтра будет новый день…

Приближающийся гул мотора. Яркий свет в лицо.

Сбросил скорость, подкатил к обочине. Резкий запах полыни. Как в прошлый раз – за версту.

Тащит две спортивные сумки.

– Должна же от него быть хоть какая-то польза! – весьма точно изобразил Игни недовольный тон Шанны. Бросил вещи из общаги прямо перед дверью. Сверху положил набитый продуктами пакет из супермаркета. Не тот, который сгоряча выбросил Антон, но похожий. Пояснил с издевкой: – Подарок тебе. Хоть и не заслужила.

Потом повернулся к оторопевшей Нике.

– Готова? Идем?

В самом начале этой же улицы стояла бывшая гостиница «Россия» – огромное пустующее здание, которое Ника помнила действующим. Несколько лет назад, когда его еще пытались реставрировать, под фундаментом нашли сотни человеческих останков. В городской газете писали, что они могут быть наследием погоста, который был здесь до строительства. И что, вроде бы, кости до сих пор лежат там, внутри, в обычных коробках. Места на кладбище им так и не нашлось.

Именно из брошенной гостиницы похитили Настю Ткачук. Глазастую Настю. И сейчас Игни предлагал Нике отправиться туда вместе.

Она оглянулась на Шанну. Та неопределенно пожала плечами: тебе решать.

– Готова, – подтвердила Ника. Встала рядом с Игни, посмотрела на него снизу вверх и добавила: – Идем.

Она стояла в коридоре. Невысокая. Мальчишеская фигурка. По левую руку – обшарпанные двери. Много дверей. Запертые, приоткрытые, распахнутые настежь. По правую – арочные окна галереи и пустые цветочные горшки.

Ника ее узнала. Даже со спины. И обрадовалась: надо же, как удачно вышло! Зайти сюда и сразу встретить Настю. Короткие светлые волосы, джинсы, зеленая куртка. Почему-то без обуви… Стоит босыми ногами на вытертом паркете. Плавно разводит руки в стороны. Вороны… Откуда здесь столько ворон?

Повинуясь приглашению, со всех сторон к ней слетаются черные птицы. Девушка стряхивает их одним небрежным движением, и вороны взмывают под потолок. Облепили две рожковые люстры без плафонов. Изредка хлопают крыльями, а так – тишина.

По-прежнему не оборачиваясь, Настя манит кого-то из глубины коридора.

Хорошо, что Ника была подготовлена предыдущей встречей с Есми. Даже не дернулась. Да и эти оказались не такими жуткими как утопленник. Бледные, тощие. Лиц почти не различить. Рук, ног, одежды – тоже.

Зато их много. Десять? Двадцать?

– Давно здесь торчат, – пояснил Игни приглушенно. – Лет… двести, может, больше. Это не все. Внизу еще есть. Их кости до сих пор в подвалах лежат. Есми устали. И рады уйти.

Неужели те самые, с уничтоженного кладбища? Да что там какие-то кости. Они же Настю нашли!

– Настя! – позвала Ника. – Это ты?

Игни фыркнул и, закатив глаза, покачал головой. Весь его вид красноречиво говорил: «Что за идиотка?»

Босая девушка медленно повернула голову на звук.

Лица не было.

Вместо него – длинный костяной клюв, крючком загнутый вниз. Шершавая черная кожа, отверстия для глаз. Маска! Всего лишь маска… Зато глаза в прорезях – вполне человеческие. Блестящие. Безразличный взгляд.

– Настя, ты меня слышишь? – Ника искоса взглянула на Игни и сделала шаг вперед. – Где ты была все это время?

Клюв качнулся из стороны в сторону: нет.

Ника догадалась.

– Ты, что, говорить не можешь?

То же молчаливое отрицание. И радость от встречи схлынула так же быстро, как появилась.

Что-то не так.

Найденная и, как казалось, спасенная Настя Ткачук не бросилась им навстречу. Она осталась стоять на месте. Снова отвернулась. Распахнула объятия для призраков обветшавшей гостиницы. Склонила вниз голову в странной птичьей маске.

И исчезла.

В опустевшем коридоре остались только Ника, Игни и вороны. «Ночная душа» не сводил с птиц глаз. Те, казалось, так же пристально таращились на него.

– Зато теперь мы знаем, что за хрень такая Птичий Пастырь, – прошептал Игни. Словно вороны на люстрах могли подслушать.

– Да, – в тон ему произнесла Ника. – Горан Карпович тоже про него говорил.

– И если сейчас мы видели вторую пропавшую девушку, то логично предположить, что на водокачку за Есми приходила первая. Она тоже была Пастырем. А потом перестала.

На Ксюшу идею не распространил. И на том спасибо.

– Она разбилась… из-за этого?

– Видимо. По ходу, Пастыри нужны, чтобы забирать Есми. Сразу много, – рассуждая так, Игни одновременно попытался пятиться в сторону лестницы. Птицы взволновались. Словно им это не понравилось.

– Кому могло понадобиться столько Есми? – прошептала Ника. Она замерла, боясь пошевелиться.

Игни тоже оставил попытки к бегству.

– Кому могло понадобиться? Ну, например, такому же как я… – медленно сказал он, по-прежнему разглядывая пернатых. И неожиданно заключил: – А ведь эти ребята нас отсюда не выпустят. Они охраняют тех, кто еще остался в подвалах. Охраняют… от нас.

– Передай им, что нам ничего не нужно! – пискнула Ника.

– Как только, так сразу.

Игни менялся на глазах. Взялся за рукоятки кистеней за плечами, подобрался, как перед прыжком, замер. Кажется, даже дышать перестал. Но главное – он улыбался. С неподдельной радостью. Как игрок, получивший долгожданный выигрыш. Как узник, выпущенный на свободу.