— Э-это все, что у меня есть, — прошептала я.
Хватка мужчины сместилась — от волос к горлу. Его пальцы сжали мою шею, перехватывая дыхание.
— Лучше бы ты не врала, сука. Потому что если здесь нет больше денег, я возьму свое другим способом.
Меня охватила дрожь, я судорожно пыталась вдохнуть.
— Я каждый день отношу деньги в банк, — прохрипела я.
Его хватка стала еще сильнее, и в следующий миг он резко развернул меня и со всей силы прижал к прилавку. Острая, обжигающая боль вспыхнула внутри, и я на мгновение ослепла.
— Я сам все найду, сука.
В свете кухонных ламп что-то блеснуло за его спиной. А потом это что-то со всей силы ударило меня по лицу.
Боль заполнила собой все. Каждый миллиметр моего тела. Мир вокруг исчез, и я провалилась в долгожданную пустоту.
31
Коуп
Телефон звонил уже в который раз, пока я прижимал трубку к уху так крепко, будто от этого зависело, ответит ли Саттон. В ответ я снова услышал ее голос — только не живой, а записанный в автоответчике. Такой светлый, радостный... Полная противоположность той тревоге, что сейчас разрывала меня изнутри.
Я посмотрел на часы, сбросил звонок. Она должна была вернуться домой почти час назад. Лука уже давно спал наверху.
Живот скрутило от дурного предчувствия, и я набрал другой номер. Арден ответила на третий гудок, ее тяжелая музыка тут же оборвалась.
— Надеюсь, это важно, я только что вошла в поток.
В ее голосе сквозила раздраженная нотка, но я не обиделся. Знал, как сильно она меня любит, раз вообще ответила в такое время — вечер был ее любимым временем для работы.
— Мне нужно, чтобы ты приехала ко мне домой.
— Что случилось? — спросила Арден, и я уже слышал, как она встает, щелкает пальцами, чтобы ее здоровенный пес Брут пошел за ней.
— Саттон должна была вернуться из пекарни час назад. Она не отвечает на звонки. — Я слышал напряжение в собственном голосе и знал, что Арден тоже не могла его не заметить.
Она замолчала на мгновение, и я услышал хруст гравия под ее ногами, пока она выходила из мастерской.
— Наверное, просто увлеклась. Когда работаешь с вдохновением, легко потерять счет времени.
Господи, как же я хотел верить, что дело только в этом. Я видел Саттон за работой: когда она творила, остального мира для нее просто не существовало.
— Наверное, так и есть.
Но даже в своих словах я слышал сомнение. Она всегда предупреждала меня, если задерживалась. А в голове крутились мысли о темных дорогах от города до моего дома, без единого фонаря. И о том, что Тедди потребовалось куда меньше времени, чтобы погибнуть.
Я схватил ключи с кухни и пошел к двери. Когда открыл ее, заметил движение сбоку. Арден выходила из-за дома с фонариком в руке, волосы собраны в небрежный пучок, одежда заляпана краской и бог знает чем еще. Брут, огромный кане-корсо, шел рядом, его голова доходила ей до талии.
— Где мой парень? — спросила Арден.
— Спит наверху.
Она кивнула:
— Я возьму перекус и посижу с Брутом. Остались остатки?
Я знал, что она делает — пытается разрядить обстановку, будто волноваться не о чем.
— В холодильнике — спагетти с фрикадельками.
Она улыбнулась:
— Вот это я понимаю, плата. Я как раз голодная.
— Ты вообще сегодня ела? — прищурился я. Она была известна тем, что могла забыть про еду, увлекшись работой.
Арден сморщилась:
— Кажется, я пропустила завтрак.
— Ешь, — велел я. — Я вернусь максимум через час.
— Напиши мне, когда найдешь Саттон, хорошо? — попросила Арден.
Сам факт, что она это сказала, говорил о том, что она тоже начала волноваться. А это еще сильнее подстегнуло тревогу.
Я кивнул и направился в гараж. Уже через несколько минут я выехал с участка и доехал до города втрое быстрее, чем следовало бы. Если копы захотят выписать штраф, пусть подождут у пекарни.
Фары осветили внедорожник Саттон, припаркованный за зданием. Я заметил заднюю дверь — она была приоткрыта, как будто ее не закрыли как следует.
Я схватил телефон и заглушил двигатель. Пальцы дрожали, пока я набирал номер Трейса. Он ответил на второй гудок:
— Эй, Коуп...
— Я у пекарни. Саттон опаздывает и не берет трубку. Задняя дверь открыта...
— Сиди в машине, — резко приказал Трейс. — Я высылаю наряд, сам еду.
— Ты же знаешь, что я не смогу ждать, — сказал я, уже подойдя к двери.
— Блядь, Коуп. Ты не знаешь, что там внутри.
Мне было плевать. Я знал только одно: там была Саттон. В голове проносились тысячи вариантов — ни один из них не сулил ничего хорошего.
Примерно треть лампочек в пекарне горела, создавая странные тени, из-за которых все казалось чужим и зловещим. Кантри-баллада, звучавшая из колонок, резала слух, совсем не подходя к происходящему.
Я крался по коридору, сканируя помещение. Трейс на другом конце линии требовал отчета о ситуации.
Я обвел взглядом кафе, но не увидел ни души. Тогда направился к прилавку. Там, за ним, шкафчики были раскрыты, а их содержимое разбросано по полу. Сердце больно дернулось, я ускорил шаг, обогнув витрину с десертами.
И тут замер.
Кровь застыла в жилах, когда я увидел Саттон, лежащую на полу. Ее кожа была пугающе бледной, от привычного золотистого сияния не осталось и следа. Единственным пятном цвета была темно-красная полоса на виске.
Этот цвет вернул меня в движение. Я закричал Трейсу, чтобы срочно вызывал скорую, и бросился к ней, уронив телефон на пол. Упал на колени, чувствуя, как они гулко ударились о деревянный пол, и потянулся к ее шее. Затаив дыхание, прижал два пальца к ее коже, молясь, чтобы почувствовать хоть что-то. Хоть малейшее биение.
Когда под пальцами отозвался слабый пульс, я выдохнул так резко, что воздух резанул изнутри.
— Саттон, — прохрипел я.
Ответа не последовало. Тогда я заметил красные отметины на ее горле — очертания пальцев. Волна ярости вспыхнула во мне, но я осторожно убрал ее волосы с лица.
— Саттон, малышка, давай, открой глаза. Пожалуйста.
Сердце сжалось от ее бледности и крови на виске. Я понятия не имел, что делать. Если бы здесь были Трейс или Шеп, они бы знали. Они прошли курс первой помощи, а я... я просто идиот, который когда-то играл в хоккей.
Послышались сирены. Это хорошо. Помощь уже близко. Главное — чтобы она держалась.
Я провел большим пальцем по ее щеке:
— Давай, Воительница. Борись. Ради меня. Ради нас.
Под ее веками что-то дрогнуло, словно она пыталась открыть глаза.
— Вот так, Воительница. Покажи мне свои ледяные глаза. Эти бирюзовые глубины, в которых я мог бы утонуть.
Теперь веки дрогнули сильнее, подстраиваясь под бешеный ритм моего сердца. И вот они распахнулись. Саттон тут же зажмурилась от света и тихо застонала.
— Все хорошо. Ты в порядке, — сказал я, скорее убеждая себя, чем ее.
— Коуп? — хрипло прошептала она.
— Я здесь. Держу тебя. Помощь уже в пути.
— Что случилось? — прохрипела она.
Я не мог ответить на этот вопрос. Но я найду того, кто это сделал. И он заплатит.
32
Саттон
Болело все. Как тогда, когда я каталась на волнах в Мэриленде и врезалась в скалы. Только сейчас ко всему добавилась самая ужасная мигрень в моей жизни. Я, наверное, должна была быть благодарна за то, что свет в палате приемного покоя хотя бы приглушили. Но это произошло только после того, как Коуп зарычал так, что медбрат, кажется, чуть не обмочился.
У меня было ощущение, что именно благодаря Коупу нас определили в отдельную палату с дверью, а не в одну из тех, что отделены только занавеской, как у большинства пациентов. Но я не жаловалась. Меньше шума, меньше света.